Грехи и тайны

Глава 3

Билли

Эмилия напевает в такт музыке, играющей в продуктовом магазине, пока мы путешествуем по проходам. Она хватает пару коробок сладких хлопьев и бросает их в тележку.

— Я не понимаю, почему, черт возьми, женщины все-таки должны по очереди делать для капо ужин каждую неделю, — говорю я, хватая коробку со смесью для печенья. — У меня и так хватает забот между присмотром за отцом и выполнением поручений Давиде. Теперь, когда он исполняющий обязанности советника, он в два раза чаще лезет не в своё дело.

Эмилия закатывает глаза. — Потому что, не дай бог, мы избавимся от традиции, которая была введена более сорока лет назад. Женщины должны уважать капо за то, что они обеспечивают их безопасность, или что-то в этом роде.

Я притворяюсь, что меня тошнит. — Устаревшая чушь.

— Итак, Давиде, да? Он симпатичный. — Эмилия шевелит бровями. — Я знаю, он всегда был занозой в твоей заднице, но, может быть, тебе стоит дать ему шанс. Он определенно не самый худший человек в мафии.

— Нет, черт возьми. Мне нужен человек, который возьмет все под контроль. Даже если Давиде мой босс, я думаю, он чуть не обделался, когда я сказала ему, что не смогу пойти выпить кофе, вчера вечером.

Эмилия смеется и направляется к мясному отделу. — Хорошо, я отдам тебе должное. Ты также огромная заноза в заднице, и нужен достаточно храбрый человек, чтобы постоянно иметь с тобой дело.

— А как насчет тебя? — Спрашиваю я, прижимаясь бедром к ее бедру, когда тянусь за стейками. Я смотрю на количество, все еще оставшееся на витрине, и надеюсь, что этого хватит, чтобы накормить капо сегодня вечером.

— Что насчёт меня? — Ее щеки приобретают бледно-розовый оттенок, когда она помогает мне загружать стейки в тележку.

— Ты с кем-нибудь встречаешься? — Я загружаю в тележку еще стейков. — Ты ни о ком ничего не говорила с тех пор, как рассталась с последним куском дерьма.

— Я, возможно, встречаюсь кое с кем. Я не знаю. С ним все сложно. Я думаю, мы оба просто хотим немного развлечься, и это все, что у нас пока есть. В моей жизни нет времени для другого человека.

Я мгновение смотрю на нее, задаваясь вопросом, есть ли у этого мужчины потенциал быть чем-то большим, чем просто небольшим развлечением. Ради нее я надеюсь, что нет. Я люблю Эмилию, как родную сестру, но у нее худший вкус на мужчин. Слишком часто она встречается с мужчиной, потому что он очаровывает ее в первую неделю или две.

Когда он начинает вести себя как осел, она остается и настаивает на том, что они любят друг друга.

Я перепробовала все, что могла, чтобы помочь ей, но ничего из этого не помогает. На данный момент я довольствуюсь тем, что всегда рядом, когда она нуждается во мне, но в основном держу свое мнение при себе. Она все равно его не слушает.

Все, что я могу сделать, это быть ее другом и надеяться, что этого будет достаточно.

— У меня для тебя кое-что есть, — говорит Эмилия, меняя тему, пока мы отправляемся на поиски ингредиентов для лазаньи.

Она лезет в сумочку и достает маленький черный конверт. Я беру его у нее и открываю, видя дату и адрес, выбитые золотом на черной бумаге.

— Что это? — Спрашиваю я ее, протягивая конверт.

Она шепчет: — Это приглашение на аукцион. — Эмилия улыбается, а мое сердце бешено колотится в груди.

О, боже мой.

Я кладу приглашение в задний карман своих рваных джинсов.

— Тебе придется притвориться мной, но они должны тебя впустить. Все анонимно, поэтому все, что у них есть, — это имя. Одна из девушек, с которыми я работаю, была приглашена, но ей пришлось отказаться. Она работает в другой их компании, поэтому порекомендовала меня в качестве своей замены, и они согласились.

— Ты шутишь, — говорю я, уставившись на нее с недоверием, радость и страх наполняют меня в равной доле. — Не может быть, чтобы ты так быстро получила приглашение. Срань господня. Это потрясающе, Эми. Большое тебе спасибо.

