Где сокрыта библиотека

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Я спала, а золотое кольцо сдавливало мне палец. Я не совсем понимала, откуда я это знаю, но каким-то образом интуиция сработала даже в моем подсознании. Мои руки и ноги стали тяжелыми, словно были чем-то накрыты, и я смутно осознала, что завернута в газовую ткань. Москитную сетку. Прохладный воздух перебирал мои волосы, и я еще глубже зарылась в мягкие подушки, зажмурившись, отчаянно желая остаться во сне.

Клеопатра стояла в слабоосвещённой комнате, перед ней были разложены стеллажи свитков. Ее легкая туника доходила ей до пят и ткань касалась каменного пола теплого оттенка, когда она бродила по комнате в поисках чего-то конкретного. Она брала пергаменты, быстро изучала их и, шипя от нетерпения, один за другим швыряла их в сторону. Она подошла к соседней полке, достала новый свиток, развернула его, и мгновение спустя издала торжествующий возглас. Она находилась ко мне спиной, так что я не могла видеть, что она читает; я попыталась обойти ее, но воспоминание не позволило мне этого сделать. Я была ограничена углом комнаты, как будто целью было показать мне местонахождение документа. Запах пепла и дыма наполнил мои пазухи.

Что-то горело.

Она обернулась ко входу в помещение и к кому-то обратилась, протягивая пергамент. На ее лице не было ни единой морщинки, а волосы были блестящими и темными. Здесь Клеопатра была моложе, чем когда я встречала ее прежде. На ее лице не было и тени усталости от жизни, она не казалась страдающей.

Эта Клеопатра еще не знает, какая судьба ее ждет.

Видение заволокло дымкой. Мои пальцы вцепились в край подушки, и я затаила дыхание, пытаясь удержаться в воспоминаниях. Я что-то разобрала на пергаменте.

Изображение напоминало змею, поедающую саму себя.

Затем Клеопатра словно наугад вытащила еще один свиток, вложила внутрь него второй пергамент и свернула документы, тщательно скрыв найденное. Она забрала оба свитка с собой, и когда она вышла, видение полностью рассеялось.

Я открыла глаза, растерянная и полностью дезориентированная. Рядом со мной зашевелилась спящая Айседора, сонно что-то бормоча и крепче прижимаясь ко мне. Я отогнала сонливость, осторожно приподнялась и откинула сетку. Ковер под моими босыми ногами был прохладным, когда я обогнула ряды ящиков и направилась прямо к узкой раскладушке Уита. Он спал на спине, вытянув длинные ноги, которые свисали вниз. Волосы падали ему на лоб, а челюсть была абсолютно расслабленной.

Во сне он выглядел невинным. Молодой и беззаботный, тот самый Уит, который когда-то смотрел на меня с надеждой и обещанием, которому я могла доверять.

Я опустилась на колени и коснулась его плеча.

Уит дернулся, залез рукой под подушку и извлек что-то блестящее. Холодный, острый край уперся мне в шею, прямо под подбородком. Сонные голубые глаза с намеком на настороженность задумчиво смотрели на меня.

— Это я, — задохнулась я. — Просто я.

Он повернулся на бок и спрятал нож обратно под подушку.

— Я мог перерезать тебе горло.

Я потерла шею.

— Вы — ходячая угроза, мистер Хейс.

Он потер глаза и устало произнес:

— Пожалуйста, не обращайся ко меня так. Мы не незнакомцы. Мы даже не простые знакомые.

— Я должна, — прошептала я.

Уит опустил руки и посмотрел на меня. Даже при плохом освещении я могла разобрать, как он поджал губы и сузил глаза.

— Почему?

— Потому что однажды это все, кем ты будешь для меня, — прошептала я, бросив быстрый взгляд на Айседору. Я не хотела ее разбудить.

Последовало долгое молчание, а затем он откинулся на спину.

— Тебе что-то нужно?

— Меня снова посетило воспоминание Клеопатры, — сказала я, подняв безыменный палец. — Она была занята.

Уит повернул лицо ко мне.

— И?

— Она была в помещении, где отчаянно что-то искала, — сказала я. — Сначала я подумала, что это обычный свиток, но потом она его развернула. На пергаменте была изображена змея, поедающая саму себя.

