— Знаешь, ты самое жуткое существо из всех, кого я встречала. Страшнее упыря или даже инквизитора.
— И тебе доброе утро, Камила, — ровно ответил Фрэнк, продолжая размеренно орудовать шпателем.
Фанни оглянулась на них, сверкнув улыбкой. А вот Фрэнк оборачиваться не стал: Камила терпеть не могла встречаться с ним взглядом. Можно подумать, у нее какие-то там невообразимые секреты.
Еще несколько лет назад Фрэнк наверняка бы развернулся и взглянул прямо в глаза человеку, решившему ни с того ни с сего испортить ему настроение. И тогда тот сам бы выпалил ему самое сокровенное, самое стыдное. Теперь все было иначе: Фрэнк больше не был изгоем, и ему приходилось… как это там? Социализироваться, вот. Тэсса действительно во что-то такое верила… в дух общины или вроде того.
Камила точно знала: любые злобные нападки сойдут ей с рук. Так маленький котенок кусает за хвост большого пса в твердой уверенности, что не огребет тяжелой лапой по глупой башке.
— Я составляла каталог наших фриков… — продолжала меж тем эта женщина.
— Что ты делала? — растерялась Фанни.
— Работала над диссертацией, — рявкнула Камила нетерпеливо, — и вдруг поняла, что это Фрэнк во всем виноват.
— Правда? — удивился он.
В бывшем пансионате, который они теперь переоборудовали под будущий детский приют, гуляли сквозняки. Все окна были нараспашку, но запах краски впивался в одежду, драконил ноздри, царапал нервы. Вот уже вторую неделю ярко светило солнце, а это значило, что скоро кому-то из них придется проявить немалую смекалку, пытаясь выжать из Одри слезу. Девчонка в последнее время просто лучилась хорошим настроением, грустные фильмы ее больше не брали, и Тэсса назначила дежурство. Фрэнк попытался вспомнить, чья очередь расстраивать Одри, и с облегчением сообразил, что не его.
— До того как ты тут появился, в нашей дыре было спокойно, — гнула свое Камила, занудная, как репей. — Тэсса просто целыми днями пялилась на море и время от времени дрыхла в конторе. Все, на что она была способна, — это держать под рукой одеяло, чтобы утихомирить нашу баньши. А теперь посмотри-ка на нас!
Фрэнк польщенно улыбнулся. По правде говоря, он не думал, что больно-то повлиял на Тэссу, но, может, и повлиял. Они оба со всем усердием влияли друг на друга, а прошлой ночью даже три раза.
— Ох, милая, — Фанни слезла со стремянки, посмотрела на свои перепачканные краской перчатки и передумала обнимать их злюку. Вместо этого она ласково заворковала на расстоянии: — Я полностью разделяю твои чувства. Все мы любим Нью-Ньюлин…
— Да что ты? — неприязненно процедила Камила.
— И все мы страшимся перемен, — с непреклонной добротой продолжала Фанни, — но, уверяю тебя, приют ничего не испортит…
— Дети! — взвизгнула Камила. — Они же будут повсюду! Маленькие гаденыши, которые бог знает на что окажутся способны! Будто мало нам этой паршивки Мэлоди…
— Что она опять натворила? — всполошилась Фанни.
Две рыжие близняшки-подростка прибыли в Нью-Ньюлин несколько месяцев назад вместе со своей тетей, сломленной навалившимися на нее заботами. Джулия преподавала в университете и была полностью довольна жизнью, но в один прекрасный день обнаружила на своем пороге близняшек, сидевших на чемоданах. Два злобных щеночка, брошенных своей мамашей.
Фрэнк понимал Мэлоди лучше, чем кто-либо. Его собственной мамочке просто некому было сплавить такого неудобного ребенка, как он, а не то она всенепременно бы это сделала. Его младший брат Алан был солнышком и лапочкой, а Фрэнк… ну, его взгляд пугал людей с раннего детства, а люди ненавидят тех, кто их пугает.
Все люди, поголовно, — кроме жителей Нью-Ньюлина. Этих было не так просто напугать. Эти и сами могли устрашить кого угодно.
— О том, что натворила мерзавка Мэлоди, я доложу нашему шерифу, — холодно уведомила Камила. — Где она, кстати, шляется? Почему в конторе торчит Холли и вместо того, чтобы принимать заявления, стенает и вздыхает похуже привидения?
