Где сокрыта библиотека

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ

В моей голове раздался громовой раскат. Я несколько раз моргнула, комната не переставала вращаться. Мистер Стерлинг превратился в человека, которого я любила всю свою жизнь. Человеком, на которого я ровнялась, с которым играла, когда была маленькой девочкой, наряжалась, чтобы ставить Шекспира для всей семьи, проживающей в нашем поместье в Буэнос-Айресе.

Он снял жакет и упругую подкладку живота, опоясывающую все его тело, сложил их и кинул через плечо, выставив на обозрение свое мощное телосложение.

Горячие слезы побежали из моих глаз, они обжигали лицо и капали с подбородка, пока я вглядывалась в его лицо.

Отец посмотрел на меня и слегка улыбнулся.

Мягким голосом, который я узнала бы из тысячи, он произнес:

― Hola, hijita³⁰.

Я наклонилась вперед, обхватывая руками живот. У меня перехватило дыхание, и я изо всех сил старалась удержаться на ногах. Я вспомнила момент, когда впервые получила письмо Рикардо в Аргентине, и почувствовала, как у меня сдавило горло, будто я кричала несколько часов. Сейчас я ощущала то же самое, и я не могла вымолвить ни слова, не могла даже вдохнуть полной грудью.

Папа был жив. Жив, как я и надеялась. Только он был мистером Стерлингом, человеком, которого я ненавидела. Человеком, основавшим Врата Торговца.

Преступник, лжец, аферист. Вор и убийца: я вспомнила слова Уита о том, что мистер Стерлинг ― Dios, что папа ― отдал приказ убить молодого парня посреди улицы.

Папа помог мне добраться до стула, и я рухнула на него, тяжесть осознания легла на плечи тяжким грузом. Он положил мне на колени платок, и я вытерла лицо и высморкалась. Затем он поддался вперед и обнял меня за плечи. От него пахло иначе, терпко и немного химически; вместо библиотеки, я представила лабораторию. Папа погладил меня по спине, но я оттолкнула его.

― Не трогай меня, ― сказала я.

Если он еще раз прикоснется ко мне, то я не смогу не закричать.

Его руки опустились, и он настороженно посмотрел на меня.

Мне не нужны были ни его утешения, ни его незнакомый запах, ни его проклятый носовой платок. Мне нужен был мой отец, а не этот незнакомец, который наживался на чужом наследии. Не этот незнакомец, который был убийцей.

Но кем бы я ни считала своего отца, во что бы я не верила ― все это было потеряно для меня навсегда. Прошло всего несколько секунд ― время, которое потребовалось ему, чтобы снять свою ужасную маскировку. Невероятно, как сильно жизнь может измениться за столь короткое время. Как человек, которого, как тебе казалось, ты знаешь, может обратиться незнакомцем в считанные секунды.

― Как давно ты стал Бэзилом Стерлингом? ― выдавила я, голос меня не слушался. ― Как долго ты бы преступником, папа?

Он, должно быть, увидел разочарование на моем лице, потому что с каждым моим словом становился все более замкнутым и отчужденным. Родители никогда не ссорились при мне, но я сама не раз ополчалась против них. В ярости мама становилась холодной, жесткой и непоколебимой. Если ее довести ― начинала кричать. Папа никогда не повышал голос, никогда не кричал. Он прибегал к помощи логики, уничтожал мои аргументы силой собственного интеллекта. Он рассуждал, уговаривал, приводил факты или цитировал классическую литературу, чтобы доказать свою правоту. Я рано поняла, что спорить с тем, кто умнее тебя, ― бесполезно.

― Сколько времени ты был им? ― повторила я, не в силах вынести его упрямого молчания. ― Сколько?

― Я играл роль Бэзила Стерлинга много, очень много лет, ― сказал он. ― Сначала — из-за нарастающего отчаяния. Я всё чаще сталкивался с тем, что департамент древностей не в силах остановить бесконечный поток артефактов, вывозимых из Египта. Будучи государственным служащим, я видел коррупцию собственными глазами. И поклялся: я положу этому конец. Изнутри.