— Хризопея Клеопатры, — воскликнул он.

— Шшш, — зашипела я. — Не разбуди мою сестру.

Уит закатил глаза.

— Мне наплевать на твою сестру.

Внутри возникло чувство разочарования. Нам необходимо было поговорить об его отношении к Айседоре. Отсутствие доверия и вежливости с его стороны начинало меня раздражать. Именно Уит предал меня, именно он солгал мне. Я почти поднялась на ноги, но видение не отпускало меня, и я знала, что это важно и имеет какое-то отношение к моей матери.

— Выслушай, пожалуйста.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но я подняла руку.

— В какой-то момент внутри воспоминания я почувствовала запах чего-то горящего. Прямо перед тем, как она исчезла, я выглянула наружу и увидела море и часть города. — Я вздохнула, воспоминание было острым и горьким на вкус. — Он был в осаде.

Уит сел и, развернувшись, поставил ноги рядом со мной. Его колено коснулось моего плеча.

— Теперь мне можно говорить? — в его голосе прозвучала едва заметная нотка сарказма.

— Можно, — ответила я.

— Город, который ты видела, должно быть, Александрия, — сказал он. — У Клеопатры был дворец недалеко от воды, и если она унаследовала алхимический трактат и использовала его, то, следовательно, держала его при себе. — Он на мгновение задумался. — Я могу понять, почему она так отчаянно стремилась создать философский камень. Ничто не источает средства так, как война.

— Что это была за война? — спросила я. — Она выглядела слишком юной для сражения при Акциуме.

— Это произошло у берегов Греции, — сказал Уит.

Он был прав. Я вспомнила эту битву, военные корабли, вырезанные в стенах гробницы. Это было началом конца, это событие стало катализатором начала потерь всего, что было ей дорого: престола, детей и, в конечном счете, великой любви в лице Марка Антония. Мурашки побежали по моим рукам.

— Возможно, это было сражение с ее братом, который прибыл в Александрию с войском и намерением отобрать трон у Клеопатры, — продолжил Уит.

— Значит, если алхимический трактат был у нее, она могла попытаться его где-нибудь спрятать. На ее месте я бы не хотела, чтобы он попал в руки моего брата.

— Верно, — сказал он. — Есть около миллиона мест, где она могла спрятать нечто настолько ценное.

— Но, по крайней мере, у нас есть название города, — сказала я. — Хризопея Клеопатры, должно быть, находится в Александрии.

— Как я уже сказал, существует миллион мест, где можно спрятать вещь, — пробормотал Уит.

— Одно место мы можем исключить наверняка, — сказала я. — Королевский дворец. Воспоминание, в котором я оказалась, навело меня на мысль, что она покидала его в спешке.

— Согласен, — он сделал паузу. — И слава богу, потому что дворец находится под водой.

— Что в конце концов случилось с братом Клеопатры? Победила ли она его?

Уит кивнул.

— Благодаря Юлию Цезарю.

Так начался их роман. Я находила ее историю захватывающей, но не могла не думать о маме и о том, что она могла следовать тому же пути, находить те же подсказки.

— Возможно, именно поэтому моя мама уехала в Александрию, — внезапно сказала я, вспомнив наш предыдущий разговор. — Может быть, она все-таки не собирается основывать конкурирующий черный рынок.

— А может быть и то, и другое. Твоя мать — предприимчивая. — Уит сдержанно улыбнулся.

Я, не задумываясь, улыбнулась в ответ. На мгновение повисла тишина, потом еще на одно. С тех пор, как я подошла к нему, в комнате стало значительно светлее, и я могла разглядеть каждую черточку и изгиб его лица. Он смотрел на меня с нежностью, его плечи были расслаблены, локти упирались в колени. Мы оказались в естественной для нас атмосфере товарищества и наблюдательности, которая возникла между нами со дня первой встречи. В него было так легко влюбиться.

И так легко забыть, что он сделал.

Я встала, недовольная собой и раздраженная. Для меня он будет мистером Хейсом и никем другим. Я повернулась, чтобы вернуться в постель и доспать, но он поймал меня за руку.

— Подожди, — сказал он. — Подожди.

Его пальцы грели мою ладонь. Я ненавидела, как мое тело реагировало на это.