Фрэнк хмыкнул. Холли, чокнутый художник, которого Тэсса почему-то любила и баловала, был совершенно невыносим со вчерашнего дня. А все из-за Мэри Лу и ее разбитого сердца. Ну бросил тебя жених перед свадьбой, почему бы просто не пострадать молча? Так нет же, кудрявая пекарша нуждалась в компании несчастных. Вот почему она громко и с выражением прочитала статью, где о Холли писали как «об одном из талантливых современников».
А ведь они просто зашли в «Кудрявую овечку» поужинать.
«Талантливый современник? — завопил Холли, не веря в такую черную неблагодарность со стороны человечества. — Один из? Да я же гений, и светоч, и…»
Дальше Фрэнк не слушал, предчувствуя тяжелые дни. И действительно, с утра Холли напялил один из рабочих свитеров Фрэнка и отправился в контору «просиживать штаны, как и остальные бездари».
Тэсса от такой оценки ее профессиональной деятельности только пожала плечами — будучи мэром и шерифом Нью-Ньюлина, она давно привыкла к критике.
— Она внизу, на пляже, — сообщил Фрэнк Камиле, по-прежнему не глядя в ее сторону, — ругается по телефону с Алисией… ну, теткой из администрации графства. Кажется, нам пытаются подсунуть некачественных учителей.
— Некачественных учителей? — скептически фыркнула Камила. — Что с ними не так? Образованность из ушей не капает?
— Слишком нормальных, — пояснила Фанни.
— Да-а, — с неопределенной интонацией протянула бывший редактор «Расследований Нью-Ньюлина». — Нормальные тут не выживут, это уж точно.
Фрэнк промолчал, прислушиваясь к диковинному звуку — урчанию мотора. Была среда, а по средам Кенни сроду не ездил за товарами. Кому бы понадобилось заводить автомобиль в такой погожий день? Ехать местным жителям было некуда и незачем.
Не сговариваясь, Камила и Фанни прыснули к выходу: в Нью-Ньюлине никогда ничего не приключалось, а когда приключалось, то всем страсть как хотелось поглазеть на это из первого ряда.
Фрэнк чуть помедлил, а потом, посмеиваясь над собой — никогда он не страдал любопытством, откуда что взялось, — как можно неспешнее пошел следом.
А вдруг и правда что-то приключилось?
***
На поляне перед пансионом стоял потрепанный автомобиль, такая же древняя колымага, как и пикап Фрэнка. Однако парень, который из него вывалился, не стремился поддаваться тлетворному влиянию бедности. Было в нем что-то театральное: слишком жгучие черные волосы, слишком густые брови, слишком яркая рубашка. Казалось, он вот-вот выдернет из кармана красную тряпку, а из багажника — быка и как начнет матадорить направо-налево.
Прислонившись плечом к дверному косяку, Фрэнк достал из кармана темные очки и нацепил их на нос. Достаточно он за долгие годы наслушался чужих откровений, спасибо, больше не надо. Мало кто хранил в потемках своего сознания что-то доброе и приятное, так что заранее никогда было не угадать, в какую зловонную лужу макнешься.
— Так, — сказал матадор, оглядываясь по сторонам, — и куда я, черт побери, притащился?
— Добро пожаловать в Нью-Ньюлин, — гостеприимно воскликнула Фанни. Последний месяц она практиковала оптимистичную благожелательность и была нежна даже с Камилой, которую всегда терпеть не могла. Это пугало.
Старина Кенни однажды признался, что согласился бы целый год провести невидимкой, лишь бы Фанни перестала улыбаться и рявкнула на него, как раньше.
Но капитан Сид, уставший от воплей баньши, долетавших до аэродрома Лэндс-Энд даже через несколько миль, прислал ей какую-то брошюру — то ли для алкоголиков, то ли для психов, у которых беда с управлением гневом, а то ли для свидетелей Иеговы. Как бы то ни было, Фанни такое вмешательство в ее частную баньши-жизнь приняла близко к сердцу, брошюру изучила внимательно и с тех пор всех раздражала приклеенной к лицу радостью.
— Нью-Ньюлин, да, мой навигатор тоже так считает, — матадор подмигнул Фанни, демонстрируя хорошо прокаченные навыки заправского ловеласа. Фанни была добрейшей душой, именно к ней бежали все, кто хотел выплакаться или пожаловаться на жизнь, потому что никто не мог выслушать и утешить лучше нее. Но с внешностью ей повезло примерно так же, как и Фрэнку. Если он больше всего походил на разбойника с большой дороги с этим своим зверским выражением лица, перебитым носом и шрамами, то Фанни напоминала неумело вырезанного из дерева языческого божка. Слишком грубыми и резкими были черты ее лица. Наверное, поэтому она всегда щеголяла в совершенно невообразимых нарядах, лиловых и оранжевых, зеленых и красных, — лишь бы перевести внимание собеседника на что-то другое. Не на себя.