― Как благородно с твоей стороны, ― сказала я язвительно.

Он не обратил внимания на колкость.

― Со временем я собрал немало реликвий поистине исторической ценности — и моё имя стало известно. Я познал, что такое настоящая власть, — его глаза блеснули. — Вдруг дипломаты, коллекционеры — все они захотели то, что было у меня. Сначала я продавал лишь повреждённые вещи — с трещинами, сколами. Потом — дубликаты, излишки. Несколько статуй одного и того же божества… И все в таком духе.

Мой отец всегда был хорош в бизнесе.

― И пошли деньги, ― тихо сказала я.

― Да, пошли деньги, ― подтвердил он. ― Я ступил на дорожку, о которой никогда прежде не думал. А в один день осознал: назад пути уже нет.

Он опустился на диван, зацепил ногой ножку моего стула и подтянул его ближе. Мы оказались напротив друг друга — как бывало раньше, когда обсуждали любимые пьесы или последнюю премьеру в опере. Когда-то я до боли жаждала его любви, его одобрения… А теперь, глядя на него, чувствовала только глубокое отвращение.

― К тому моменту было уже поздно, — тихо сказал он. — Я зашёл слишком далеко. Оставалось только сохранять маску.

— Выбор есть всегда, — прошептала я.

― Не пойми меня неправильно, ― резко бросил он. ― Я не хотел отступать.

― Таким образом, ты основал Врата Торговца, ― с горечью произнесла я. ― И тем самым предал всё, чему сам меня учил: уважать прошлое, никогда не лгать, не воровать, не убивать. Мама с самого начала была частью этого?

Он откинулся на спинку дивана, скрестил руки на груди. Плечи напряжены. Челюсть сжата.

― Нет. Не сразу. Но в итоге она всё поняла. Тогда мне пришлось вовлечь её в свои планы. У неё был талант — она умела объединять людей, выстраивать связи. Она уговаривала меня делать одолжения, давать скидки, — его губы скривились. — Вскоре у меня в кармане оказались самые влиятельные люди. Это всё — заслуга твоей матери.

― А что случилось потом?

― Она оказалась ненадежной.

Я снова подумала о молодом парне, которого отец приговорил к смерти за допущенную ошибку. О парне, который, вероятно даже не подозревал, что имеет дело с дьяволом.

Я вдруг почувствовала, что сижу слишком близко. Эта комната стала тесной от его присутствия. Но в голове кружились вопросы, и я хотела знать больше.

— Ты имеешь в виду её роман?

— Это было нечто большее, — ответил он. ― Но по сути, да. Она перестала выходить на связь, исчезала, когда я больше всего нуждался в ней. Для меня у неё не оставалось времени. И на раскопках стала появляться всё реже. А когда появлялась — вела себя неприемлемо.

― Что ты имеешь в виду?

Папа пристально посмотрел на меня.

― Я вынужден оставить это между мной и Лурдес. Достаточно сказать, что ее холодность и отчужденность были мне неприятны. Во время ее последнего визита я проследил за ней до Каира и обнаружил измену, ― он сжал пальцы до побелевших костяшек. ― Я узнал о её маленькой тайной семье, о другой дочери. Лишь когда увидел её здесь, в Александрии, вместе с тобой, сложил всё воедино. Очаровательная плутовка. Её звали Айседора, не так ли?

Я молча кивнула, замечая, что он говорит в прошедшем времени. На мгновение в голове пронеслась мысль — как он узнал о том, что случилось на маяке? Но подобные события не остаются незамеченными надолго.

— Что ж, — холодно улыбнулся папа, — не могу сказать, что сожалею о её смерти. Как она умерла? Это как-то связано с синяками на твоей шее?

В памяти всплыло, как Айседора обвила руками мою шею, сжимая до боли, и паника, которая охватила меня, когда я поняла, что не могу дышать.

