Я лежал на постели и смотрел телевизор, когда раздался телефонный звонок. На часах было половина второго ночи.
— Чарли, ты не спишь? — спросила Сьюзан как ни в чем не бывало, будто наступило время для коктейлей.
— Нет, смотрю телевизор.
— Ты что-нибудь слышал о Гарри и Клариссе?
— Нет, а что с ними?
— Ну, как же! У них разрыв. Он выставил ее вон!
— Почему?
— Потому что нашел новую игрушку для постели.
— И что?
Сьюзан помолчала и, судя по звуку, выдохнула дым сигареты.
— А знаешь, из-за чего он ее выгнал? Она пыталась заставить его заниматься любовью, когда у нее была овуляция. Она хотела забеременеть. Кошмар, да? Захотеть ребенка от такого монстра!..
— Откуда он узнал, что у нее овуляция?
— Оттуда, что нашел градусник у нее под подушкой. Это все знают, милый.
— Я не знаю.
— Ну, ты, вероятно, единственный в своем роде.
— Ты тоже держишь градусник под подушкой?
— Я? Нет. Я интересуюсь карьерой, а не детьми. На это у меня еще останется время.
— Думаю, Кларисса просто хочет найти себе мужа.
— Ты что-нибудь слышал об Олимпии Веблен?
— Нет, а с ней что?
— Летает теперь на Фаркуар. Это слишком!
— Почему?
— Потому что она была жалкой садовницей. Можешь себе представить?
— Она была садовницей? — Да.
— Так это Веблен ее окрутил?
— Ни черта! Ему просто нужна была домработница.
— И?..
— И ей повезло! Ты уверен, что не спишь?
— Вполне. А где ты находишься?
— В Бразилии. Снимаюсь у Петера Линдберга.
— О да, я слышу потрескивание камер.
— Не ври, я здесь одна.
— Правда?
— Ну, может быть, и не совсем одна…
— И как, весело?
— Хорошая музыка, интересная архитектура, но вообще я скучаю. А ты один?
— Как всегда.
— А я тут о тебе рассказывала. Я не знал, что сказать ей в ответ.
— Ты скучаешь по мне?
Мне не хватило сообразительности придумать приятную ложь.
— Ты слишком много пьешь шампанского.
— Нет, Чарли, просто мне одиноко ночью, как иногда бывает одиноко каждой женщине.
Она отключила телефон. Я пожалел о своей глупости. Продолжил смотреть фильм про какую-то красавицу агентессу, вынужденную работать и на англичан, и на нацистов. Похоже, я смотрел этот фильм уже в десятый раз и все равно находил в нем что-то увлекательное. Причина была в одной из героинь, которая очень сильно напоминала Мисс. У нее была такая же деловая хватка, острый ум и крайняя беспринципность на словах, но в реальной жизни она соблюдала кодекс чести. Мои мысли постепенно продвигались от образа к вопросу о гетеросексуальности Роттвейлер. Можно было не сомневаться в том, что ее ориентация вполне традиционная, но вряд ли она относится к людям, способным презирать или ненавидеть других за гомосексуальные наклонности. Она слишком разумна для этого и практична.
Я сам не заметил, как заснул. Мне приснилась Сьюзан, которая была двойным агентом: англичан и нацистов. Странный сон. Казанова в нем носил форму СС, а Роттвейлер руководила одним из отделов разведывательного управления.
Телефон зазвонил снова, когда только начало светать.
— Чарли, быстрее приезжай ко мне!
Невозможно не узнать истерический голос Зули.
— Что такое?
— Мне нужна помощь!
— Ты знаешь, который час?
— Я ударила Люп телефоном. По-моему, она мертва.
— Скоро буду.