Высокая и несуразная, Фанни производила сокрушительное впечатление на неподготовленного зрителя. Однако матадор не дрогнул, лукаво и прямо смотрел прямо на нее, чем невольно вызвал уважение.
— Дермот Батлер, — представился он, — артист цирка.
— Ах ты божечки! — всплеснула Фанни руками. — Мой герой-любовник!
— Ого, какая прыть, — восхитился матадор, даже глазом не моргнув.
— Ах, что я несу, — спохватилась она и засмеялась таким грудным колокольчиковым смехом, который заставил бы Кенни стать невидимкой от ревности, — это амплуа… У нас тут некоторым образом театр. Любительский.
— Обожаю любительский театр, — бархатным тоном заверил матадор, и тут вмешалась Камила, которой надоел этот стихийный флирт.
— Эй! — резко произнесла она. — Рассказывайте, Дермот Батлер. Что с вами не так?
Тот недоуменно заморгал длиннющими, будто накрашенными ресницами:
— Простите?
— Не валяйте дурака! — прикрикнула Камила. — Будь вы обыкновенным человеком, Нью-Ньюлин ни за что бы вас не пустил. Он приводит к нам только разных отбросов… Фанни, например, завывает от расстройства так, что чайки сбиваются с курса. Никогда не смотрите прямо в глаза здоровяку за моей спиной, не то вывалите ему всю свою подноготную — и сами не поймете как.
— О, у меня есть теория, — оживилась Фанни, — я думаю, мы рассказываем Фрэнку о себе потому, что на самом деле хотим быть услышанными… Это в нашей природе, дорогая.
Камила не обратила на нее внимания:
— Наш доктор Картер лечит прикосновениями, а мой муж, отшельник Эрл, может от прикосновений умереть. Мэри Лу дышит под водой, Кевин становится прозрачным, когда нервничает, у Милнов во время полнолуния становятся пушистыми уши, чертовы близняшки Красперс умеют двигать предметы взглядом, и крошка Артур туда же… И это я еще ничего не сказала о Джеймсе, мальчике, который ожил!
— А вы? — ничуть не оробев, спросил матадор.
Фрэнк ухмыльнулся. Уж Камила-то была самой обыкновенной, обыкновеннее некуда, только разве что непонятно, как в таком компактном теле помещалось столько злокозненности. Правда, недавно она каким-то образом изменила свою ДНК, породнившись с морским чудищем, — все для того, чтобы выскочить замуж. Это обескураживало: каждый житель деревни с удовольствием бы отказался от своих особенностей, уж очень все это мешало жить в большом мире, а Камила сотворила с собой такое осознанно.
«Вот она, сила любви», — с непонятной грустью заметила Тэсса, и теперь Фрэнк все время спрашивал себя: неужели она тоже хочет, чтобы он сделал что-то великое и глупое для нее? Но что?
— А я, — веско ответила Камила, — прибыла сюда добровольно, отринув соблазны больших городов.
Матадор помолчал, задумчиво щурясь на солнце. Потом улыбнулся, кротко и безмятежно.
— У меня крылышки, — признался он.
— А? — не поверила своим ушам Камила.
— Крылышки, — твердо повторил матадор.
— Какие? — деловито уточнила Фанни. — Прозрачные, как у фей, или огромные, как у ангелов? Хотя это, наверное, вряд ли, как бы вы их свернули, а горба у вас не наблюдается.
— Как у летучих мышей.
— Ой.
— Ага. И я бы, милые леди, не отказался сейчас от ланча. Знаете, дорога сюда меня изрядно утомила. Навигатор водил меня кругами час за часом, и пришлось ночевать в машине, пока утром дорога вдруг не появилась сама собой.
— Конечно, — спохватилась Фанни. — Мэри Лу уже наверняка напекла плюшек и пирожков. Здесь недалеко, я вас провожу.
— А мне следует найти Тэссу и призвать ее к дисциплине, — заявила Камила и понеслась к пляжу. До Фрэнка донеслось ее бормотание: «Крылышки! Ну надо же! Что дальше? Рога и копыта?»
Качнув головой, Фрэнк вернулся в пансион. Стены сами себя не покрасят, знаете ли.
