Грехи и тайны

Глава 10

Алессио

Утро понедельника заслуживает своего собственного круга в аду. Несмотря на то, что я работаю с четырнадцати лет — сначала в семейном бизнесе, а затем в своей собственной компании, — они никогда не чувствуются лучше.

Такое чувство, что мне приходится использовать всю свою силу воли, чтобы вытащить себя из постели. Я должен выпить по крайней мере две чашки кофе, прежде чем смогу хотя бы подумать о том, чтобы отправиться в "Фортуну".

Однако этим утром все по-другому. Этим утром я просыпаюсь от криков Билли, эхом разносящихся по дому.

Ее пронзительный крик заставляет меня вскочить с кровати и схватить пистолет. Я снимаю его с предохранителя и спускаюсь вниз, направив пистолет в пол. Спускаясь по лестнице, я стараюсь не наступать на скрипящие половицы.

Я не знаю, что происходит внизу, и кто может быть в моем доме, но я не собираюсь рисковать.

Визг переходит в рыдания. Я заворачиваю за угол у подножия лестницы и вижу Билли, всю в крови, склонившуюся над телом в прихожей. Ее плечи трясутся, когда я снова ставлю пистолет на предохранитель и засовываю за пояс сзади.

Через окно возле входной двери я вижу, как моя охрана начинает окружать дом. Если в моем доме кто-то есть, они найдут его. Прямо сейчас мне нужно сосредоточиться на Билли.

— Что происходит? — Спрашиваю я мягким тоном, наблюдая, как она пытается сделать массаж мужчине, который явно мертв. — Ты в порядке? Ты вся в крови.

Билли не отвечает мне, пытаясь сделать мужчине искусственное дыхание, прежде чем снова начать массаж. Кровь продолжает сочиться из огнестрельной раны, скапливаясь на полу.

— Билли, он умер. Я позову доктора, но тебе нужно отойти от тела. Он умер.

Она смотрит на меня через плечо, и ее взгляд пробирает меня до костей. Билли ничего не говорит и снова обращает свое внимание на мужчину, все еще пытаясь спасти его жизнь, хотя это бесполезно.

Я обхожу лужу крови, чтобы взглянуть на лицо мужчины. Мой желудок переворачивается, когда я вижу пустой взгляд моего самого молодого капо. Его лицо бледное, хотя на щеке все еще виден старый синяк.

— Билли, он умер. Ты должна отпустить его. Я собираюсь позвонить врачу, и он приедет за телом. Я позабочусь о том, чтобы у него были достойные похороны, но тебе нужно отпустить его.

Она снова игнорирует меня, продолжая делать искусственное дыхание. Я вздыхаю и зажимаю переносицу. Я не знаю, как помочь ей прямо сейчас.

— Он не умер, — говорит она, ее голос чуть громче рычания. — Я пощупала пульс. Он все еще жив.

Я знаю, что она неправа, и она ничего не сможет с этим поделать. Неважно, сколько раз я буду говорить ей, что он ушел, она мне не поверит.

Пока она продолжает делать массаж, я отправляю сообщение врачу. Я не смогу вынести выражение ее лица, если не сделаю этого. Она будет раздавлена мыслью, что я не сделал всего, что было в моих силах, чтобы привести сюда кого-нибудь, чтобы спасти его.

Я не могу причинить ей такую боль.

Не имеет значения, что он уже мертв.

— Врач будет здесь через минуту, но я собираюсь попросить Давиде заняться массажем. Доктор не может видеть тебя здесь, и тебе нужно привести себя в порядок.

Давиде входит в парадную дверь, пока я говорю, и смотрит на тело. — Снаружи не видно, кто это сделал, но остальные собираются прочесать территорию комплекса.

— Хорошо, займись массажем сердца.

Давиде приподнимает бровь, его рот слегка приоткрывается. Я качаю головой, прежде чем у него появляется шанс сказать то, что мы оба уже знаем.