— Она упала, — сухо ответила я.

— Она упала, — повторил он. — А синяки?

— Это больше не имеет значения, — сказала я.

— Для меня имеет.

Я отмахнулась от этого. Если его слова должны были утешить меня и убедить в его отцовской заботе и защите, было слишком поздно. Мне уже не хотелось ни того, ни другого.

― Договори про маму, ― сказала я. ― Что случилось после ее предательства?

Папа пристально посмотрел на меня, и я могла точно сказать, что его мозг лихорадочно работает.

— Я знаю, ты не раз задавалась вопросом, почему мы никогда не брали тебя с собой в Египет. Год за годом ты умоляла нас, плакала, злилась, просила разрешить поехать.

— Помню.

— Это была идея твоей матери — не брать тебя с собой. А я согласился. Потому что понимал, почему она так решила. Полагаю, ты сама придумала какое-то объяснение, почему она хотела, чтобы ты оставалась в Аргентине?

Он разжал руки и подался вперёд, опираясь локтями на колени. В этот момент я остро почувствовала, как мы похожи: вьющиеся непослушные волосы, пытливый ум, любопытная натура. В груди разлилась боль — рана, зияющая и глубокая.

Рана, которая, я знала, не заживет никогда.

― Инез?

Я покачала головой, отгоняя мысли.

— Мама считала, что это слишком опасно, — догадалась я.

Папа кивнул.

— Да. В ходе нашего общего предприятия мы нажили немало врагов. Но это была не главная причина. Точнее сказать — у каждого из нас была своя, скрытая причина, по которой мы не хотели, чтобы ты ехала в Египет.

Твоя мать не хотела, чтобы ты увидела её настоящую — женщину, способную на измену, на кражу. Она хотела, чтобы ты запомнила ту версию, которую она сама создала: безупречную, идеальную. Настоящую леди, — его голос стал едким, почти ядовитым. — Уважаемую. Достойную восхищения.

— А твоя причина?

Папа усмехнулся:

— Об этом позже. Пока скажу только одно — всё зависит от того, что ты сделаешь дальше.

— Я не понимаю.

— Сейчас мне это и не нужно, — сказал он. — Но вот, что ты должна понять: твоя мать пыталась уничтожить меня. И я ответил. Ударил в самое уязвимое место, сделал худшее, что только мог придумать.

— Что именно?

— Организовал твой приезд в Египет.

Раздался стук в дверь.

Не отрывая взгляда от моего лица, папа произнёс:

— Войдите.

В проёме появился мистер Грейвс.

— Пора. Всё готово.

— Она там? — спросил папа, его тёмные глаза всё ещё были прикованы ко мне.

— Они оба, — ответил Грейвс.

Папа поднялся и протянул мне руку.

— Пора идти, Инез.

― Я не хочу участвовать в этой… в этой войне между тобой и мамой. Я дала тебе то, что ты хотел. Теперь ты должен сдержать слово и отправить её в Каир, чтобы…

― Среди воров чести не сыскать, ― сказал он. ― Ты идешь со мной, hijita.

Мистер Грейвс вышел вперед, в его руке был пистолет.

— Ты бы выстрелил в собственную дочь? — прошептала я. Не могла поверить, что он действительно способен на нечто столь чудовищное.

Папа медленно окинул меня взглядом, изучая черты моего лица.

— Я растил тебя как свою. Но с тех пор как узнал об измене, мои планы изменились. Твоя мать — шлюха. И, полагаю, мистер Финкасл был далеко не первым.

— Нет, — прошептала я. — Ты же не думаешь…

— Я был бы дураком, если бы не задался этим вопросом, — мрачно сказал он. — Чья ты дочь? Моя — или нет? Ты вполне можешь быть моей. Моей плотью и кровью.

Но его лицо тут же ожесточилось. Морщины у глаз стали глубже, будто сами слова причиняли ему боль.

— А можешь — и не быть, — бросил он и кивнул в сторону двери. Затем жестом приказал мне встать. Я поднялась, будто во сне. — В любом случае, почему бы нам не пойти и не узнать все у твоей матери?

