Сердце колотится где-то в горле, отдаваясь глухим стуком в ушах. Я веду Павла по тёмному подъезду, и мои пальцы так дрожат, что я с третьей попытки попадаю ключом в замочную скважину. Дверь, наконец, поддаётся, и мы оказываемся в моей маленькой прихожей.
Я включаю свет, и мягкий свет бра заливает крошечное пространство. Я чувствую себя нелепо. Вся моя жизнь, вся моя скромная, привычная реальность — вот она, перед ним. А он стоит здесь, такой большой, такой чужой и такой желанный, что перехватывает дыхание.
— Проходи... — мой голос срывается на шёпот. — Я... сейчас поставлю чайник.
Я делаю шаг к крохотной кухне, чувствуя, как горят щёки. Это притворство такое прозрачное, такое жалкое, что хочется провалиться сквозь пол.
Но Павел не двигается с места. Его мужественное тело преграждает мне путь. Он мягко, но неотвратимо берёт меня за руки.
— Вика, — его голос низкий, бархатный, он звучит прямо над моим ухом, и от него по всему телу бегут мурашки. — Мы же договорились. Чай подождёт.
Он медленно, давая мне время отстраниться, притягивает меня к себе. Его ладони скользят по моей спине, смыкаясь на пояснице. Я замираю, вся превратившись в ожидание. Его лицо так близко. Я вижу каждую морщинку у его глаз, своё отражение в его тёмных, бездонных в эту секунду зрачках.
И потом его губы касаются моих.
Это не похоже на тот первый, яростный, почти звериный поцелуй в номере. Это бесконечно нежный, исследующий, почти робкий поцелуй. Павел не торопится, словно боится спугнуть хрупкое волшебство этого момента. Его губы мягко двигаются в такт моим, его язык осторожно касается моих губ, прося разрешения, и я с облегчением и восторгом открываюсь ему.
Мы целуемся, кажется, целую вечность. Стоя в прихожей, в приглушённом свете от бра, забыв обо всём на свете. В его поцелуе нет спешки, нет жадности. Есть только бесконечное, глубокое погружение друг в друга. Я теряю счёт времени, ощущениям, мыслям. Растворяюсь в этом поцелуе, в его тепле, в его запахе, теперь знакомом и таком родном.
Когда мы, наконец, разъединяемся, чтобы перевести дух, мне кажется, я попадаю в другой мир. Воздух кажется гуще, свет — мягче, и каждое моё нервное окончание поёт. Смотрю на Павла широко раскрытыми глазами, и по моим щекам сами катятся слёзы — слёзы странного, безмерного счастья.
— Ты плачешь? — он тревожно касается мокрой щеки подушечкой большого пальца.
— Всё нормально, — я качаю головой и прижимаюсь лбом к его груди, слушая бешеный стук его сердца. — Просто... мне так хорошо. Так хорошо, что даже страшно.
Он издаёт тихий, счастливый звук, похожий на стон, и снова целует меня, на этот раз уже с нарастающей страстью. И вот тогда, прижимаясь к нему всем телом, я не могу не почувствовать его. Твёрдый, напряжённый от возбуждения бугор в районе его ширинки, который упирается мне в низ живота. Этот красноречивый, лишённый всяких слов, но такой мощный сигнал его желания заставляет меня вздрогнуть — не от страха, а от осознания собственной силы. От понимания, что этот сильный, властный мужчина хочет меня так сильно, что теряет над собой контроль.
Он отрывает губы от моих, его дыхание сбивчиво и горячо.
— Видишь, что ты со мной делаешь? — он хрипло шепчет, прижимая моё бедро к своему возбуждению. — Я весь горю. И виновата в этом только ты.
Его слова вибрируют в воздухе, густые и горячие, как сам воздух вокруг. Я не могу вымолвить ни слова, лишь киваю, чувствуя, как плавится что-то глубоко внутри, растекаясь по венам томной, тяжёлой волной. Мои пальцы сами впиваются в ткань его свитера, притягивая его ещё ближе.
— Паша... — его имя — единственное, что могу прошептать я, и в нём — и разрешение, и мольба.
Он понимает без слов. Его руки скользят вниз, обхватывают мои ягодицы и с силой приподнимают меня. Я инстинктивно обвиваю его ногами вокруг талии, повисая на нём, как кошка. Он несёт меня по узкому коридору, и его губы снова находят мои, уже не нежные, а жадные, властные, пьянящие.
Мы оказываемся в спальне. Паша опускает меня на кровать, и я тону в мягком одеяле. Демидов стоит надо мной на коленях, его глаза горят в полумраке, сбегая с моего лица на грудь, на изгибы бёдер, обтянутых тонкой тканью платья. В его взгляде — обожание, смешанное с таким неукротимым голодом, что у меня перехватывает дыхание.
— Ты такова прекрасна, — говорит он, и его голос дрожит от сдерживаемого напряжения. — Я просто с ума схожу.
Его пальцы находят молнию на моём платье. Медленно, не отрывая от меня взгляда, он спускает её. Шорох застёжки кажется оглушительно громким. Ткань расходится, обнажая кожу, и прохладный воздух комнаты касается меня, заставляя вздрогнуть. Но его взгляд, горячий, как прикосновение, согревает сильнее огня.
Он снимает с меня платье, и вот я лежу перед ним, оставшись лишь в кружевном белье. Я чувствую себя уязвимой, открытой, но в его взгляде нет оценки, только благоговение.