— Что?

Он резко отпустил меня, стиснув зубы. Мой тон был резким и ледяным.

— Не хочу показаться грубой, — раздался голос из полупрозрачного кокона посреди комнаты. — Но не могли бы вы двое, черт возьми, быть потише?

— Извини, — обратилась я к ней. — Я не хотела тебя будить.

Айседора зарычала, ворочаясь с боку на бок, пока, наконец, не успокоилась.

— Что ты хотел мне сказать? — спросила я едва различимым шепотом.

— Ничего особенного, — произнес он через мгновение. — Приятных снов.

Это были приятные слова, но я не могла заснуть, как бы я этого ни желала, как бы ни старалась. Все, о чем я могла думать — это нотки отчаяния в голосе Уита и то, как он, казалось, отстранился от меня, воздвигнув стену. Это было именно то, чего я хотела. Он не заслуживал ни моей улыбки, ни моей дружбы, ни каких-либо мыслей.

Но это не мешало мне желать узнать, что он собирался сказать. Не мешало грустить от того, что я никогда не узнаю этого.

Я планировала поездку в Александрию. Конечно, говорить о поездке в Александрию было проще, чем воплотить ее в реальность. Во-первых, когда моя тетя узнала о моих планах, она тут же разрыдалась и убежала из гостиной, чтобы продолжить рыдать в одиночестве в своей спальне.

— Ты умрешь, если будешь думать прежде, чем говорить? — спросила Амаранта. — Я устала расхлебывать твою кашу, prima.

Она произнесла «кузина» таким тоном, словно это было вульгарное, омерзительное слово, и я вдруг вспомнила, что она называла меня примой только когда у меня были неприятности. А они у меня были с тех пор, как одиннадцать лет назад я случайно пролила чай на страницы одной из ее любимых книг. Амаранта умела быть злопамятной.

— Я пытаюсь все исправить, — сказала я. — Я пытаюсь посадить в тюрьму заслуживающего этого человека, чтобы Рикардо и Абдулла вышли на свободу.

То, что случилось с дядей и Абдуллой, довело мою тетю до истерики. К нашему визиту в тюрьму она уже успокоилась, но я знала, что ей было больно видеть его запертым в крошечной комнате.

— И поэтому отправляешься в другой город, когда мы только приехали? — спросила Амаранта, скептически приподнимая бровь. — После того, как мы пересекли океан, чтобы добраться сюда? После того, как мы узнали об убийстве Эльвиры? Это лучшая из твоих идей? — усмехнулась она. — Я должна была догадаться, что ты сбежишь.

Я разозлилась.

— Я не собираюсь сбегать. Мама в Александрии, и если у меня есть хоть какая-то надежда, что она проведет остаток своей жалкой жизни в тюрьме, то мне необходимо быть там.

— И что? — спросила Амаранта, повышая голос. — Ты вежливо попросишь ее пройти за решетку? Я знаю, что ты безрассудна, упряма и слишком любопытна для собственного благополучия, — язвительно произнесла она. — Но я искренне верила, что ты разумнее этого.

Никто никогда не приводил меня в большую ярость, чем моя кузина.

— Я заведу дело против нее, — закричала я. — Куда бы она не направилась, за ней тянется след из доказательств.

— Перестаньте, вы обе, — сказала тетя Лорена. Она выглядела бледной и измученной, опираясь на дверной косяк, ведущий в ее спальню. — Много лет я наблюдала, как вы ругаетесь, как дети. Но вы больше не дети. Однажды, и я молюсь, чтобы это случилось побыстрее, у вас обеих будут мужья, вы будете вести домашнее хозяйство и растить детей.

Мой желудок странно сжался. Я забыла рассказать тете о своем обреченном браке. Без сомнений, узнав обо всем, она вернулась бы в свои покои в приступе слез. Возможно, было бы лучше, если бы она никогда об этом не узнала.

Она поднесла дрожащую руку к губам.

— Ты действительно веришь, что Лурдес в Александрии, Инез?

Я кивнула.

— И никаких новостей о… — ее голос дрогнул. Она глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. — О моем брате? — спросила она.