Я чувствовала себя так, будто получила смертельный удар, и всё же от меня ждали, что я продолжу ходить, говорить, слушаться. Что я буду дышать — даже после того, как он так просто обронил, что я, возможно, не его дочь.

Да, я больше похожа на маму, это правда. Но я никогда не сомневалась, что являюсь его ребенком. Мы оба любили читать Шекспира, теряться в историях, изучать прошлое.

Не может быть, чтобы я не была его дочерью. Но даже если так, неужели он действительно способен убить ребёнка, которого сам вырастил?

Мистер Грейвс больно ткнул мне в спину дулом пистолета, и я вздрогнула.

— Боюсь, у меня больше терпения, чем у него, — сказал папа. — На твоём месте я бы делал, как он говорит.

Он наклонился, поднял с пола свою маскировку — и снова превратился в мистера Стерлинга. Пока он приклеивал свои отвратительные усы, до меня постепенно доходила истина.

Мой отец умер в день, когда я получила письмо от дяди. Не будет больше ни одного момента, когда я взгляну на папу и не увижу в нём мистера Стерлинга — его альтернативную личность. Маску, которую он создал, чтобы запугивать, добиваться своего силой, лгать ради власти и манипулировать ради выгоды.

Человек, которого я любила всю свою жизнь, исчез навсегда. А страшнее всего было то, что я никогда не знала, кто он на самом деле. Не знала, на что он способен.

Если бы я знала, то возможно, смогла бы защитить себя от любви к чудовищу.

Мы сели в другой экипаж, и я снова оказалась рядом с мистером Грейвсом. Мне завязали глаза. Должно быть, они думали, что, с направленным на меня стволом, я не подниму шума. Но после нашего разговора я была не в себе и никак не могла усидеть на месте. Мне хотелось выйти из экипажа, вырваться из ужасных планов моего отца.

— Не ерзай, Инез, — сказал папа.

Я тяжело сглотнула.

— Почему ты не открылся раньше? — спросила я.

— Ты только приехала, мне нужно было понять, как ты справишься, — ответил он. — Я наблюдал за тобой издали, смотрел, кем ты была без нас с матерью — без наших наставлений и предостережений. Я послал тебе золотое кольцо, надеясь, что магия коснется тебя, как когда-то меня.

— Это было доказательством, которое ты искал? — горько спросила я. — Чтобы убедиться, что у нас одна кровь?

— Это помогло, но магия непредсказуема, и я не мог полностью на неё рассчитывать, — сказал он. — Я следил за тобой, когда ты бродила по базару, и радовался, когда магия привела тебя к тому же торговцу безделушками, что и меня. — Его голос опустился до разочарованного шёпота. — А потом ты исчезла. Никто не знал, куда ты отправилась. Мои люди обыскали твой номер и обнаружили, что ты оставила свои чемоданы — одежду, книги, почти все свои художественные принадлежности.

Той ночью я пробралась на борт Элефантины.

— Почему магия не привела тебя ко мне?

— Ты была слишком далеко, — ответил он. — И я понял, что ты, должно быть, уехала с Рикардо на тайные раскопки — где-нибудь в Верхнем Египте. Его грубоватый помощник распространял слухи о множестве возможных мест вдоль Нила.

Уитфорд. Я не смогла сдержать лёгкую улыбку.

— В качестве мужа ― военный, с позором уволенный со службы. Прекрасный выбор, Инез. Я тобой горжусь.

Я вздрогнула от слишком резкого выговора.

— Это черты твоей матери, — продолжил он. — Когда я узнал, что она украла у меня Клеопатру, и что ты ей помогала… признаю, я потерял самообладание.

— Клеопатра никогда не принадлежала тебе, — сказала я. — Она вообще никому не принадлежит.

