Границы (не)приличия (СИ)

Глава 28

Я так сильно хотел её. Так тянулся к ней изломанной гордостью, каждым сорванным нервом, что теперь содрогаюсь под жалами эмоций. В мыслях, в лёгких, под закрытыми веками — везде только она. Видимо, слишком сильно желал и слишком жадно затянулся. Меня уносит. Это не метафора, я пока в своём уме, и всё же ощущения какие-то за гранью. Не галлюцинации, но очень к тому близко.

Согнувшись, достаю из кармана брюк пачку презервативов. Жест чисто механический, потому что внимание отдельно от движений петляет по раздражающей сейчас изумрудной ткани платья.

Слишком плотный шифон, бесконечный ряд пуговиц… Даже думать больно, сколько времени понадобится, чтобы все расстегнуть! Мне просто нужно рухнуть в жар её тела, пробраться под кожу. Прямо сейчас. Немедленно.

Губы царапает острым краем фольги, когда я прихватываю серебристый квадрат упаковки зубами, освобождая себе руки. В три рывка обрываю ненавистные пуговицы до самой задницы. Ещё два рывка трачу на то, чтобы приспустить по локти рукава с худых плеч. Стянуть целиком бесящую тряпку мешают связанные кисти Аси. Приходится довольствоваться тем, что есть.

Пальцами непроизвольно сжимаю головку, раскатывая латекс по гудящему стволу, будто это как-то поможет унять нетерпение. Хочу подольше. Даже не удовольствия. Чёрт знает чего, лишь бы продержаться одним целым всласть.

Прикипеть друг к другу хочу назло всему. Сейчас, правда, не вспомню, что конкретно с нами не так. Оно всё где-то там осталось: далёким эхом, размытым фоном. Сейчас важнее её напряжённые плечи и абсолютная, неживая прямо неподвижность.

Как кукла. Коллекционный шедевр ручной работы.

Так не пойдёт.

Придвигаюсь чуть ближе, краями ногтей намеренно задеваю гладкую кожу, отодвигая в сторону трусики, как обещал тогда в парке. Я всегда держу слово.

Пьяно смотрю на целиком раскрытую моему взгляду влажную промежность. Сжимаю в ладонях белоснежные ягодицы, с нажимом оглаживаю, легонько шлёпаю. Лица её не вижу, только профиль… очень растерянный порозовевший профиль. Она что думала — изобразит бревно, я быстренько возьму своё и навсегда отстану?

С усмешкой чуть надавливаю на поясницу, вынуждая Асю максимально прогнуться. В паху от поблескивающей, готовой принять меня глубины всё углями шипит, давлением изнутри член распирает. А от неё по-прежнему минимум эмоций.

Просто ждёт, зараза вредная. Хотел — забирай.

Значит, вот как?

Нет, дорогая… Так не пойдёт.

Сделав шаг назад, неторопливо оглаживаю неподвижные бёдра, спуская к щиколоткам нижнее бельё. Не глядя кидаю стринги куда-то за спину, встаю коленями на пол и касаюсь её языком. Ася дёргается. Сбито вздыхает, тело напряжено… и всё. Железная выдержка. С таким приколом это она меня сейчас отлюбит, а не наоборот.

И хочет ведь! Языком её возбуждение слизываю. На самом латекс чуть ли не плавится, будто на раскалённой арматуре сжимается. Ещё немного пузырями покроется, дымиться начнёт.

Её потрясающий вкус, кажется, вот-вот закипит на нёбе. Мне снизу видно, как белеет Асина нижняя губа, закушенная мелкими жемчужными зубами. Девочка явно решила меня проучить. И чёрт меня раздери, если я когда-нибудь видел что-то более провокационное.

— Чего ты боишься? — шепчу, продолжая исследовать её уже пальцами.

— Втянуться, — признаётся она отрывисто. — Привыкнуть. Зависеть… Не знаю!

Не разобрать чего во мне больше: возбуждения или ярости от сопротивления. А потом озаряет.

Ася ведь может не знать, что такое ослепнуть, оглохнуть, одуреть от удовольствия. Да, не девственница, но не факт, что до конца понимает о чём так сладко рассказывает, что мне тогда чуть башню не сорвало и сейчас, стоит вспомнить, туманом всё плотным затягивает.

Похоже, моя девочка никогда не кончала.

Где б терпения набраться, чтоб хоть часть показать, как может быть… как должно быть между мужчиной и женщиной. Член колом стоит, а водраться в неё не могу, и всё тут.

Закрываю глаза, воздух рывками со свистом заглатываю. Бесовка рыжая всего уже изнутри искромсала, а сама целёхонькая, ждёт, когда паду к её ногам. А я не против. Но тогда она переступит и дальше пойдёт. Такой расклад нам не нужен.

Поднимаюсь на ноги — резко, аж морщусь от шума в ушах. Нависаю над выпрямленной тонкой спиной. Слышу, что не дышит. Неизвестность, видимо, пугает.

— Со мной бояться не надо. Я не обижу.

Прохожусь поплывшим взглядом по задранному, изорванному платью, по выгнутой пояснице, взлохмаченной гриве волос. Я думал, цвет мне не нравится, а это был страх — вколоченное в подкорку представление о ведьмах, о некой сверхсиле, которой принято сторониться. Может, и надо бы, но я уже по уши…

Пропускаю медные пряди сквозь пальцы, заворожено наблюдая, как те переливаются в свете лампы. Самовнушение, знаю, но кожу печёт будто пламенем. Не в силах терпеть, отдёргиваю руку. Осторожно прижимаюсь губами между острых лопаток. Веду языком вверх, прикусываю тонкую кожу над позвонками, выстанываю в затылок зудящее внутри меня возбуждение.

Ася мелко дрожит.