Стыд подступил к горлу, обжигая своей кислотой. Меня убивало отсутствие информации об отце. В первый раз мама солгала мне, но отныне я отказывалась принимать от нее что-либо, кроме правды. Во что бы то ни стало, я заставлю ее все мне рассказать. Если меня вынудят, я натравлю на нее своего хладнокровного мужа, пока есть такая возможность.

Я покачала головой.

— Ничего. В настоящее время, правду знает только мама.

Лицо моей тети окаменело.

— Тогда найди ее. Мы с Амарантой позаботимся о Рикардо и его деловом партнере, пока тебя не будет.

Рот Амаранты открылся от удивления.

— Но мама…

— Если бы сидела в тюрьме, hijita, — начала она. — Разве бы ты не хотела, чтобы твоя семья навещала тебя, как можно чаще? Приносила еду? Одеяла? Просто составляла компанию?

— Я не против посещений, — огрызнулась Амаранта. — Я в ярости из-за того, что Инез оставляет нас на произвол судьбы.

— Амаранта, хватит, — сказала тетя Лорена. — Перестань. Я больше не могу.

Моя кузина замолчала, застыв на месте. Меня не покидало ощущение, что дядя предпочел бы проводить дни в одиночестве, а не терпеть, как тетя и кузина снуют вокруг него, как неугомонные курицы, но я воздержалась от комментария. Такое откровение было способно превратить тетю в лужицу слез. Честно говоря, я была тронута тем, что она вообще захотела помочь.

— Начнем с того, что я бы никогда не оказалась в тюрьме, — пробормотала Амаранта.

— Это к делу не относится, — твердо сказала тетя. — Я хочу узнать, что случилось с Кайо. Я должна найти какой-то способ оплакать его. Не было ли никаких сведений о том, где может находиться его… Его тело?

Ни за что на свете я не позволила бы ей разделить со мной надежду на то, что он может быть жив. Лучше будет, если моя тетя продолжить думать, что ее брат мертв, чем будет мучиться из-за надежды. Как мучаюсь я.

— К сожалению, ни слова.

Тетя Лорена вздохнула.

— Тебе нужно что-нибудь еще?

Я задумалась над ее вопросом. Было кое-что.

— Внучка Абдуллы, Фарида, беспокоиться о нем, и, если бы вы могли время от времени брать ее с собой, это было бы очень ценно для меня.

Моя тетя слегка кивнула. Я добивалась побед там, где могла их добиться. Затем она удивила меня, резко скрывшись в своей спальне. Я посмотрела на Амаранту, которая деликатно пожала плечами. Тетя вернулась, держа в руках чашку с магическими свойствами.

— Если ты отправляешься в Александрию, то возьми ее с собой, — сказала она, протягивая чашку. — Так ты сможешь связываться с Рикардо, когда захочешь. — Она слабо улыбнулась. — У меня есть чувство, что ему все равно не понравились бы вызовы от меня.

Я заставила себя улыбнуться. Если бы мой дядя узнал, что я уезжаю в Александрию, он бы тоже не обрадовался моему вызову.

Поезд с грохотом мчался вперед, проносясь мимо фермерских угодий и пальм, когда мы покидали Каир. В купе нас было трое: Айседора — рядом со мной, Уит — сидел на противоположной стороне, вытянув ноги вперед и скрестив их в лодыжках.

— Ты задеваешь подол моей юбки, — ледяным тоном сказала Айседора Уиту и потянула за ткань, пока это не заставило его поднять свои ботинки. — Неужели здесь не найдется свободного купе, которым ты мог бы воспользоваться?

— Мне и здесь удобно, — ответил он, угрюмо глядя в грязное окно.

Айседора сжала губы в тонкую линию. Она покопалась в сумочке и достала книгу. Жаль, что я не догадалась взять с собой одну.

Уит неожиданно вскочил на ноги, устремив взгляд на свое место.

— Какого дьявола?

— Что такое? — спросила я.

Айседора поглядывала на него поверх своей книги.

Он вздохнул, потирая глаза.

— Помнишь, ты дала мне чашку на хранение?

Я кивнула, бросив взгляд на его рюкзак. Моя сумка была переполнена, поэтому я доверила чайную пару ему, а он завернул ее в одну из своих старых рубашек.

— Она разбилась? — спросила я с замиранием сердца. Вот тебе и способ пообщаться с дядей.

