У меня отказывают тормоза где-то на середине одного из лестничных пролётов. Стаскиваю его футболку к подмышкам. Дальше мешают руки. Стас ускоряется, мой пульс вместе с ним.
Грохот сердца перекрывает дробь его шагов. Ещё чуть-чуть и бедное захлебнётся кровью.
В момент, когда Стас прижимает меня к стене у двери, внутри срабатывает детонатор. Больше не контролирую рваных движений. Его пальцы с трудом справляются с замком, мои — воюют с пряжкой ремня. И эта хитровыдуманная конструкция даже не думает поддаваться!
Победный щелчок затвора подкашивает ноги. Затаскивает он меня в квартиру или заталкивает — не пойму. Неважно. Лишь бы побыстрее. Лишь бы постоянно быть в движении. Кажется, стоит замереть — разорвёт.
Не размыкая объятий и губ, проносимся мимо двери моей спальни. Обувь сбрасываем по пути — я пятясь, Стас напирая.
Плечом сношу фоторамку… вторую…
Запутавшись в спущенных штанах, он роняет напольную вазу.
Где-то в параллельной реальности звенят черепки и осколки, отрываются пуговицы, трещит надорванными швами нижнее бельё. Нам нет дела. У нас нет времени. Мы под особым сортом кайфа. Зависимы друг от друга. Оторваны от реальности.
На кровать заваливаемся вместе. Напрочь озверевшие, полностью нагие.
— С первого дня мечтал это сделать, — бормочет Стас, закидывая мои ноги себе за шею.
Вихры его волос щекочут щиколотки. Кожа от возбуждения словно воспалилась. Легчащее касание скручивает низ живота сладкой судорогой — горячо до ожогов, остро до всхлипов.
— Так в чём же дело? Дерзай… — вжимаюсь в матрас под тяжестью Стаса. Новый шквал ощущений обрушивается лавиной: жар его груди на сжавшихся в камень сосках, скольжение эрекции по влажной промежности.
— Уже… — хриплым стоном мне в рот. — Наконец-то…
Языком по губам и внутрь. Немного грубо и требовательно. Это как взрыв в голове, атака по вкусовым рецепторам. Мягкая вязкость фруктового вина, нотки табака, терпкость гранатовых зёрен.
— Ну же! — размазываю по его губам вздох возмущения, когда Стас внезапно отвлекается, чтобы дотянуться рукой до корзинки, стоящей на тумбочке. — Продолжай, пожалуйста…
Сердце не вывозит. Задыхаясь, перехватываю его рукой за подбородок, снова поворачивая лицом к себе.
Не пущу никуда. Не сейчас.
— Ася… — он пытается увернуться, вяло как-то. Будто сразу же забыл, зачем отвлёкся.
Кусаю его за нижнюю губу. Не сильно, но достаточно, чтобы синие глаза окончательно потемнели. Корзинка с тихим стуком падает, по паркету звонко рассыпается мелочь. Стас ведёт плечом, сбрасывая одну мою ногу с плеча и подхватывает под бедро, раскрывая меня полностью бесстыжему взгляду.
Оглушённая таким откровенным вниманием, сминаю простынь до хруста в пальцах. Вдыхаю, выдыхаю… Но в лёгких не прибавляется и не убывает. Я словно камнем лечу на самое дно его ураганных глаз, захлёбываюсь, рвусь куда-то. И чувство, как бывает при падении — дух под самый потолок взлетает.
— Зубки показываешь? Ну сейчас я тебя… — он с рычанием врывается внутрь. Внутренности обжигает, ослепляя на пару мгновений.
Безотчётно вскрикиваю, вскидывая руки. Никак не привыкну ни к его размеру, ни к темпераменту. Но и здесь Стас даёт ровно столько, сколько я способна принять. По самой грани проходится. Исключительная совместимость. Одна волна, две части целого.
Он внутри меня. И чувствую, что я внутри него тоже.
Смотрю, как на напряжённых плечах набухают кровью следы ногтей — мои метки. Будто в отместку соски угольками вспыхивают на каждый его прикус. Полная гармония. Между нами лишь испарина на коже и бесконечность оттенков боли.
Какой идиот сказал, что боль бывает приятной?! Она бывает необходимой. Она нужна, чтоб не потерять связь с физическим телом, не расщепиться на атомы, не раствориться с концами, как сахар в крутом кипятке. В этом диком, ураганном угаре только уколы щетины на груди и ключицах держат сознание на плаву… Только они и сладкая дрожь бёдер на каждый встречный рывок.
От разгона, взятого Стасом, сводит грудную клетку. Сам практически не дышит, и из меня последний кислород выколачивает. Мы молчим, исследуя друг друга распухшими губами. Вместо нас стонут мышцы, надрываются пружины под моей спиной, кровать врезается железной спинкой в стену. И если страсть — это громкость, то у нас — ультразвук.
Я захлёбываюсь исходящей от него несдержанностью, но с жадностью вбираю каждый толчок без остатка. Внизу живота всё дрожит, напрягается… И когда до точки срыва остаётся рывок, Стас вдруг вздрагивает, притормаживая и распахивая мутные глаза. Наши губы слишком близко. Мы слишком разогнались, чтобы начать тормозить. Не сейчас! Даже если стены вокруг горят — поздно. Для меня уже точно.
— Я люблю тебя… — выдыхаю ему в первый и, возможно, последний раз. Инстинктивно вышептываю то, что стирает остатки осознанности в одурманенном взгляде Стаса.
И слетаю почти сразу, подстёгнутая сумасшедшей волной. В нём словно открывается второе дыхание, ломаются последние оплоты разума. Остаётся только потребность. Его. Моя. А в самом конце на сходе блаженства, чувствую внутри себя пульсацию и семя горячее толчками.
Твою же маму…