— Ну да, теперь, благодаря тебе, она в руках твоей матери, которая ничего в этом не понимает. Тогда я и понял: ты причинила мне куда больше вреда, чем я ожидал. Я надеялся, что ты поступишь разумнее. Но ты меня разочаровала, Инез.

— Именно тогда ты и приказал меня похитить?

Папа сдёрнул с меня повязку. Я несколько раз моргнула, давая глазам привыкнуть к свету. Это заняло лишь мгновение — за окном стремительно сгущались сумерки. Мы были уже за пределами Александрии. Поле руин раскидывалось во все стороны: поваленные колонны, низкие холмы, камни, поросшие травой.

Я снова посмотрела на отца.

— Да, — подтвердил он. — На новогоднем балу я увидел тебя и приказал доставить ко мне темноволосую девушку в золотом платье. Но твоя мать перехватила моих людей и указала на не ту. Эльвира мне была ни к чему.

От ярости мои пальцы сжались в кулаки.

— Ты приказал её убить.

— Нет, — ответил он. — Это сделал твой дядя, когда отказался сказать, куда делась Лурдес.

— Но он не знал! — воскликнула я, поддаваясь вперёд.

Мистер Грейвс резко вскинул руку и с силой оттолкнул меня обратно на сиденье. Я вскрикнула и попыталась вырваться, но он не сдвинулся с места.

— Мне было жаль узнать о её смерти, — признался папа. — Это можно было легко предотвратить.

Я всхлипнула и зажмурилась. Это ничего не меняло — слёзы покатились по щекам. Я ненавидела свою слабость, эту уязвимость. Он не заслуживал её.

Мистер Грейвс отпустил меня, и я сгорбилась, дрожа всем телом.

— Когда я предложил тебе присоединиться ко мне в поисках Лурдес, то говорил искренне, — продолжил папа, — Я надеялся, что ты сумеешь разглядеть под её очарованием змею. Но ты упорно отвергала оливковую ветвь, что я протягивал тебе раз за разом.

— Было бы лучше, продолжай я считать тебя мертвым, — прошептала я. — Почему ты таким не остался?

Папа провёл рукой по моей щеке, но я резко отпрянула.

— Хочешь узнать настоящую причину, почему я согласился, чтобы ты осталась в Аргентине?

Это был не вопрос. Я не должна была доставлять ему удовольствие, но всё же не смогла удержаться.

— Ну и почему же?

— Всё просто, Инез, — прошептал он мне прямо в ухо. — Я построил империю. И не был уверен, смогу ли отдать тебе ключи от своего королевства.

— Вот зачем ты постоянно уговаривал меня сотрудничать, — сказала я. — Хотел увидеть… что именно? Поддамся ли я пороку?

— Мне нужен наследник. Кто-то, кому я смогу передать своё дело.

Я покачала головой, отстраняясь от него.

— Я не хочу иметь с тобой ничего общего.

— Возможно, ты ещё передумаешь, — мягко сказал он. — После того, как мы поговорим с твоей матерью.

Он повернулся к окну и посмотрел на улицу.

— А, кажется мы на месте. Пора спуститься под землю, Инез.

Он открыл дверцу экипажа и, крепко взяв меня под локоть, вывел на улицу. Тревога внутри меня нарастала, как кирпичная стена, выложенная камень за камнем, — всё плотнее, всё тяжелее. Папа вел меня вперед, к неприметному старому колодцу — узкому, как раз по размеру одного человека. Я пригляделась — и с удивлением обнаружила, что по краю каменного обода вырезано слово Цербер.

Позади я ощутила приближение мистера Грейвса. Оглянувшись, увидела, как он, не отставая, шёл за нами, неся в руках два фонаря. Один из них он передал моему отцу.

Папа окинул взглядом моё платье.

— Боюсь, в этом наряде тебе будет не очень удобно спускаться в каналы.

— Как будто тебя действительно заботит мой комфорт, — огрызнулась я.

Мистер Грейвс кивнул на кобуру с пистолетом.

— Ей стоит идти первой.

Папа заглянул в отверстие.

