Долго стою в дверях, наблюдаю за ней. Этот образ вонзается в самое сердце. Боль от воспоминаний острая, но странным образом уже не парализующая. Раньше призрак прошлого заставлял меня отшатываться, запираться в кабинете и глушить чувства работой или чем-то покрепче. Сейчас же он сталкивается с чем-то новым, живым и настоящим, что происходит здесь и сейчас.
Виктория оборачивается, почувствовав мой взгляд. Улыбка с её лица не исчезает, лишь становится немного смущённой.
— Что-то не так? — спрашивает она, переступая порог балкона обратно в номер. Её пальцы слегка дрожат, она неосознанно отправляет одежду, заводит выбившуюся прядь за ухо, нервничает?
— Нет. Всё в порядке. Позвонил куда нужно и дал доступы, — отвечаю я, и голос звучит более хрипло, чем я ожидал. — Ребята серьёзные, проверят быстро все формулы. По следу в истории изменений найдут дату и того, кто внёс коррективы.
— Так, неудобно, — неожиданно произносит Вика.
— Почему же?
— Ну, как будто я нашла то, что мне не следовало обнаруживать, и теперь кому-то за это попадёт, — выражение её лица становится извиняющимся, словно она просит прощения за то, что сделала.
— Вика, вы сделали всё правильно, — решительно и прямо смотрю ей в глаза и ловлю в них что-то неуловимое, что-то ускользает, она словно прячет от меня какую-то эмоцию, а щёки девочки обдаёт лёгким румянцем.
Чёрт! Да что со мной творится?
Делаю шаг к ней навстречу, в поддерживающем жесте кладу свои ладони на её хрупкие плечи и немного похлопываю пальцами, как бы показывая, что всё хорошо.
Кузнецова замирает, она не дёргает плечами, не пытается отступить, а я уже слишком долго держу её для обычной моральной поддержки. Вика не смотрит на меня, глаза опущены в пол, а так хочется увидеть, о чём она думает.
Рискую, прямо сейчас и всем тем зыбким деловым спокойствием, что установилось между нами. Одной рукой осторожно приподнимаю её подбородок, побуждая заглянуть мне в глаза. Делаю это максимально нежно, словами придаю ненавязчивость, делаю вид, что просто беспокоюсь.
— Всё хорошо? Посмотрите на меня, Виктория.
Когда её ресницы распахиваются, устремляя на меня влажный блеск огромных глаз, я пропускаю пару ударов сердца. Это нереально. Я просто не могу больше сдерживаться. Взгляд Вики срывает последние тормоза, которые я пытался выжимать в пол, чтобы не торопить события, и запускает моё неосознанное и абсолютно невзвешенное движение вперёд.
— Павел Семёнович, что вы делаете…
Ничего не слышу, вижу только её глаза и чуть подрагивающие губы.
Не могу, не хочу, не буду держать себя… Мозг блокирует абсолютно любые мысли, я впиваюсь в её губы, одновременно крепко прижимая к себе.
Как давно я этого хотел. Пытался обмануть себя, скрывался за официальным тоном, но хотел именно этого и именно так.
Не стесняюсь шумного дыхания, отпускаю свою страсть, борюсь с её недовольством, крепко фиксирую руки Вики, чтобы она не смогла вырваться. Слышу, как она что-то пытается кричать, чувствую, как извивается, но у меня нет возможности остановиться. Я весь, как туго сжатая пружина, которую только что отпустили. Ничего не действует. Останавливаюсь лишь тогда, когда перестаю чувствовать её сопротивление.
Наверное, именно в момент ощущения полного подчинения мой мозг улавливает, что что-то не так.
— Простите… — отпускаю свой неистовый захват и делаю пару шагов назад.
«Паша, ты совсем идиот? Какое простите? Чуть не изнасиловал девочку и «простите»?
Вот это косяк…”
Вика на меня не смотрит, она потирает покрасневшие от моих пальцев запястья, разворачивается и быстро ретируется в ванную, не обронив и слова.
Мне писец.
Этого она точно не забудет, и не просто не забудет, не простит. Зачем я не сдержался.
Внутри колотит бешеный пульс, успокоиться сейчас нереально. Что делать?
Подхожу к двери в ванную, там тишина, только негромко шумит пущенная в раковину вода.
— Виктория, я не знаю, что на меня нашло, — пытаюсь я объяснить свой неожиданный поступок через тонкую преграду. — Я не хотел вас обидеть, понимаю, что сделал то, что не должен был, но…
Как объяснить и извиниться за свои маньячные действия? Я же повёл себя ...как последний подонок. Слова вырываются хриплым, надломленным шёпотом. Я прислоняю лоб к прохладной поверхности двери, чувствуя, как стыд сжигает меня изнутри.
— Я не оправдываюсь. Оправданий нет. Я воспользовался своим положением, своей силой... Я напугал вас.
Из-за двери доносится шум воды и больше ничего. Она меня не слышит? Или просто не хочет слушать? Сердце колотится так, что, кажется, вот-вот вырвется из груди.
— Я потерял голову, Вика. Совсем. — голос срывается, становится тише, исповедальным. — Видеть вас каждый день... работать рядом... чувствовать ваше тепло, вашу улыбку, ум, силу... это сводит меня с ума. Я пытался бороться с этим. Клянусь, пытался. Держал дистанцию. Говорил себе, что это непрофессионально, что это неправильно... что я ваш начальник, чёрт возьми.
Я делаю паузу, пытаясь сглотнуть ком в горле.
— Но сегодня... когда вы стояли на балконе... Вы были так прекрасны. И так беззащитны. И я... я просто не смог больше себя обманывать. Я хочу вас. Не как сотрудницу. Как женщину. Умную, красивую, невыносимую и безумно желанную женщину из всех, кого я знал.
Вода за дверью перестаёт шуметь. Наступает оглушительная тишина. Она слушает.
— Я понимаю, что всё испортил. Что после этого вы, наверное, захотите уволиться и никогда меня больше не видеть. И я приму ваше решение. Я оформлю всё, что нужно, рекомендации, компенсацию... Всё, что пожелаете. — я сжимаю кулаки, чувствуя, как сжимается всё внутри просто от мысли о её уходе. — Но прежде чем вы это сделаете... я должен был сказать. Должен был извиниться. Я перешёл все границы. Я нарушил ваше доверие. И мне горько и бесконечно стыдно. Простите меня, Виктория. Хотя я и не заслуживаю прощения.
Я отступаю от двери, чувствуя полную опустошённость.