Стас
— Ничего, кроме страсти, значит?! — вперяюсь испепеляющим взглядом в лицо побледневшей Аси, рывком поправляя съехавший с её плеча пиджак.
Меня до сих пор колотит от яда этих слов, а выпитый за вчерашнюю ночь алкоголь в пропорциях несовместимых с жизнью в связке с пропущенным недавно бокалом шампанского только накаляет запал.
Она кое-как выпрямляется и неприветливо щурится, не то с вызовом, не то и вовсе с угрозой.
— А может быть ещё что-то?
— Как насчёт отношений? — встряхиваю её и тут же жадно поглаживаю холодные скулы. — Разве ты не хочешь стабильности, верности?
— Разве похоже, что мне оно нужно? — тягуче шепчет Ася, гипнотизируя немигающим взглядом исподлобья. И губу закусывает невинно так, будто не догадывается, как во мне нутро дрожит от её голоса. — Я говорила, что собираюсь уехать.
— Чем тебе здесь плохо?
— Это личное. Слишком личное, чтобы обсуждать с тобой. Мне нужны только деньги, Стас, и ты не можешь запретить мне их зарабатывать. Как умею. Пока это моя программа-максимум. А ты со своей высокой моралью в неё никак не вписываешься.
Ну нахер. Лучше б я оглох.
Пока дыхание спирает от восхищения, вены жжёт от злости.
Пока я готов обнести все заначки, вывернуть карманы и устроиться ещё на пару работ, пальцы клещами впиваются в Асины скулы.
Нельзя со мной так обращаться. Кем бы ты ни была. Как бы я тебя ни хотел. Нельзя посылать меня на хрен и тут же слизывать взглядом дыханье с моих губ. Потому что я сейчас не просто на грани. Я раскачиваюсь на самом краешке. Полшага в сторону и упаду — взлечу? Не знаю!
Медленно придвигаюсь ближе. Вжимаюсь лёгкой щетиной в одуряюще нежную кожу и чувствую, как по её телу проносится неуловимая дрожь. Влечёт, испепеляет. С ума меня сводит!
— Не ври, — выдыхаю ей на самое ухо неразборчивым от ярости шёпотом. — Я предлагал тебе деньги.
— Ты пытался меня купить. Не путай, — усмехается Ася с упрёком, убирая за спину огненный локон.
Мягкий жест одновременно заигрывает и хлещет по морде, почти как тем вечером в парке, только злее. С ней придётся считаться. Это не каприз, не условие. Это стержень — несгибаемый раскалённый штырь, готовый взболтать мою грудину в кисель, при малейшей попытке её прогнуть. Надо признать, при всей своей ранимости в наших отношениях ведёт пока она.
Тяжело нам придётся. Я же тоже не смогу наступить себе на горло, не пойду против мужской природы.
— Хорошо, сколько ты хочешь? Попробую достать. Безвозмездно, — мне противно от проникшего в голос отчаянья. Азарт давит на голосовые связки, вырываясь в ночь низким рыком. — Сколько тебе нужно, чтобы покончить с ночными звонками?
Тот факт, что она куда-то там собралась, пока игнорирую. Недели с хвостиком слишком мало, чтобы отказаться от укоренившихся планов. Я этого сейчас и не жду. Со временем как-нибудь добьюсь взаимности. Она останется.
— Я не просила милостыню, — качает она головой. — И, заметь, ни разу не пожаловалась. Это тебя что-то не устраивает.
Ася горит вся в свете неона — сияют, отражая блики рыжие пряди, мерцает испарина на мраморной коже, обжигают решимостью злые глаза. Настоящая femme fatale — роковая женщина — как сказала бы бабушка.
Не блядь, неет.
Это совсем другое. Это — лёд и пламень, страсть и умение отсекать без сожалений. Это, когда при заурядной внешности она умудряется затмить собой каждую красотку в переполненном зале, вплоть до невесты. Но продолжает вести себя так, будто ей нет никакого дела. Так, будто не замечает, как облизываются ей вслед мужики, будто не видит, как я ловлю каждый всполох изумрудного платья! Ведьмочка рыжая. И голос ведьмовской.
— Меня не устраивает… — да чёрт! Меня не устраивает всё! Всё в ней коробит. Злость ломится наружу, заполняет голову мутью. Мне хочется вжать её в матрас, выбить это чёртово «твоя» и положить конец бесполезной борьбе, в которой никто не ведёт и не может быть победителя. Но я нахожу в себе силы отстраниться. Зубами вытягиваю из пачки сигарету, продолжая крепко удерживать её за плечо. Прикуриваю, затягиваюсь разом на добрую четверть, медленно выдыхаю дым в сторону и только затем произношу как можно чётче: — У нас с тобой проблема, Ася. Общая. Взаимная я бы даже сказал. Ты с этим согласна?
Её протяжный выдох и совершенно дикий взгляд на мои губы громче любого ответа.
— Вижу, что согласна, — плавно склоняю голову набок, чтобы обвести носом контур её скулы до самого уха. Травяной запах духов вытесняет из лёгких остаток дыма и с кислородом врывается в вены. Его так много, что под кожей начинает зудеть. — Меня не устраивает, что общую проблему пытаюсь решить я один. Ты нужна мне, сейчас, всегда, везде… но я не готов толкаться с толпой мужиков в твоей голове. Просто проведи пальцем по сенсору и отклони следующий звонок. Пошли всех на хер. Остальное я возьму на себя.