Душистый ворох волос лезет в лицо: оплетает живой паутиной, забирается в рот, щекочет ноздри, лезет в глаза. Выжигает всё, что не она. Грёбаная психоделика.

— Пару минут назад ты казался решительнее.

Хриплый голос кусает издёвкой.

Ася не хочет нежности, боится её. А я слишком взвинчен и растерян.

В какой-то момент перестаю осознавать себя. Везде её запах. Непередаваемый вкус до отчаянья неуловимый печёт на сухих губах, продирается внутрь, поглощает личность. Это одновременно завораживает и пугает до чёртиков.

Я вхожу в неё без предупреждения. В одно движение, до упора и плавно, но Ася вскрикивает. Мы оба тихо вскрикиваем. Ошеломление сходит на нас лавиной. Тугой обхват её мышц вышибает дыхание. Она выгибается всем телом, врываясь сквозь туман в голове, и взрывает мозги невыносимо острым кайфом. От прежнего терпения остаются одни щепки — острые и колючие, как толчёное стекло.

Жёстко обхватываю ладонью тонкую шею, вынуждая Асю запрокинуть голову. В ней так горячо и узко, что я не удерживаюсь от хрипящего выдоха в раскрытые губы. Это стоило каждой секунды ожидания, но неожиданная теснота отзывается недоумением.

— Как давно у тебя никого не было? — шумно выдыхаю. Мгновения до ответа бьют дробью по затылку. Сейчас я ни в чём не уверен. Ни капли.

— В последний раз твои пальцы… — упавшим голосом, тихо.

Сжимаю рукой волосы на её затылке, натягивая их ровно настолько, чтобы, не причиняя боли, удерживать лицо повёрнутым к себе. Убрав ладонь с шеи, тоже упираюсь ею в стену.

— А перед этим? — едва торможу в себе рефлекс рвануть поглубже.

Свет перед глазами меркнет. Восприятие целиком уходит в ощущения. Я всё-таки делаю пару пробных поступательных движений. Медленно… Намного медленней, чем мне нужно.

— Давно, — она прикрывает глаза, выталкивая одно это слово с выдохом.

Больше Ася ничего мне сейчас не скажет. Мне и не нужно. Что хотел я узнал… и получил, да…

В тишине тесной комнаты не слышно ни стона. Мы остервенело наращиваем темп, закусывая зубами то слишком личное, чем не готовы делиться друг с другом. Я — одержимость, она — чёрт знает что.

С ума можно сойти насколько Ася тугая. Сжимает внутри, будто выпускать не хочет. Каждый раз выскальзываю с боем, чтобы с животной яростью выбить короткий, скупой всхлип. Отвечаю на него тяжёлым и хриплым дыханием.

Давай, малышка… смелее…

И она делает это — сама подаётся бёдрами назад, начиная подстраиваться с той же лёгкостью, что и в вальсе.

Мощный выброс дофамина выдёргивает ощущения далеко за грань моей выносливости. Волна удовольствия набегает высотой с небоскрёб. Рухнет — размажет. Торможу себя на голом эгоизме. Хочу с первого раза идеально. Свободной рукой отыскиваю затвердевший узелок плоти. Пальцы не слушаются, царапают затвердевший клитор, то сжимают, то снова оглаживают, извлекая из Аси несдержанные, сбитые выкрики.

— Дааа, Стас, дааа, — она вся сжимается и пульсирует, выжимая меня подчистую, досуха, до пустоты в голове.

Ася царапает плитку, охренительно приоткрыв рот. Будто дышать заново учится, причём сразу за нас двоих.

Слетаю за ней почти сразу. Всё тело горит, кровь бурлит в венах, колотится в паху. Ещё несколько финальных толчков и я слепо выставляю руку вперёд, чтоб упереться в стену и не снести её своим весом. В ушах звенит. С запозданием осознаю, что продолжаю сжимать девичье бедро. Вцепился намертво, как лепрекон в золото. Золото и есть. Покорная, обмякшая. Моя. Для меня.

Я так опустошён, что ноги не держат. Аккуратно выхожу, стягиваю презерватив, машинально перевязываю его у основания и складываю на край стиральной машины. Сам упираюсь спиной в змеевик, притягиваю лицом к себе затихшую Асю. И вот это чувство, когда она тёплая, мягкая, такая моя — пробирает глубже всего, что ему предшествовало.

— Это ничего не меняет, — хриплый выдох касается моей кривой улыбки.

Действительно ведь не меняет. Уже изменило.

Молча продолжаю ослаблять ремень с запястий. Мутные от схода глаза беспокойно бегают по ванной в очевидной попытке избежать моего взгляда.

— Иди ко мне, — закидываю её руки себе за шею.

Ася, наконец, смотрит на меня, еле заметно дёргает краем губ. Но не спорит, только пальцами крепче цепляется за мои плечи. Молчит она и когда я увожу её в свою спальню, укладываю на кровать. Подальше от телефонов, планшетов и дурной реальности, с которой абсолютно неясно как теперь быть. Сейчас тишина между нами впервые не трещит ни искрами, ни гневом. Есть только умиротворение. Засыпаю мгновенно, зарывшись лицом в пушистые волосы. Если рай существует, значит — я мёртв.

А на рассвете я просыпаюсь один.

Хмуро шатаюсь по пустым комнатам. Спотыкаюсь в прихожей о её босоножки. Туфли тоже рядом, а вот тапочек нигде нет. Мне не хочется выпускать её из рук ни на минуту. К счастью, я быстро начинаю догадываться, где свою пропажу искать. В доме есть только одно место, годное для уединённых раздумий. И это мой шанс дать почувствовать Асе, что она больше не одна.

Но сначала иду на кухню и завариваю две кружки чёрного чая.