глава 17

Ночной воздух Мармариса обжигает своей свежестью после душного ресторана. Я решительно, но плавно высвобождаю свою руку из пальцев Павла Семёновича, как только мы выходим на улицу.

— Спасибо за ужин, — говорю я специально официальным тоном и отступаю на шаг. — Думаю, мне лучше вернуться в номер.

Павел Семёнович загораживает мне дорогу, но не касается. Его тень накрывает меня целиком.

— Вы снова убегаете, Виктория. Боитесь, что не выспитесь или что-то другое? — хитро прищуривается, глядя мне прямо в глаза, а я чувствую жар на щеках, хорошо, что сейчас темно, и он вряд ли заметит.

— Я устала, — пытаюсь говорить уверенно, чтобы быть правдоподобной, но что-то явно меня сдаёт.

— Врёте. Врёте мне, себе, и пытаетесь выдать в мир исключительную неправду.

Снова это насмешливое выражение лица, он просто издевается надо мной, чего хочет добиться? Чтобы я после танца с ним растаяла и стала податливой, как пластилин?

Я сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

— Даже если бы это было так, это моё право. Я здесь как сотрудник, помните? — специально напоминаю, чтобы он не надумывал себе ничего лишнего.

Демидов молчит. В свете фонарей его лицо кажется высеченным из камня — резкие скулы, твёрдый подбородок, губы, сжатые в тонкую линию.

— Вы правы, — неожиданно соглашается он. — Это просто деловая командировка. Ни к чему переводить наши отношения в другую плоскость. Я понял вас, Виктория. Прошу прощения, если мои действия показались вам оскорбительными. Давайте я провожу вас до номера, а потом прогуляюсь сам, хочется немного подышать. Вы же не против?

Сказать, что я удивлена — это ничего не сказать. Мой рот непроизвольно приоткрывается, я ждала его возмущения, или насмешки, или напора, но никак не согласия. Разве такое возможно?

Заставляю себя кивнуть, чтобы не затягивать момент, иду с ним рядом до стеклянных дверей нашего корпуса. Ночные фонари отбрасывают длинные тени, и в этом мерцающем свете профиль Павла Семёновича кажется особенно резким, таким мужественным, излучающим решительность и силу.

— Спасибо за... сопровождение, — говорю я, специально выбирая это официальное слово, непонятные странные метания внутри не дают мне посмотреть шефу в глаза. — Дальше я сама дойду.

Он задерживает взгляд на моём лице дольше, чем нужно.

— Вы уверены?

— Абсолютно, — быстрее, быстрее бы скрыться и стереть из памяти этот сканирующий взгляд.

Павел Семёнович хмыкает — короткий, сухой звук, в котором я слышу и понимание, и какую-то странную усмешку.

— Тогда до встречи в номере, Виктория. Я постараюсь войти тихо, чтобы вас не разбудить.

Он прощается, поворачивается ко мне спиной и уходит по каменной дорожке, ведущей к морю. Как хорошо, что сейчас он не стал проявлять настойчивость, что поступил как мужчина, сказал — сделал, больше всего я боялась, что он будет снова пробовать уговорить прогуляться с ним, но этого не случилось.

Поднимаюсь на лифте на наш этаж, захожу в номер и прислоняюсь к двери спиной, чувствуя, как бешено колотится сердце. И ведь это не его вина, это реакция моего тела, дурацкая, неожиданная и изводящая своей настойчивостью.

Ванная кажется единственным спасением. Я включаю воду почти на максимум, чтобы шум воды из крана заглушил мои глупые мысли. Но они всё равно слишком настойчиво лезут в голову: вот его рука на моей талии — твёрдая, уверенная; вот он посмотрел на меня, когда Михаил попытался пригласить на танец и ещё этот чёртов момент, когда наше дыхание синхронизировалось.

Я с силой натираю кожу гелем для душа, но воспоминания не смываются. Горячая вода обжигает плечи, а я всё вижу его глаза — тёмные, изучающие, которые, кажется, прожигают меня насквозь.

«Ненавижу его», — мысленно шиплю я, сжимая кулаки.

Но это ложь.

Я ненавижу себя за то, как отреагировало моё тело на этот танец. За то, что до сих пор чувствую, где лежала его ладонь. За эту странную смесь злости и... чего-то ещё, от чего становится жарко.

Вытираясь полотенцем, я ловлю себя на том, что снова представляю Демидова — но теперь уже без одежды, с каплями воды на груди. Почему я думаю об этом, я же не такая. Бли-и-ин.

Швыряю мокрое полотенце со злостью на пол. Запотевшее от пара зеркало в ванной скрывает моё отражение. Как хорошо. Потому что сейчас я вообще не готова увидеть правду, даже в собственных глазах.

Вместо пижамы надеваю на себя длинную пляжную тунику, она слишком тонкая и слегка просвечивается, но это лучше, чем спать голышом в одной комнате с мужчиной. Выхожу из ванной, снимаю покрывало с огромной двуспальной кровати и с громким вздохом сожаления ложусь с края, закутываясь в одеяло.

Сдержит он обещание? Надеюсь. Очень не хотелось бы, чтобы его тело лежало рядом с моим на матрасе. Я даже в его отсутствие чувствую себя не слишком комфортно, что же будет, если его естественное тепло будет врываться в моё пространство. Нет, лучше об этом вообще не думать, пусть идёт как идёт, буду решать проблемы по мере наступления.

Заставляю себя закрыть глаза и дышать ровно, получается. Постепенно сознание уходит в сон, и я отключаюсь от реальности, хорошо, что так, пусть лучше я буду спать и не увижу, как он вернётся в номер.

Ночью я сплю крепко, возможно, усталость после перелёта, плюс нервное напряжение, просыпаюсь утром от резкого звонка будильника. На тумбочке стоит стакан свежевыжатого сока — апельсинового, моего любимого. Рядом записка:

«Конференция в 9:00. Не опаздывайте».

Ни подписи, ни лишних слов.

Я сжимаю записку в кулаке, чувствуя, как во рту появляется странный привкус — что-то между разочарованием и облегчением.

«Именно так и должно быть», — напоминаю я себе. «Он шеф. Я сотрудник. Всё остальное — просто иллюзия».

Но когда я надеваю строгое серое платье, то замечаю, что специально выбираю бельё, которое... нет, лучше не думать об этом.

Конференция. Работа. Профессионализм.

Только это имеет значение.

Только это.


Загрузка...