— Не стоит благодарности. — Она хватает пару больших упаковок говяжьего фарша и кидает их в тележку. — И я действительно имею в виду, не упоминай об этом. Предполагается, что аукцион будет секретным. Если ты хочешь, чтобы все сработало, ты не можешь никому об этом говорить.

— Не буду. — Я улыбаюсь и беру пару пачек бекона. — Черт возьми, возможно, я скоро отсюда выберусь. Двести тысяч долларов — более чем достаточная сумма, чтобы исчезнуть.

— Так и есть. — Эмилия берет у меня список и вычеркивает пару пунктов. — Что ты собираешься делать, когда уйдешь?

Я пожимаю плечами. — Я еще не думала так далеко вперед.

— Наверное, тебе следует это сделать.

— Как только я вернусь домой, я начну пытаться во всем разобраться.

Ничто в побеге не должно быть оставлено на волю случая.

Если я пойду на это, мне придется быть на побегушках у того, кто меня купит, в течение нескольких недель. Но после этого я стану на двести тысяч богаче и смогу уехать.

О, черт. Я собираюсь позволить какому-то незнакомцу прикоснуться ко мне.

У меня мурашки бегут по коже. Никогда в жизни я не думала, что дойду до такого.

Может быть, есть способ поработать горничной. Я не хочу спать с незнакомым мужчиной, особенно за деньги. Я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы избежать этого, но я не знаю, что за мужчина собирается купить меня.

Мне нужно подготовиться к наихудшему сценарию.

— Ты уверена, что хочешь это сделать? — Спрашивает Эмилия, с беспокойством в глазах глядя на меня. — Если ты этого не сделаешь, мы можем найти другой способ.

Я улыбаюсь и качаю головой. — Я должна это сделать. Хотя я ценю твою поддержку. Возможно, я и не с нетерпением жду возможности продать себя мужчине с аукциона, но это самый быстрый способ получить деньги, которые мне нужны, чтобы начать нашу жизнь сначала.

— Если ты уверена.

— Я уверена, — отвечаю я, хотя никогда в жизни ни в чем не была так не уверена.

В чем я уверена, так это в том, что мой план должен быть достаточно хорош, чтобы увезти нас с папой подальше от Атланты, прежде чем Алессио поймет, что мы пропали.

Эмилия начинает рассказывать о танцевальных классах, которые она ведет в студии в городе, пока мы собираем остальные ингредиенты. Ее болтовня — желанное отвлечение от всего остального, происходящего в моей голове.

К тому времени, как мы заканчиваем закупку продуктов и загружаемся в машину, я почти забываю о приглашении, прожигающем дыру в моем заднем кармане.

— Ты уже знаешь, что наденешь на ужин? — Спрашивает Эмилия по дороге обратно к главному дому комплекса Маркетти.

— Что-нибудь, демонстрирующее мои сиськи и задницу. — Я улыбаюсь ей и выключаю музыку. — Я шучу только наполовину. Ты же знаешь, что капо оставят нас в покое, если мы дадим им на что посмотреть.

Эмилия вздыхает и откидывает голову на спинку сиденья, глядя в окно на деревья, мимо которых мы проезжаем. — Иногда я мечтаю о том, какой была бы жизнь вне мафии.

— Знаешь, ты могла бы поехать с нами.

Эмилия качает головой и грустно улыбается мне. — Ты знаешь, что я не могу этого сделать. Кто-то должен остаться здесь и прикрыть тебя. Кроме того, эта жизнь — все, что я когда-либо знала. Если я продолжу поступать правильно по отношению к мафии, в конце концов, я смогу осуществить свои собственные мечты.

— Или ты окажешься здесь в ловушке, как и все остальные, кто верит, что у нас есть лучший способ жить. Алессио наплевать на своих людей. Если бы это было не так, мы бы не служили капо, как богам.

— Ты же знаешь, что это временно. Наша очередь кормить их подходит только раз в пару месяцев. Все не так уж плохо.

— Мы собираемся вести постоянный подсчет того, сколько из них облапают нас сегодня вечером, и тогда ты сможешь сказать мне, действительно ли все не так плохо.

У меня скручивает живот при одной мысли об этом. Еженедельный ужин капо для них как оправдание, чтобы вести себя как животные. Не то чтобы они нуждались в оправдании. Я не знаю, уважали ли эти люди когда-нибудь в своей жизни кого-нибудь, кроме самих себя.