Люп была помощницей Зули последние восемь месяцев. Так долго у Зули еще никто не задерживался — своего рода рекорд, но хорошо оплачиваемый. Однако и опасность, которой подвергался всякий, кто занимал эту вакансию, тоже была немалой — в гневе Зули пускала в ход от туфель и зонтов до тяжелых хрустальных ваз. И надо признать, в минуты недовольства и раздражения она была почти неуправляема.
— Это какое-то помутнение рассудка, — пробормотала Зули.
Пожалуй, она сказала правду единственный раз в жизни.
У меня были ключи от ее дома в Уэст-Виллидж. Вообще-то ключи у меня были не только от ее жилища, но и от дверей апартаментов около дюжины моделей на тот случай, если им немедленно потребуется моя помощь. Случаи могли быть самые непредвиденные — от мелкой ссоры до передозировки или попытки суицида.
Входя в дом Зули, я готовился к худшему. Но к счастью, обнаружил Люп живой — она сидела в гостиной и потирала голову, а Зули рыдала в спальне.
— Что произошло? — Я старался говорить успокоительно-отеческим тоном.
Зули бросилась в мои объятия и разрыдалась еще сильнее.
— Она отгладила мои джинсы! Эта идиотка утюжила мои джинсы! Они теперь совершенно испорчены! Мои любимые джинсы! Какой кретинке пришло бы в голову гладить джинсы?
— Пойдем, проведаем Люп, — вздохнул я, — с ней все в порядке, надеюсь.
— Нет! — завопила Зули. — Я больше не хочу ее видеть, пусть убирается!
Я осторожно помог Зули дойти до кресла и, прижав ладони к ее щекам, посмотрел ей в глаза. Она все еще сотрясалась от рыданий.
— Зули, — произнес я ей совсем тихо, — ты ведь не хочешь снова попасть в тюрьму?
Она потрясла головой.
Люп, очень симпатичная мексиканка двадцати двух лет, была прекрасной помощницей. Она одна могла выполнять работу секретарши, повара и прачки и трудилась усердно. Двадцать четыре часа в сутки она была на ногах, едва-едва успевая передохнуть и отоспаться. На месте Зули я причислил бы эту женщину к святым за терпение и скромность.
— Ты даже мне спасибо не говоришь за все, что я делаю! Сучка! — Таких слов от религиозной и тихой Люп я не ожидал. — Я не твоя рабыня, я свободный человек!
Зули вдруг перестала плакать, словно вдумываясь в значение слова «сучка», а затем снова тихонько захныкала, сжав мою руку.
— Я не знаю, не знаю, почему она стала это делать… горничная ушла, потому что ей надо было пойти… на какие-то похороны…
Люп, не глядя на Зули, обратилась ко мне:
— Умер муж сестры Бланки!
— Да! — вспомнила Зули.
Люп посмотрела на нее с негодованием:
— Ты его знаешь. Он устанавливал твою сантехнику и прочищал ее, просто так, даром! Даже денег не взял с тебя! — Она перевела взгляд на меня: — Бедный Жозеф, его убил грабитель.
Зули наморщила лоб от отчаяния.
— Он устанавливал мою сантехнику?
— Твою! Потому что ты никого больше не хотела пускать! А когда он ее чистил, то вытащил кучу тампонов! — Люп добавила еще несколько слов по-испански.
Я раньше не замечал, насколько привлекательна и симпатична Люп. Гнев оживил ее лицо и дал проявиться ее настоящему южному темпераменту.
— Я никогда не кидала тампоны в унитаз. Кто-то пользовался моим туалетом! Может, ты… ты, корова!
— Вы сядете в тюрьму, мисс Зули…
Я дотронулся до спины Зули и почувствовал, как напряглись ее мышцы. Она перестала рыдать. И тут же на ее лице появилась почти по-детски робкая улыбка. Конечно же, она не была искренней и скрывала свою ярость и агрессию.
— О, Люп, милая, ты же знаешь… я люблю тебя. Я не хотела обидеть…
— Но все же вы это сделали. Посмотрите на мое лицо. Я иду звонить в полицию. Скоро вы снова окажетесь на скамье подсудимых. Я докажу, что это вы меня били.