— Массаж нужно делать до тех пор, пока не приедет врач и не сможет отвезти его в больницу. — Говорю я, когда Давиде опускается на колени рядом с телом и осторожно забирает его у Билли.

Она садится на корточки с потерянным видом.

Мое сердце болит за нее, когда слезы текут по ее щекам. Хотя я, возможно, и не помню имени этого человека, я помню, как он рос. Он был лучшим другом Билли, и я уверен, что в какой-то момент Артуро говорил мне, что они встречаются.

Я не могу представить себя на ее месте в тот момент. Я видел, как умирают люди, которых я любил, но в молодости я был равнодушен к эмоциональному воздействию. Мой отец взял за правило выбивать это из меня, следя за тем, чтобы его сын никогда не проявил слабости.

Артуро был более добрым отцом, чем я когда-либо был.

— Давай, — говорю я, наклоняясь, чтобы обнять ее за талию и поднять на ноги. — Тебе нужно пойти со мной. Мы должны привести тебя в порядок. Я обещаю, что Давиде будет хорошо заботиться о нем, пока не приедет доктор. Но ты должна пойти со мной.

Давиде смотрит на меня через плечо, прежде чем его взгляд устремляется к Билли. Я вижу вопрос, но я сделаю все возможное, чтобы избежать его.

— Это между нами, и ты никому не должен говорить об этом ни слова, — говорю я Давиде, забирая Билли. Она утыкается лицом мне в плечо, ее рыдания пропитывают мою кожу.

— Да, босс, — говорит Давиде.

Билли продолжает плакать, пока я несу ее вверх по лестнице. Она делает глубокие вдохи, пытаясь успокоиться, но каждый раз, когда ей почти удается сдержать рыдания, все начинается сначала.

— Все будет хорошо, — говорю я, неся ее на чердак.

Она не сопротивляется, когда я сажаю ее на край ванны и сажусь перед ней на корточки. Я провожу большими пальцами под ее глазами, пытаясь вытереть немного слез, но они просто продолжают течь. Я не знаю, как ей помочь, и это разрывает меня на части изнутри.

Я не могу сказать ей ничего, что могло бы облегчить боль, которую она сейчас испытывает. Ей нужен Артуро. Он всегда знал, что сказать, когда что-то шло не так. Он был тем, кто успокоит ее и приведет в порядок. Он позаботится о том, чтобы о его дочери позаботились.

Однако его здесь нет, и он никогда не простит меня, если узнает, что я оставил его дочь страдать в одиночестве.

Он также не простит мне моих мыслей о его дочери, хотя я не собираюсь когда-либо позволять ему узнать об этом.

— Нам нужно смыть с тебя кровь, — говорю я, вставая и включая душ. Вода каскадом стекает вниз, окружающее ее стекло запотевает от пара.

Билли хватается за край ванны, как будто это единственное, что связывает ее с этим миром. Я смотрю на нее.

Мне придется затащить ее туда и надеяться, что вода выведет ее из шокового состояния.

Я вытаскиваю пистолет из-за пояса и кладу его на стойку. Хотя ее рыдания прекращаются, слезы все еще текут по ее щекам, когда я помогаю ей подняться на ноги и веду в душ. Ее руки сжимают мои предплечья, когда я возвращаюсь в душ, становясь под струю и увлекая ее за собой.

Розовая вода покрывает кафель, направляясь к сливу. Билли смотрит на меня, ее светлые волосы падают ей на лицо. Я убираю волосы с ее лица и беру шампунь. Я брызгаю немного себе на руку, прежде чем смыть кровь с ее волос.

Пена становится розовой, так как я стараюсь выжать из прядей как можно больше крови. Закончив с ее волосами, я приступаю к ее рукам, не торопясь втираю мыло в ее кожу.

— Он мертв, — шепчет она, медленно моргая. — Мэтт мертв.

Мэтт. Я должен запомнить это имя.