— Нет, — пробормотал Уит. — Рикардо пытала связаться с твоей тетей…

— О нет, — произнесла я. — Чашка переполнилась, намочив твои вещи.

Он посмотрел на свои брюки, где вода пропитала ткань.

— Да.

Айседора рассмеялась, и Уит перевел взгляд со своих брюк на нее. Это заставило ее нахмуриться и вернуться к чтению.

— Тебе следует достать свою одежду, чтобы она хотя бы высохла к тому времени, как мы доедем до Александрии.

Уит развернул несколько рубашек и разложил их на сидениях. Затем он сел, вытянув ноги и поставив их точно в том же месте, где они находились, задевая юбку Айседоры.

— Я тебе не мешаю?

— Ничуть, — ответил Уит с холодной улыбкой.

Айседора закатила глаза, затем повернулась на месте, отвернувшись от нас к окну.

— Я бы хотела спокойно почитать, если никто из вас не возражает.

Уит открыл рот.

— Где мы остановимся? — быстро спросила я, надеясь перевести их разговор в мирное русло. Мне хотелось, чтобы они попытались найти общий язык, пока мы вынуждены находиться в обществе друг друга. — Ты ведь уже бывал в Александрии, не так ли?

Уит сжал губы.

— Я не был в городе во время бомбежек, если ты об этом.

— Не об этом, — сказала я. — Я просто хотела узнать название отеля.

— Нам следует остановиться в отеле Европа, — сказала Айседора, не отрываясь от чтения. — Я слышала прекрасные отзывы об этом отеле.

— Он был разрушен во время бомбежек, — сказал Уит. — И в любом случае, это обошлось бы слишком дорого. В нашем распоряжении нет таких средств.

— И кто же в этом виноват? — спросила Айседора, переворачивая страницу.

— Я не заметил, чтобы ты делала свой вклад, — возразил он. — Ты ведешь себя, как паразит со своего возвращения в Каир.

— Паразит, — еле слышно повторила Айседора. Она захлопнула книгу, встала, вытянувшись по струнке от ледяной ярости, и, подойдя к дверце купе, сердито распахнула ее. Не сказав больше ни слова, она направилась в сторону вагона-ресторана.

— Идите и извинитесь, мистер Хейс, — сказала я.

— С чего это вдруг? — пробормотал он. — Это чистая правда. Ты чуть не умерла из-за нее той ночью.

Я наклонилась вперед.

— Она моя сестра. Семья. Если ты настаиваешь на том, чтобы остаться и продолжить следовать за мной из-за какой-то неправильной попытки загладить вину или помириться — чего никогда не произойдет…

— Я здесь не для этого, — огрызнулся он.

Я подняла бровь.

— Точно. Конечно. Ты здесь из-за алхимического трактата.

Уит сложил руки на груди, его рот превратился в ровную, упрямую линию.

— Я не забыла, — прошептала я. — Если бы ты выбирал между мной и Хризопеей, мне известно, какой выбор ты бы сделал. Ты ясно дал это понять, если только я чего-то не упускаю. Чего-то, чего ты не можешь или не хочешь сказать.

Он молчал, я пнула его ногой.

— Ну?

Он поднял глаза и встретил мой взгляд.

— На самом деле ты не хочешь, чтобы я отвечал на этот вопрос.

— Нет, думаю, что нет, — я устало потерла глаза. — Не мог бы ты, пожалуйста, пойти и извиниться?

Он устало посмотрел на меня.

— Это так важно для тебя?

— Sí. Ahora, por favor²⁸.

Уит оставил меня наедине с моими мыслями, и мой взгляд упал на холщовую сумку. Я никогда никуда не выходила без нее, и если уж я собиралась сидеть здесь, то могла заняться чем-нибудь полезным. С легким вздохом, я покопалась в различных предметах, сложенных внутри: карандаши, дополнительные свечи со спичками, и, наконец, мой дневник и дневник моей матери. Я вытащила оба и перебрала страницы последнего, читая отрывки, пока слова не поплыли у меня перед глазами.