Я думаю, с таким же успехом можно использовать это как подготовку к тому, что должно произойти.

Губы Эмилии сжимаются в тонкую линию, когда я включаю музыку.

Может быть, мы и не часто ссоримся, но это одна из вещей, о которых мы действительно спорим. Она довольна жизнью в мафии, никогда не поднимая шума, а я хочу большего для себя.

Я хочу, чтобы на меня смотрели как на личность, а не как на служанку или товар.

Каким бы отсталым это ни было, продажа себя — это единственное, что даст мне жизнь, помимо того, что я буду собственностью Алессио и его людей.

Думаю, мне нужно быть готовой к продаже как собственности, чтобы перестать быть собственностью. Может ли моя жизнь стать еще сложнее?

Мужчины выстраиваются в очередь за столами в обеденном зале, смеются и выпивают, в то время как женщины суетятся вокруг и разносят тарелки с едой по столам. Я хмурюсь, уворачиваясь от очередной пары цепких рук, чтобы передать два пива паре мужчин.

— Знаешь, на тебе действительно красивое платье, — говорит один из мужчин, его рука скользит по моему бедру, когда я ставлю его пиво на стол. — Если хочешь, я бы с удовольствием показал такому хорошенькому созданию, как ты, что значит хорошо проводить время.

— Иди к черту, — говорю я, хватая его за руку и отводя ее от себя. — Приятного ужина.

Я ухожу прежде, чем этот человек успевает что-нибудь со мной сделать. Перечить капо — значит напрашиваться на неприятности, но иногда они этого заслуживают.

Будь я проклята, если позволю этим придуркам воспользоваться мной, хотя и знаю, что это произойдет. Сейчас, когда папа в больнице, большинство мужчин, которые захотят что-нибудь попробовать, будут считать меня уязвимой. Они думают, что мой отец не станет преследовать их, если они решат связаться со мной.

Я исчезаю на кухне, чтобы взглянуть на остатки еды и посмотреть, что можно упаковать. Конец ночи быстро приближается, и скоро я смогу пойти домой и забыть, что вообще произошло этой ночью.

— Знаешь, — произносит низкий голос позади меня. — Тебе действительно следует больше уважать капо. Они делают все возможное, чтобы обеспечить твою безопасность. Если кто-то из них чего-то хочет от тебя, то тебе действительно нужно сделать все возможное, чтобы выполнить это требование. Держу пари, такая грязная маленькая шлюха, как ты, превращает игру в то, чтобы встать на колени перед капо.

Я не утруждаю себя тем, чтобы посмотреть на мужчину, вместо этого прислушиваюсь к звуку его шагов по кафельному полу. Он обходит пространство позади меня, становясь между мной и кучей ножей.

Сделав глубокий вдох, я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Я высоко держу голову, полная решимости не позволить этому мужчине увидеть страх, который пронизывает меня. Если он это сделает, все станет намного хуже.

Я должна держать себя в руках, если хочу выйти из этой кухни невредимой.

Он ухмыляется и делает шаг ко мне. — Я хочу услышать, как ты собираешься загладить свою вину. Тебе уже следовало бы научиться следить за своими манерами. Я знаю, твой отец научил тебя чему-то получше, чем этому дерьму.

— Ну, ты не прав, — говорю я сильным и ясным голосом. — Убирайся отсюда, пока я не заставила тебя пожалеть, что ты сюда вообще заходил.

Мужчина запрокидывает голову и смеется так, словно это самая смешная шутка, которую он когда-либо слышал. — Ты действительно думаешь, что можешь мне угрожать, малышка?

— Отвали.

Его глаза сужаются, и он делает медленные шаги ко мне, как хищник, выслеживающий свою добычу. Его руки сжимаются в кулаки. — Ты пожалеешь, что разговаривала со мной подобным образом. Ты действительно думаешь, что кто-нибудь войдет сюда и спасет тебя? Мы с парнями уже несколько недель обсуждаем, как ты распускаешь язык.

— Рада за тебя. Если ты подойдешь еще ближе, я позабочусь о том, чтобы у тебя никогда не могло быть детей.