Она смеётся. Смотрит, не моргая, нехорошим взглядом, как я затягиваюсь, и так же недобро хохочет.
— А ты непромах, Королёв. Я ещё ничего не ответила, зато получила пакет условий. И вот скажи, на черта мне этот патриархат?
Давлюсь дымом. Воздух настолько пресыщен эмоциями, что попросту отторгается лёгкими. Переполнен её и моим запалом. Поднеси спичку — рванёт на весь город. С трудом сглотнув пару крепких матов, осипшим шёпотом поясняю:
— Ты получишь взамен мою заботу, верность и уважение.
Очевидное, бля, поясняю!
— Не катит.
Чего?
Чего ещё ей нужно? Душу, печень, почку?! Может, ещё кровью подпись в договор наляпать? Но Ася выставляет между нами поднятый указательный палец и, пока я тихо охреневаю, продолжает с прежней расстановкой:
— Во-первых, мне сопли подтирать не надо. Во-вторых, твоя личная жизнь меня не касается. А уважение, будь добр, засунь себе в задницу. И футболкой, что в меня кинул, проход хорошенько заткни, чтоб не дуло.
Докуриваю в три глубоких затяга сигарету, швыряю окурок в стоящую рядом урну. Шарю в кармане, выуживаю пачку — пустую! — и с досадой отправляю её вслед за окурком.
Ладно, тут мой косяк. Хоть заслужила. Да что там — порку она заслужила, вот что! Чёрт знает, как их там воспитывают в детдоме.
— Хорошо, хочешь самостоятельности — не проблема. Помогу с устройством на работу. Нормальную.
— Да ну? Напомни, кем ты там работаешь, что ездишь на метро? Себе с устройством помоги сначала. А я продолжу за ночь набалтывать треть твоей зарплаты. Слушай, может, это как раз тебе моя протекция нужна? Спрос меньше, зато конкуренция плёвая. Что скажешь?
— Ася, тормози.
Я убью её. Убью и меня оправдают.
Ни один! Ни один нормальный мужик не станет спокойно смотреть, как его женщина — в перспективе мать его детей, между прочим! — воображаемо вылизывает чей-то воображаемый хрен.
Так вот, убью, а потом свихнусь. Потому что не найду второй такой идиотки. Таких больше нет. Есть лучше, есть хуже, а Ася одна.
— Никогда больше, — не унимается она, забив на инстинкт самосохранения. — Никогда, слышишь, не упрекай меня заработком. Если ты думаешь, что мне всё равно, кто меня трогает, трогает по-настоящему, то глубоко ошибаешься. Иначе б в мою спальню очередь стояла. И где-нибудь в роскошном особняке, а не в скромной хрущёвке твоей бабушки.
Мы молчим. Ждём, когда компания гостей свернёт к парковке. Меряем друг друга тяжёлыми взглядами. Давим в крошево, в мельчайшую пыль.
— Всё равно это блядство, — с нажимом называю вещи своими именами.
— Допустим. Одна из форм. И что? — вызывающе кривит она губы. Я только сейчас замечаю на них алую помаду. Короткий вдох. В мозгу щелчок. По венам концентрат всего и сразу. Щелчок невидимый, иначе бы Ася уже заткнулась. Но она тоже не в том состоянии, чтобы принимать сигналы стоп. Да и поздно. Плотину прорвало у нас обоих. — Тебе слабо не плеваться моралью? Не пытаться посадить меня на короткий поводок? Ты хоть представляешь, как достал меня, грёбаный праведник? Скажи, ты хоть раз чего-то хотел так сильно, что становится начхать на принципы — вообще на всё?!
Я молчу. Говорить незачем. Моё лицо наверняка отражает ответ, а если нет, то… начхать. Именно так.
Ася дёргается, лихорадочно осматривается по сторонам.
— Хоть пальцем меня тронь. Хоть один волосок… Попробуй только замахнуться, назад пути не будет. Могилой матери клянусь.
— Угомонись, Ася. Я никогда не ударю женщину. Даже если ей нравится быть шлю… — окончание глохнет в хлёсткой пощёчине. Пока я как в замедленной съёмке смаргиваю внезапные искры, Ася срывается в сторону проезжей части.
Правильно понимает, но бестолково. Поднимаю с земли сброшенный пиджак, в кармане которого приятно прощупывается ключ от квартиры.
Будем считать, что ты сама лишила себя единственной лазейки.
Вызываю такси. Пока оно плетётся на мой вызов, покупаю пачку сигарет и презервативы.
— Чего тебе, Кир? — уже в машине нехотя отвечаю, удерживая телефон на некотором расстояние от уха. Музыка гремит невыносимо, распугивает последние связные мысли.
— Где ты, чёрт тебя дери бродишь? У тебя сестра, между прочим, замуж выходит.
— Уже вышла, — морщусь от раздражения. — Я её в руки Северного передал, дальше пусть сам пылинки сдувает. Отбой.
Телефон отключаю. Двор, родной подъезд, ступеньки. Лифт даже не вызываю — в такси и то еле усидел на месте. В квартире направляюсь на звук открытого крана. Дверь заперта.
У меня на теле всё что можно дыбом. Ведёт так, что ноги отнимает. Едва успеваю упереться рукой в стену. Ладонью провожу по дверному полотну — неторопливо, будто женщину ласкаю. Вода прекращает течь, оставляя меня тонуть в грохоте собственного сердца.
— Выходи, Ася. Ты не сможешь вечно прятаться в ванной.