Я невольно улыбнулся, выслушав ее угрозы, но, видя, что она и, правда, очень взвинчена, перешел на серьезный тон.
— Простите, Люп, — заговорил я, отстранившись от Зули, — я не хотел вас задеть. Разрешите взглянуть на ваши ушибы…
Зули рухнула в кресло и уставилась на нас. Я осмотрел голову девушки. На ней была большая шишка, точно такая же, как у Тайсона после драки. У Майка Тайсона.
Люп подняла телефон с пола и принялась набирать номер полиции. Но то ли от удара об пол, то ли по какой-то иной причине аппарат не работал.
— Я найду другой! Вы пойдете в тюрьму! Мисс Неблагодарность!
Я снова едва не рассмеялся. Зули словно окаменела в кресле. Я прошел следом за Люп в коридор.
— Люп, вам лучше немного успокоиться и сходить к врачу. У вас может быть сотрясение мозга, это опасно.
— Я хочу вызвать полицию. Опасна мисс Зули, а не сотрясение!
Я отвел ее на кухню, достал лед из морозилки и приложил к шишке, завернув в полотенце.
— Вы еще успеете вызвать полицию, но сейчас покажитесь врачу.
Мне кое-как удалось уговорить ее поехать со мной, и я вернулся к Зули. Она по-прежнему сидела в кресле, курила и читала статью о самой себе в «Вог».
— Никуда не ходи, — велел я ей.
Я вызвал такси и отвез Люп в больницу. Она долго не могла успокоиться.
— Красотка сядет в тюрьму на этот раз!
Разумеется, восемь месяцев дурного обращения способны истощить даже ангельское терпение. Я снова откинул ее волосы, чтобы посмотреть на шишку, и вдруг, взглянув ей в лицо, подумал, что она очень хорошенькая. И не просто хорошенькая, а восхитительная.
— Мне кажется, вам не так уж хочется засадить ее в тюрьму всерьез, — заметил я.
— Нет, хочется. Ей там самое место. Если я это не сделаю, она убьет кого-нибудь в один прекрасный день.
— У меня есть идея получше. Как насчет того, чтобы ваше фото появилось на обложках модных изданий?
Люп уставилась на меня в недоумении.
— Это не шутка, вы очень красивая.
— С ума сошли? Я хочу нормально закончить колледж.
— Вы это успеете сделать. Знаете, я думаю, вам бы очень пошел стиль женщин Гойи.
— Гойи? — Она смотрела на меня в растерянности. — Вы это серьезно?
— А почему нет?!
Люп все еще хмурилась, когда мы подъехали к дверям клиники.
Женщина-врач осмотрела ее голову.
— Как это произошло?
— Я снимала вазу с полки и уронила, — солгала Люп.
Доктор посмотрела на меня с подозрением. Неужели я похож на человека, способного ударить женщину?
— Подождите за дверью, — велела врач.
Я удалился, а через минуту вышла и Люп. Она смеялась.
— Вас приняли за моего бойфренда.
— Серьезно?
— Да. Она даже не хотела верить, что это не так.
— Лестно…
— Да?
— Вы очень красивая девушка. Любой мужчина был бы счастлив стать вашим другом.
Она покраснела от смущения.
— Что бы вы ни говорили, Чарли, но вы не любой мужчина, а очень хороший.
Люп не стала звонить в полицию. Сотрясения мозга у нее не оказалось. Однако это означало, что мне предстоит искать для Зули новую жертву, потому что Люп отныне начинает восхождение по пищевой пирамиде фэшн-бизнеса, или, говоря проще, карьеру модели.
Зули очень своеобразным способом решила вознаградить меня за помощь в разрешении конфликта с Люп.
Взявшись утром за свежую «Нью-Йорк пост» и попивая кофе, я успел прочесть все спортивные новости и свой гороскоп на грядущую неделю, когда мне попался на глаза вызывающе жирный заголовок на страницах, посвященных сплетням.