— Похоже, в камне выбиты ступени. Я спущусь первым. Следите за ней. Если придётся стрелять — сделайте так, чтобы она всё ещё могла ходить.

У меня отвисла челюсть, пока он исчезал внизу.

Спустя несколько мгновений мистер Грейвс жестом велел лезть следом за отцом, направляя дуло пистолета прямо мне в лицо. Я была уверена: если он выстрелит, ходить я точно больше не смогу. Он опустил фонарь и свободной рукой подтолкнул меня к отверстию. Юбка запуталась в ногах. Я вздохнула и потянулась к подолу.

— Медленно, — рявкнул он.

Я осторожно собрала ткань и неторопливо выпрямилась. Затем перелезла через край, легко нащупав ногой первую ступень, ведущую в подземный мир.

На дне меня встретил папа и помог спуститься с последних ступеней. Мы молча ждали в темноте, пока мистер Грейвс спустится вместе со вторым фонарем. Мы стояли на приподнятой каменной платформе, прямоугольной по форме.

Когда он, наконец, достиг пола, часть зала озарилась светом. До слуха донёсся шум бегущей воды — и я ахнула от увиденного.

Мне показалось, что я нахожусь в подземном готическом соборе. Мы находились на верхнем из трёх уровней. Десятки древних колонн, расположенных на равном расстоянии друг от друга, образовывали подобие сетки и соединялись арками, поддерживающими сводчатые потолки верхнего яруса. Всё пространство походило на гигантскую шахматную доску, этаж за этажом, с колонной на каждом углу. Капители колонн были украшены резьбой: стили варьировались — от строгих тосканских до пышных коринфских — с тончайшими резными листьями.

Пола не было — только вершины арок, образующие узкие мостики шириной не более тридцати сантиметров, по которым можно было пройти.

Мои пальцы невольно зачесались — мне до боли захотелось зарисовать это место. Я никогда прежде не видела ничего подобного.

— Куда? — спросил папа.

Мистер Грейвс поднял фонарь и указал налево.

— Сюда. Остальные уже ждут нас. Пройдём этот участок, и там будет импровизированная деревянная платформа, ведущая, куда нам нужно.

— На каком уровне они находятся? — спросил папа, осторожно шагая вперёд.

— На самом нижнем, прямо над рекой, — ответил Грейвс. — Придётся спуститься по верёвке.

Я заглянула за край платформы. Свет фонарей позволял различить колонны, уходящие вниз. Дальше — непроглядная тьма.

Жаль, что недавно я обнаружила в себе страх высоты.

Меня затрясло. Я с трудом отступила назад на подгибающихся коленях.

Папа ступил на узкий мостик и ловко пересёк первую секцию. По обе стороны — открытое пространство. Следующая квадратная площадка начиналась с вершины арки, уходящей вниз. Добравшись до колонны напротив, он аккуратно обогнул её основание, направляясь к следующему отрезку. Всё это было похоже на опасный танец — один неверный шаг, и гравитация протянет свою смертоносную руку, утащив на три этажа ниже.

Мистер Грейвс жестом показал, что нужно следовать за ним. Я поняла: на узкой дорожке моя юбка станет обузой. К чёрту приличия. Я не собиралась падать в канализацию.

Я начала расстёгивать пуговицы на длинной юбке, но Грейвс резко предостерег меня:

— Не смейте. Вашему отцу не понравится, если вы окажетесь одеты неподобающим образом.

— Я могу упасть.

— Поднимите подол повыше и шагайте осторожно. Живо.

Я прерывисто вздохнула и снова подобрала юбку. Страх копошился под кожей, сердце забилось чаще. Шум воды заглушал всё остальное — ревущим потоком в ушах. Я сглотнула и сделала первый шаг на узкую дорожку, не сводя глаз с отца, чья фигура двигалась вперёд, утопая в полутьме.