Мамин дневник был толстым, и я еще не изучила каждую страницу достаточно тщательно; больше всего меня интересовала первая половина. Мама делала много набросков, некоторые из которых были незакончены, некоторые — раскрашены. У нее была склонность рисовать статуи. Я наткнулась на девять муз из греческой мифологии, на Цербера, трехглавого пса, охранявшего вход в подземный мир, а затем на человека, которого я не узнала. На первый взгляд, он был похож на Аида, особенно с трехглавым псом у ног. Но его голову венчала корона, подобную которой я никогда не видела, и посох, который у меня не ассоциировался с божеством подземного царства.

Увлекшись, я достала из сумки карандаш и набросала любопытного бога и его собаку, восседающих на необыкновенном сооружении. Закончив набросок, я закрыла свой дневник и убрала все обратно в сумку. Уит до сих пор не вернулся, и я подумывала отправиться на их поиски. Просто чтобы убедиться, что они все еще живы.

Эта мысль не показалась мне забавной.

Нахмурившись, я уставилась в окно. Город остался далеко позади, и ему на смену пришли длинные полосы золотистого песка, мерцающего под безжалостными лучами солнца. Поезд мчался по непростительно непроходимой местности, и с каждым пройденным километром я задавалась вопросом, где мы будем спать и что будем есть.

И насколько долго мы продержимся, разыскивая мою маму, имея при себе ограниченное количество средств, вспыльчивый характер и двух людей, которые на дух друг друга не переносят.

Я вздохнула, откидываясь на спинку сиденья, когда за окном проносились моря хлопковых полей, деревень и великолепных гор, окружающих реку Нил. Поезд с грохотом мчался вперед, и мои тревоги преследовали меня на протяжении всего пути до Александрии. Невесты Средиземноморья. Но я не наслаждалась пейзажами.

Вместо этого я старалась не отчаиваться.

УИТ

Я шел за Айседорой, наблюдая за движением ее юбки, когда она спешила в вагон-ресторан. Она заняла один из свободных столиков, чопорно сложа руки на скатерти. У нее была идеальная осанка, но мне было известно, какие секреты могли скрываться за безупречными манерами.

Нахмурившись, я сел напротив нее.

— Нам пора поговорить.

— Я сейчас занята, — холодно произнесла она. — Я собираюсь выпить чаю.

— Я хочу знать, что за игру ты ведешь.

Айседора слегка приподняла брови.

— Игру?

— Только не говори мне, что ты не специально заманила Инез в худший район Каира, или ты действительно собираешься сидеть и притворяться, что она тебе хоть немного небезразлична?

Она широко распахнула глаза.

— Это была случайность! Возможно, это тебя шокирует, но мой отец позволял сопровождать его на различные деловые встречи. Не все они проходили в дорогих отелях и роскошных особняках. Я вспомнила, что старое правительственное здание было в запущенном состоянии, и сделала обоснованное предположение, куда следует идти.

— Предположение, — повторил я, чувствую закипающий внутри гнев. — Ты рисковала их жизнями из-за предположения?

— Инез не могла просто взять и спросить у кого-нибудь дорогу, — отрезала она. — Это привлекло бы слишком много ненужного внимания.

Я попробовал задать другой вопрос.

— Где твой отец?

Айседора замолчала. Она стойко выдержала мой взгляд. Эта девушка не из слабонервных.

— Ну?

— Я не отчитываюсь перед тобой.

Я в порыве хлопнул ладонью по столу, и она подскочила. Будь Инез рядом, она бы потребовала, чтобы за это я тоже извинился.

— Ты действительно думаешь, что поверю в то, что за все это время ты ни разу с ним не связывалась?

— Почему бы и нет? — спросила она. — Это правда. Боже мой, что с тобой случилось такого, после чего ты перестал доверять людям и начал верить только в худшее?

Вырос в доме, где не было тепла. В пятнадцать лет вступил в ряды армии. Был отправлен сражаться в пустыню. Пришел слишком поздно, чтобы успеть спасти генерала Гордона, а затем попал под военный трибунал просто за попытку этого. Но я никогда бы не произнес этого вслух. Она обратит любое мое слово против меня.

— Почему бы тебе не сделать еще одно предположение?

— Я уже сказала — не знаю. Перестань спрашивать меня.