Под заголовком следовал текст, в котором сообщалось, что Эрзули Стюарт покидает «Мейджор моделз», чтобы перейти в агентство Казановы, потому что потеряла сто тысяч долларов из-за некомпетентности и небрежности… чьих? Моих!
Я преподносился «жалким грабителем моделей из Йеля». Оказывается, будучи брошенным Зули ради тореадора, о котором прежде никогда не слыхивал, я решил отомстить тем, что отбил у нее заказ на съемки и передал его Джани, нашей новой модели-африканке.
Немыслимая откровенная ложь, поскольку Джани работала в агентстве только полгода и еще ни одного крупного заказа у нее не было, все об этом знали.
Зули очень ревностно относилась к любой нашей попытке завести в агентстве еще одну модель африканского или афроамериканского происхождения. Мы только и следили за тем, чтобы между новенькой и нашей дивой не случился конфликт. Джани, правда, была совсем черная, не то что мулатка Зули. Кроме того, в статье говорилось, Зули жила в страхе передо мной, поскольку всем хорошо известна моя склонность к насилию и мстительность.
В статье не было упоминания о Роттвейлер. Про Кару и Сьюзан как про основных участниц нашего триумвирата говорилось, что они тоже намереваются перейти в агентство Казановы, поскольку оно, без сомнения, становится самым успешным и крупным в Америке. Особенно заметен был почерк Зули в том, что говорилось о планах Кары и Сьюзан, поскольку она всегда соперничала с ними и наконец, решила поквитаться. Вероятно, сочинение этой сплетни сильно ее позабавило. Она достаточно напридумала для того, чтобы скрыть истинную причину ухода — историю с Люп. Зули была категорически против того, чтобы девушку приняли в когорту латиноамериканских моделей. Она бы предпочла избавиться от нее раз и навсегда.
Я мог понять мотивы ее злобы — Люп стала бы постоянным напоминанием Зули, что она могла оказаться за решеткой или по крайней мере на скамье подсудимых. Но в то же время и я, спасший Зули от этой участи, стал для нее объектом неприязни, напоминающим ей о том, что она в долгу передо мной. Зули была любовницей Казановы, и он всегда стоял за ее спиной. Но что меня действительно удивило — то, что они взяли ее обратно, хотя когда-то фактически выставили вон за непрофессиональное поведение.
Еще до полудня мне довелось услышать комментарии Сьюзан и Кары.
Кара позвонила первой.
— Это жалкий грабитель моделей из Йеля?
— Он самый.
— Мне следует опасаться, что ты меня ограбишь, или ты грабишь только самых скандальных моделей?
— Конечно, и только самых бессовестных.
— Чарли, ты ужасный тип! Не удивляюсь, что Зули больше не могла тебя терпеть. Ты, наверное, такой извращенец…
— Безусловно, и к тому же склонный к насилию. Ну а как остальные модели «Мейджор»? Собираются последовать за своим лидером в объятия Казановы?
Я прислушивался к тому, как Кара глотала свой аюрведический чай.
— Чарли, я похожа на человека, который добровольно отправится на борт «Титаника»?
— Она твоя подруга.
— Это условность. Мы похожи только тем, что обе со странностями. Но я тебя поздравляю, избавиться от нее — большая удача.
— Не зарекайся. У Зули остался мой телефонный номер.
— О, можешь не рассчитывать на это. Она уже нашла того, кто теперь будет таскать ее багаж вместо тебя.
Воцарилась долгая пауза.
— Забавно, что из нас троих ты выбрал именно ее.
Мне не нравился этот тон и эти замечания, но виду я не подал.
— Я не выбирал. У меня не было выбора.
— О нет! Выбор есть всегда, Чарли! Помнишь, был такой великий еврейский писатель, он сказал…
— Он что, единственный еврейский писатель?