Я оглядываю комнату, пытаясь понять, смогу ли я выйти из кухни, не дотронувшись до него. В тот момент, когда я попытаюсь дать отпор, это будет встреча с Алессио.

Я не знаю, как прошла бы эта встреча, но Алессио известен как не самый добрый человек на свете.

Он смеется и бросается на меня. Я отпрыгиваю в сторону, на ходу ныряя под его руку. Он врезается в стойку, когда я разворачиваюсь и тянусь за ближайшей вещью, которую могу найти. Я взвешиваю сковородку в руке, свирепо глядя на него, когда он встает.

— Ты сука. — Он одаривает меня дикой ухмылкой. — Ты пожалеешь об этом.

— Попробуй, черт возьми, — говорю я, слегка пригибаясь, готовая бежать или драться.

Он снова бросается на меня, и я сильно замахиваюсь сковородкой. Сковорода врезается ему в лицо, и комнату наполняет тошнотворный хруст ломающегося носа. Кровь приливает к его лицу, когда он отшатывается назад.

Мужчина сплевывает кровь на пол и качает головой. — Ты, черт возьми, пожалеешь об этом.

Он вылетает из кухни, заставляя свой нос вернуться на место. Я делаю глубокий вдох, держа сковородку в руке, когда подхожу к ножам. Я вытаскиваю из блока самый большой, на случай, если он вернется с кем-нибудь из своих друзей.

Шаги эхом отдаются за дверью, прежде чем Давиде входит в комнату в сопровождении мужчины, идущего за ним по пятам. Давиде выглядит измученным, когда останавливается передо мной и скрещивает руки на груди.

— Правда, Билли? Ты сломала ему нос?

— Ублюдок пытался напасть на меня. Ты чертовски прав, я защищалась.

Давиде вздыхает и пощипывает переносицу. — Ты знаешь, что любая драка должна вестись на глазах у Алессио. Пошли.

Я бросаю взгляд на мужчину, который пытался напасть на меня, прежде чем отложить нож и сковороду. Хотя я знаю, что это плохая идея, я показываю мужчине средний палец, прежде чем последовать за Давиде к боковой двери. Как только за нами закрывается дверь — мужчина все еще внутри, — Давиде поворачивается ко мне.

— Серьезно, Билли?

— Ты уже спрашивал об этом, — говорю я, продолжая проходить мимо него. Если мне придется встретиться с Алессио, я могу сделать это скорее раньше, чем позже.

— Неужели у тебя нет чувства самосохранения? Артуро в больнице. Страх перед тем, что он может сделать с мужчинами, их больше не остановит. В их глазах на данный момент он все равно что мертв.

— Давиде, я знаю, что делаю. Мы оба знаем, что я могла бы убить этого человека, если бы захотела. Все, что я сделала, это сломала ему нос.

Он идет в ногу рядом со мной, напряжение волнами исходит от его тела. — Я знаю, Артуро научил тебя быть такой же смертоносной, как он, но мне не нужны трупы, пока я исполняю обязанности советника. Пожалуйста, сведи насилие к минимуму.

Я бросаю на него свирепый взгляд. — Я сделаю все, что в моих силах, но я не позволю этим ублюдкам нападать на меня, потому что они думают, что могут. И, честно говоря, если я услышу, что они пытаются напасть на других женщин, я убью их. Мне похуй.

Глаза Давиде слегка расширяются, в них светится знакомый страх. Он качает головой, когда мы садимся в машину и едем к личному офису Алессио. Он держит свой дом и офис отдельно от главного здания комплекса, предпочитая быть как можно более изолированным.

Это подходит такому холодному и отстраненному мужчине, как он.

— Билли, тебе нужно быть осторожной. — Слова Давиде — предупреждение, к которому я вряд ли прислушаюсь.

— Я знаю, что ты желаешь мне добра, — говорю я холодным тоном, скрещивая руки на груди. — Но, как я уже сказала, я буду защищаться, если кто-то попытается что-либо предпринять против меня. Может, ты и исполняющий обязанности советника, и я ценю твою заботу, но я могу постоять за себя. И я убью, если придется.

Рот Давиде сжимается в тонкую линию, и он сжимает руль так, что костяшки пальцев белеют. Время от времени он смотрит в мою сторону, прежде чем сменить хватку на руле.

По крайней мере, он достаточно умен, чтобы понимать, что я имею в виду то, что говорю.