Я изучал ее, сидя на краешке стула и едва сохраняя невозмутимый вид. На ее щеках расцвели красные пятна, а на лбу вздулась вена. Было бы слишком легко вывести ее из себя. Люди всегда говорят больше, чем следует, когда защищаются.

— Знаешь, что я думаю, — мягко начал я. — Я думаю, твой отец узнал правду о Лурдес и решил, что она не стоит того, чтобы из-за нее напрягаться. Я думаю, он ищет способ уй…

— Нет, — сказала она.

— Может быть, он предпочел бы попытать счастье в другом месте, а не оставаться с хладнокровной…

— Не смей заканчивать это предложение, — перебила она, и румянец на ее щеках пошел пятнами по шее.

— Возможно, он ищет другую женщину. Кого-то менее сложного, более преданного. Не стерву, которая…

Она встала и нависла над узким столом, высоко подняв руку. Я замер, молча подталкивая ее закончить начатое. Я провоцировал ее ударить меня.

Айседора задыхалась от возмущения, ее бледная кожа покрылась тонким слоем пота. Мы застыли в этой тошнотворной позе, никто из нас не шевелился и каждый едва дышал.

Я ждал ее дальнейших действий.

Она ждала, позволю ли я ей дать мне пощечину.

Я выгнул бровь.

Ее губы поджались, рука задрожала, будто она боролась с собой. В конце концов она опустила ее и вернулась на свое место. Айседора сложила руки на столе, ее глаза горели гневом.

— Папа любил мою маму. Он никогда не выпускает ее из виду. Не могу представить, чтобы он был далеко от нее.

— Совсем? — тихо спросил я. — Верится с трудом…

— Совсем, — отрезала она. — Они верны друг другу.

— Хорошо, — решительно сказал я. — Тогда скажи, почему той ночью ты последовала за мной в наркопритон? — Я обронил это без каких-либо веских причин, просто надеясь удивить ее и заставить выдать себя. Все, что она делала, казалось мне расчетливым несмотря на то, что Инез могла в это поверить.

Айседора моргнула.

Я наклонился вперед, прищурившись.

— Это была ты.

Она отодвинулась от меня, скрестив руки на груди, и атмосфера оскорблённого молчания окутала ее, как дым артиллерий.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, но это не имеет значение, не так ли? Ты уже все обо мне решил, независимо от моих слов.

Мое разочарование росло. Ей следовало бы шпионить для Короны. Эта девчонка стала бы их самым ценным солдатом.

Она пристально смотрела на меня, ее взгляд не дрогнул.

— Мне все равно веришь ты мне или нет, мне все равно даже если ты думаешь обо мне самым худшим образом. Что меня действительно волнует, так это Инез. Подумай, что будет со мной, если наши усилия увенчаются успехом? Оба моих родителя попадут в тюрьму, а может и того хуже. Я останусь одна, без семьи, за исключением Инез. Я бы никогда не поставила под угрозу наши отношения, и, хотя я совершала ошибки, они были непреднамеренными. — Она наклонилась вперёд, ее голубые глаза встретились с моими. — Ты действительно собираешься сидеть и критиковать меня за мои поступки? После всего, что сам натворил?

Во мне поселилось зерно сомнения. У меня было отменное чутье и с этой девушкой определенно было что-то не так. Но что, если я ошибался на ее счет? Хорошо, что у меня было больше времени, чтобы разобраться в ней.

— Можешь играть в свои маленькие игры, но я предупреждаю тебя: если ты обидишь Инез, я превращу твою жизнь в ад.

— Инез уже в аду, — сказала она, вставая. Айседора разгладила юбку и ушла, высоко задрав подбородок. Второй раз за последнее время она уходит от меня злая.

Я еще долго сидел за столом, размышляя и перебирая в уме все, что мне о ней известно, в том числе каждое слово, когда-либо ею произнесенное. Египет проносился снаружи смазанным пятном, но я едва замечал это. Потому что я наконец собрал воедино часть головоломки, которую не видел. Она только что раскрыла мне кое-что, о чем я не задумывался. Я хотел вернуться в купе, чтобы рассказать Инез, но в глубине души меня терзали сомнения. Окажись я неправ, это бы еще больше отдалило Инез от меня. У меня было мало шансов на примирение, но пока оставалась хотя бы крупица, я не имел права рисковать.