— Боже, Вика... — он наклоняется, и его губы прикасаются к коже у ключицы. Поцелуй горячий, влажный. Затем его язык обводит контур кости, и я выгибаюсь со стоном.
Его руки скользят по моим бокам, заставляя всё моё тело трепетать от каждого прикосновения. Он словно изучает меня, запоминая каждую родинку, каждый изгиб. Его пальцы задерживаются на застёжке моего бюстгальтера. Один щелчок — и он расстёгнут. Паша снимает бюстик, и мужское дыхание срывается, когда он смотрит на мою обнажённую грудь.
— Идеальная, — хрипит он, и его большой палец нежно проводит по одному из сосков, который тут же набухает, заставляя меня сжаться от вспышки сладкой боли.
Павел наклоняется и берёт его в рот.
Мир взрывается. Я вскрикиваю, впиваясь пальцами в его волосы. Волны удовольствия, горячие и острые, катятся от груди в самый низ живота, заставляя его сжиматься в сладком предвкушении. Он не спешит, лаская языком и губами то одну грудь, то другую, доводя меня до исступления.
— Павел... пожалуйста... — я бормочу, уже не в силах выносить это сладкое истязание.
Он поднимает голову, его губы блестят. Глаза почти чёрные от желания.
— Что, милая? Скажи, чего ты хочешь.
— Тебя... — выдыхаю я. — Я хочу тебя. Сейчас.
Уголки его губ подрагивают в улыбке. Он снимает с меня последнюю преграду, и его взгляд, тяжёлый и пламенный, скользит по мне, заставляя кровь приливать к щекам и пульсировать в самых сокровенных местах.
Паша быстро, почти порывисто, сбрасывает с себя свитер и брюки. И вот он передо мной — сильный, рельефный, с кожей, горячей под моими ладонями. Я провожу руками по его груди, чувствуя, как напрягаются мышцы под моими пальцами. Он стонет, когда я касаюсь его сосков.
— Ты... тоже сводишь меня с ума, — говорит он, захватывая мои запястья и прижимая их к матрасу по обе стороны от моей головы.
Его вес опускается на меня, желанный и обжигающий. Мы снова целуемся, и в этом поцелуе — вся накопленная страсть, все невысказанные слова, вся боль прошлого и надежда на будущее. Он отпускает мои запястья, и мои руки тут же обвиваются вокруг его шеи, прижимая его к себе.
Я чувствую его возбуждение, твёрдое и влажное, у самого входа в меня. Он замирает, смотрит мне в глаза, и в его взгляде — вопрос.
— Да, — шепчу я, заглядывая в его бездонные зрачки. — Я твоя.
Он входит в меня. Медленно, нежно, давая телу привыкнуть. Я чувствую распирающую полноту, чувство завершённости, как будто недостающий кусок пазла, наконец, встал на своё место. Закрываю глаза и погружаюсь в это ощущение.
— Смотри на меня, — тихо просит он. — Я хочу видеть твои глаза.
Я поднимаю веки. И вижу в его взгляде не просто страсть. Я вижу обожание. Я вижу... любовь.
И с этой мыслью что-то окончательно отпускает меня. Я полностью отдаюсь ощущениям. Ритму, который он задаёт, сначала плавному, потом всё более настойчивому. Его приглушённым стонам у моего уха. Запаху его кожи, смешанному с моим.
Он не сводит с меня глаз, и это самое интимное, что со мной когда-либо происходило. Я вижу, как он теряет контроль, и это даёт мне невероятную силу. Мои ноги плотнее обвиваются вокруг его бёдер, я поднимаюсь навстречу ему, принимая его ещё глубже.
Его дыхание срывается, движения становятся резче, отрывистее. Я чувствую, как внутри меня нарастает знакомое, сладкое напряжение. Оно копилось всё это время, с первого его прикосновения, и вот сейчас оно грозит взорваться.
— Я... не могу... — бормочу я, моя голова бессильно падает на подушку.
— Лети, — хрипит он в ответ, его пальцы впиваются в мои бёдра. — Лети со мной.
Его слова становятся спусковым крючком. Волна накрывает меня с головой, вырывая из груди глухой, перехваченный стон. Спазмы удовольствия сотрясают меня изнутри, такие сильные, что на мгновение гаснет свет перед глазами.
Он смотрит на моё лицо, искажённое волной экстаза, и с низким, победным стоном позволяет себе потерять контроль. Я чувствую его пульсацию глубоко внутри, горячие толчки, которые продлевают мои собственные судороги.
Он тяжело обрушивается на меня, переводя дух. Сердце Павла колотится о мою грудь в бешеном ритме. Вес давит на меня, и это самое приятное бремя на свете. Я запускаю пальцы в его влажные волосы, и мы лежим так, слившись воедино, слушая, как наши сердца постепенно успокаиваются.
Он, наконец, приподнимается на локтях, смотря на меня. Его лицо расслаблено. Он мягко отводит прядь волос с моего лба.
— Ну что, — его губы растягиваются в счастливой, немного усталой улыбке. — Как тебе «чай»?
Я фыркаю, чувствуя, как по щекам разливается румянец, но не от стыда, а от переполняющей меня нежности.
— Пожалуй, самый лучший в моей жизни, — шепчу я в ответ.
Он смеётся, тихо и счастливо, и снова опускается рядом, прижимая меня к себе. И я понимаю, что это только начало. Начало всего.