— Прости, — тихо говорю я, стягивая через голову ее промокшую рубашку и бросая ее в угол. Я стараюсь не смотреть на то, как кружевной лифчик облегает ее груди. Моим рукам до боли хочется прикоснуться к ним, но сейчас не время. — Я знаю, он много значил для тебя. Я собираюсь выяснить, кто это с ним сделал, и заставлю их заплатить.

Я не утруждаю себя тем, чтобы сказать ей, что знаю, кто это сделал. Это только расстроило бы ее еще больше.

Вместо этого я помогаю смыть кровь с ее тела, прежде чем переодеть ее в мягкую пижаму. Она больше ничего не говорит мне, когда я укладываю ее в кровать и сажусь на край, проводя полотенцем по ее волосам.

Я беру расческу с ее прикроватной тумбочки и распутываю ей волосы, ожидая, что она мне что-нибудь скажет. Ее взгляд витает за миллион миль отсюда, когда я заканчиваю с ее прической и убираю расческу.

— Я должен пойти посмотреть, не снял ли Давиде что-нибудь с камер. Если тебе что-нибудь понадобится, позови меня или домработницу, и она найдет меня, хорошо? — Я встаю и наклоняюсь перед ней, пытаясь заставить ее посмотреть на меня.

Когда она это делает, в ее глазах нет ничего, кроме затравленного выражения. Хотя я знаю, что это не первый раз, когда она видит смерть — даже близко, — эта смерть сильно ударила по ней.

Я не знаю, как заставить ее почувствовать себя лучше. Если бы я мог хоть немного облегчить ее горе, я бы это сделал, но поскольку я не могу, лучшее, что я могу сделать, — это заставить Паоло заплатить за то, что он сделал.

Понаблюдав за Билли еще мгновение, я иду к лестнице. Когда я оглядываюсь через плечо, она исчезает под одеялом. Я вздыхаю, спускаясь по лестнице, задаваясь вопросом, не испортил ли я ей жизнь окончательно.

Если бы я не заставил ее жить здесь, она, возможно, не увидела бы мертвое тело мальчика, которого когда-то любила. Услышать о его смерти было бы легче, чем пытаться спасти уже мертвого человека.

Меня гложет чувство вины, когда я возвращаюсь к телу. Пока я должен уточнить у Давиде насчет камер наблюдения, мне нужно знать, не оставил ли Паоло каких-нибудь улик на теле.

— Доктор уже здесь? — Спрашиваю я, входя в холл и видя, что Давиде просматривает записи с камер безопасности на своем телефоне.

— Да. Он снаружи и ждет разрешения, чтобы увезти тело.

— И он сделает это через минуту, — Я говорю, как я присесть рядом с телом. Мой желудок сжимается, когда я смотрю на мертвого молодого человека.

Видеть, как люди, которых я должен защищать, оказываются мертвыми, никогда не бывает легко. Я не знаю, как мой отец или брат смогли так остыть и оцепенеть к этому.

Я провожу руками по его телу, нащупывая что-нибудь, что может быть в его карманах или одежде. Что-то твердое в кармане его джинсов привлекает мое внимание. Я лезу в него и достаю листок бумаги, сложенный в крошечный квадратик.

Когда я разворачиваю бумагу и смотрю на нее, мир останавливается.

— Как, черт возьми, он пронес это сюда так, что никто не заметил? — Спрашиваю я, поднимая взгляд на Давиде. — Тебе лучше найти что-нибудь. Я не собираюсь продолжать играть с ним в эту игру.

Я встаю и иду на кухню, все еще держа записку в руке. Я прислоняюсь к столешнице и снова смотрю на слова, напечатанные на бумаге. У меня болит голова, и гнев захлестывает меня. Когда я найду Паоло, я заставлю его заплатить за все, что он натворил.

Я комкаю фотографию Билли, спящей прошлой ночью, и засовываю ее в карман. Красные буквы, нацарапанные поперек фотографии, врезаются мне в память. Паоло хочет заявить на нее права как на свою. Он хочет превратить нашу войну в игру, с Билли в качестве приза.

Этого не случится. Я ни за что не позволю Билли когда-либо быть с этим мужчиной.

Она моя.