Мы шли молча. Я сжимала подол так крепко, что ладони стали влажными от пота. Воздух был затхлым и влажным, постоянно шумел скрытый от глаз Нил. Время от времени мы проходили мимо массивных труб, из которых с гулом вырывались струи воды, впадая в потоки внизу — мрачные водопады, прячущиеся в полумраке.

— Поразительно, — отозвался папа. — Раньше это был городской водопровод, еще со времен основания города. Конечно, сейчас вода непригодна для питья — годы запустения. Только представь: возможно, Юлий Цезарь лично ходил этим путем?

Я подняла взгляд на обломанные капители наверху. Слева от меня не хватало нескольких колонн, нарушая симметрию и порядок.

— Эти конструкции безопасны?

— Сомневаюсь, — ответил папа. — На твоём месте я бы был осторожен.

Я злобно уставилась ему в спину, потом снова опустила взгляд на мостик. Ошибки недопустимы. Меня охватил ледяной ужас, когда я продолжила движение вперёд — шаг за шагом.

— Пошевеливайтесь, — проворчал мистер Грейвс. — Осталось совсем немного.

Спустя ещё минут десять папа добрался до участка, где на камне была закреплена длинная верёвка, намотанная петлёй. Он опустил фонарь, чтобы разглядеть её получше. Система блоков обеспечивала дополнительную поддержку и облегчала спуск. До этого момента он казался бесстрашным, ведя нас всё глубже под землю. Но теперь остановился, нахмурился и обернулся к мистеру Грейвсу, который ждал позади меня.

— Неужели нет способа получше? — прошипел он тихо.

— Нет, — так же приглушённо ответил Грейвс своим хриплым голосом. — Потянете за верёвку — появится дополнительная петля, вроде сиденья. Это лучшее, что мы успели организовать за отведенное время.

Губы папы сжались в тонкую линию, но он наклонился и дернул за верёвку, пока не появилась дополнительная петля. Звук был громким и гулким, словно раскат грома в тишине. Теперь он стал спускаться осторожнее, плавно. Папа уселся на импровизированное сиденье, неловко отодвигая свой поддельный живот, чтобы освободить пространство. Хотя он уже не был молод, годы, проведённые в Египте, сохранили его ловкость и силу.

Папа отпрыгнул с уступа, и я невольно вздохнула, едва сдерживая испуг. Но верёвка выдержала — он качнулся в воздухе, удерживаемый блоком. Медленно, переставляя руки, он натягивал канат и плавно опускался вниз. Я стояла на узкой дорожке, напрягая мышцы ног, чтобы не потерять равновесие — икры уже ныли от напряжения.

— Ваша очередь, — сухо произнёс мистер Грейвс.

— Можно мне фонарь? — спросила я.

— Не стоит, — ответил он. — Вот сиденье. Вперёд, двигайтесь.

Я сдержала надвигающийся к горлу всхлип и осторожно шагнула вперёд, перебравшись к верёвке. Просунула голову и плечи в петлю, и потянула её вниз, пока она крепко не обхватила меня за бёдра. Я укоротила петлю, чувствуя, как она туго облегает тело. Это был самый страшный момент в моей жизни. Я была в этом уверена.

— Прыгайте, мисс Оливера, — приказал мистер Грейвс тоном, не терпящим возражений.

Моё тело задрожало, когда я медленно подошла к краю. Я стояла достаточно далеко от мистера Грейвса, единственного источника света, и, глядя вниз, видела лишь бесконечную чёрную бездну. Я собиралась шагнуть в пустоту — повиснуть в воздухе доверившись тоненькой веревке.

— Сделайте это, — голос прозвучал жёстко, он взвел курок. — Без единого звука.

В моём сознании мелькнуло лицо Уита. Я представила, что он ждёт меня внизу. Я вспомнила его теплый голос, когда он однажды привёл меня в гробницу, чтобы показать загадочную картину, скрытую веками. Это был мой новогодний подарок. Он тогда крепко держал верёвку, и я представила, что он держит ее сейчас.

Воображение меня не подвело.

Я сделала шаг и прыгнула в темноту.