***
Мэри Лу смахнула с глаз слезы и яростно перевернула страницу. Все любовные романы врут! Вечная любовь, держи карман шире. Хоп! — и твой возлюбленный уходит к какой-нибудь Камиле с прямыми волосами, шикарной фигурой и беспощадной стервозностью.
И никто, никто тебе не поможет. А ведь прошло уже несколько месяцев с того дня, как она попросила своего морского родича привести к ней мужчину мечты: молодого, желательно смуглого, итальянского типа. Красивого, с тонкими чертами лица, без усов и бороды. Сладкоежку с хорошим здоровьем и стройной фигурой, высокого и сильного. С приятным и веселым характером, и обязательно чтоб не бабника.
Хотя вот Эрл тоже не казался бабником, а взял и влюбился в другую. Кто поймет этих мужчин? И ведь не лень им дурить головы честным девушкам.
— Милочка, — позвала ее Дебора Милн, — смею напомнить, что мы ждем кофе вот уже десять минут.
Ах чтобы их! Ей осталось дочитать-то всего несколько страниц — хорошо бы дело закончилось не свадьбой, а апокалипсисом.
Звякнул колокольчик над дверью, Мэри Лу подняла взгляд и обомлела: перед ней стоял он. Нет, не так: перед ней стоял ОН. Подводный прадедушка выполнил заказ!
Сомневаться не приходилось, мысленная ориентировка полностью совпадала с оригиналом. Однако битая жизнью Мэри Лу все-таки подозрительно уточнила:
— Эм… здрасьте. А вы сладкое любите?
— Обожаю, — бархатно ответил он и озарился очаровательной улыбкой опытного покорителя сердец.
Надежда, которая за считаные секунды успела родиться и расцвести пышным цветом, с осенним шуршанием осыпалась к ногами Мэри Лу. Вы только посмотрите на эту улыбку! Да это же практически признание в серийном распутстве.
— У нас закрыто, — буркнула она, испытав к незнакомцу острую неприязнь за то, что он посмел заявиться и так сильно разочаровать ее.
— Ну-ну, дорогая, — сказала Фанни, которую Мэри Лу сразу и не заметила, ослепленная этим явлением. — Мы понимаем, что ты в последнее время не в духе…
— Не в духе? — вспылила Мэри Лу. — Это я-то не в духе?! Ну да, не в духе. Все лучше, чем разгуливать с этой твоей блаженностью… да у меня мурашки всякий раз, когда ты тут появляешься. Бога ради, Фанни, ты же похожа на резинового пупса с болванчиковой мордашкой!
Милны ахнули, из подсобки вынырнул Кенни, который притащил муку и сахар, вырос перед Мэри Лу, загораживая собой Фанни. Она возвышалась над ним, как дерево.
— Не стоит расстраивать Фанни, — мягко, но твердо произнес он, и в его глазах появилось что-то стальное, предупреждающее.
Ну конечно! Фанни нельзя расстраивать, потому что когда Фанни расстраивается, то расстраивает всех остальных тоже. А Мэри Лу расстраивать можно, ведь она безмолвна, как рыба.
Красавчик выступил вперед, жадно разглядывая витрину с выпечкой. Их ссора не могла отвлечь его от аппетитных пирожков и пышного торта. Так смотрит на еду только очень голодный человек. И Мэри Лу немедленно устыдилась: что значит ее личная драма, если из-за этого кто-то может остаться с пустым животом.
— Простите, — виновато пролепетала она, — выбирайте, что вам угодно. За счет заведения!
— Ах это, — он прямодушно взглянул на нее. — Очень мило с вашей стороны, ведь у меня совершенно не осталось денег. Как вы думаете, может ли кто-то в этой чудесной деревне предложить работу отчаявшемуся циркачу?
— У него есть крылышки, — в качестве веского аргумента поддакнула Фанни.
Крылышки!
Мэри Лу ощутила головокружение, как перед прыжком воду с большой высоты.
— Может быть, — прошептала она, не веря самой себе, — мне нужен официант.
Конечно, он был ей совершенно не нужен. Пекарня и денег-то никаких не приносила, зарабатывать приходилось на кулинарном блоге.
Но все же ее дела были не настолько плохи, чтобы отказать в помощи отчаявшемуся циркачу.
— У меня есть свободная комнатка на втором этаже, — невероятно гордясь своей щедростью, добавила она, — совсем крошечная, но ведь это лучше, чем ничего.
Все вокруг будто исчезло, пока Мэри Лу смотрела прямо в жгучие глаза незнакомца, но тут раздался резкий голос Деборы:
— Ну а теперь я наконец получу свой кофе?