— Нет, но у него очень показательное имя…
— Зингер[45]?
— Да. Он говорил: «Мы должны верить в свободу воли, потому что у нас нет выбора».
— Я бы с этим не согласился.
Сьюзан разбудила меня спустя полчаса. Она находилась в Японии, где открывалась целая сеть фитнес-клубов с брэндом, в котором использовалось ее имя. Довольно странная прихоть, поскольку единственный вид спорта, который она не игнорировала, — погоня за такси, когда в нем была срочная необходимость. Во все существующие клубы она ходила только ради того, чтобы выпить и посидеть за столиком или на диване.
— Привет, великий грабитель! — услышал я.
— Который час?
— Не знаю даже, какой сегодня день!
— Думаю, сегодня День установления государственного флага[46], — промямлил я в ответ, все еще не проснувшись.
— Я что, тоже вроде собираюсь перейти вслед за Зули к Казанове?
— Да, так за тебя уже решили масс-медиа.
— Ну, это преувеличение. В настоящее время я способна следовать только за Фудзиварой, потому что выпила три порции сакэ и без его поддержки шагу ступить не смогу.
— Кто это?
— Один хороший парень, спортсмен.
— Мне стоит приревновать?
— Он тебе едва до пояса достает. А мне стоит приревновать к Зули? Уж больно интимно она о тебе отзывалась в своей сплетне.
Я рассказал ей историю с Люп.
— А эта малышка Люп не промах, горячая штучка, Чарли. Ты ведь с ней не спишь, нет? А то я приревную.
В это время связь прервалась. Раздался еще один звонок. Это была Ротти.
— Ты читал «Пост»?
— Который час?
— Шесть. Ты спишь?
— Уже нет.
— Хорошо. Сегодня суббота. Отличный день для рисования.
— Да, я читал «Пост».
— В понедельник мы обедаем с «Вог». Отведем туда Джани, думаю, она уже готова.
Это был единственный комментарий Ротти по поводу утраты Зули.
К тому времени, когда мы закончили разговор с Мисс, Сьюзан уже отправилась по своим делам и не могла мне перезвонить.
Следующий звонок меня не на шутку удивил.
— Чаррррлиииии… — проворковала Зули. — Чарли, это я.
Я не ответил.
— О, скажи мне, Чарли, ты больше не сходишь с ума от Зули? Ты больше не хочешь верить, что я любила тебя? Послушай, из-за ухода с меня требуют компенсацию по распоряжению Хелен… И я не могу отказать им… Ну ответь же что-нибудь, Чарли, ты меня нервируешь!
— Ты знаешь мою позицию, — произнес я, наконец.
Не хочу потерять работу или дождаться, чтобы мне сломали шею.
— Чарли, это же незаконно. Я ожидала от тебя большего. Не представляешь, сколько гадостей мне наговорила Люп.
— Что? Она тебе звонила без разрешения?
— Какого еще разрешения?
— Обычного. Она должна знать свое место.
— Ну, это твои слова, заметь. Подожди минутку.
Несмотря на холодный прием с моей стороны, она все равно перезвонила через несколько минут.
— Привет, Чарли…
— Да, я слушаю…
— О, я извиняюсь, это Данте звонил с Капри.
— Серьезно?
— Я говорила с ним о тебе.
— Ну, это вряд ли.
— Нет, говорила! Ты особенный…
— Моя мама тоже так считает.
— Во всяком случае, Данте сказал, что хотел бы поговорить с тобой.
— Допустим, я неплохой слушатель. Но чего ради я должен слушать, что он мне скажет?
— Глупый, он хочет поговорить о деле. Милый, послушай, это ведь шанс! Ты сейчас никто и ничто, а можешь…
— Ты позвонила, чтобы сказать очередные гадости?
— Чарли, я скучаю по тебе. Погоди, не вешай трубку!
Но я не стал ждать и отключил телефон.