Грехи ночи

ГЛАВА 5

На последнем этаже, в конце коридора Дейнжер открыла дверь в гостевую комнату и обнаружила Алексиона, разглядывающего яйца Фаберже, которые она коллекционировала. Она начала собирать свою коллекцию лет сорок назад, потому что они напоминали ей яйца Малеванки [28], которые ее отец всегда привозил из своих ежегодных поездок в Пруссию, где он навещал свою бабушку. Вплоть до того года когда она умерла, бабуля всегда убеждалась, что она приготовила Малеванки для всех, чтобы напомнить им про прусское наследие и красоту Пасхи.

Ни одно из этих драгоценных, разноцветных яиц, которые собирала Дейнжер с такой осторожностью при жизни, не сохранились. Называя их бессмысленным мусором аристократов, ее муж получил огромное удовольствие, разломав их после ее смерти.

Как же она ненавидела этого мужчину. Но больше всего она ненавидела саму себя за то, что поверила кому-то и позволила ему так беспощадно обмануть ее.

Больше никогда она не будет столь наивна.

Пристально посмотрев на Алексиона, она открыла дверь еще шире, чтобы лучше его видеть. Его современная одежда смотрелась совсем не к месту в этой комнате, которую она обставила точно также, как комнату, в которой она выросла. Вырезанная вручную кровать в стиле барокко была привезена из Парижа и украшена бордовыми и золотыми подушками и покрывалом. Золотые драпировки мягкого балдахина ниспадали на кровать. Она потратила много времени, выбирая антикварную мебель для этой комнаты.

Это было то немногое, что осталось от ее мира, то место, где время будто замерло. Иногда в этой комнате ей казалось, что она видит образ своего отца… слышит тихий смех братьев и сестер.

Mon Dieu[29], как же она по ним скучала.

Печаль росла внутри нее, но она спрятала ее поглубже. В плаче не было необходимости. Она пролила за эти века столько слез, что ими можно было наполнить Атлантический океан.

Прошлое в прошлом, а это было настоящее. Слезами ее семью не вернуть и в любом случае они не смогли бы изменить ее жизнь. Все, что она могла делать, это идти дальше и следить за тем, чтобы никто более не смог ее обмануть.

Но сейчас, Алексион был ее настоящим, и он был ее врагом. Он стоял перед маленьким туалетным столиком времен неоклассицизма и бережно держал в своих огромных руках яйцо, будто понимая, насколько ей дорога ее коллекция. Вопреки самой себе, она была тронута той осторожностью, с которой он положил яйцо на его подставку.

Он был столь прекрасен, стоя там, и ее тело среагировало на него с такой скоростью, что она была поражена. Это было совсем не похоже на нее, никогда еще ее не влекло настолько к человеку, которого она только что встретила. Горячие голливудские актеры в кино и в журналах не привлекали ее сразу, ей необходимо было провести с мужчиной долгое время рядом, прежде чем она начинала испытывать сильную и всепоглощающую жажду его тела. Если она вообще когда-либо испытывала к ним желание. В большинстве случаев, она могла завоевать или покинуть любого мужчину.

Но сейчас она хотела просто протянуть руку и коснуться его. А такого никогда ранее не случалось.

Алексион почувствовал ее присутствие, словно обжигающую ласку. Будто бы она прикасалась к его душе каждый раз, когда оказывалась подле него. Что было совершенно невозможно, с тех пор как он лишился своей души более чем девять тысяч лет назад.

Он не знал, что в ней было такого, что его тело столь дико реагировало на ее присутствие. Обернувшись, он увидел ее в дверном проеме, она смотрела на него с тревогой, почти со злым выражением лица.

Она его боялась и бесилась из-за своего страха, он мог чувствовать это где-то глубоко внутри себя. Но она пыталась изо всех сил скрыть это.

За одно это он мог ее уважать.

В конце концов, у нее были все основания его бояться. Он мог с легкостью убить ее, даже не моргнув. Но он не хотел причинять ей боли.

По какой-то странной причине он совершенно не хотел, чтобы она его боялась, и это было чувство не испытанное им ранее. Обычно, когда он бывал в человеческой форме, он использовал этот страх как свое преимущество перед Темными Охотниками, чтобы вновь вернуть их в строй. У него была вся сила богов. Возможность взять любую жизнь, которую он выберет…

Он мог слышать и видеть такие вещи, что были вне понимания простого человека, аполлита или Темного Охотника.

И вот он стоит тут, и лишь один звук эхом отдавался в его голове — звук ее смеха. Он слышал ее смех сегодня вечером, когда она сражалась с даймонами. Это был сочный, музыкальный звук, который, казалось, шел из глубины ее души. Из глубины ее сердца.

Он жаждал услышать его снова.

— Я не причиню тебе вреда, Дейнжерос.

Она вызывающе выпрямилась.

— Мое имя Дейнжер, — поправила она его. — Меня уже слишком давно никто не зовет Дейнжерос.

Он склонил к ней голову. Он знал из своих исследований ее прошлого, что так назвали ее в честь бабушки Элеоноры Аквитанской [30], которой восхищалась ее мать. Великая герцогиня, которая прожила свою жизнь исключительно по своим собственным правилам и попирала правила общественные.

Это имя так подходило маленькой женщине, что стояла перед ним.

— Прости меня.

Его извинения ни капли не успокоили ее.

— И просто, чтоб ты знал, я не боюсь тебя.

Он улыбнулся ее смелым словам. Она была упрямой и стойкой женщиной, и он размышлял, а была ли она такой, когда была человеком. Но он почему-то сомневался в этом. Мир, в котором она была рождена, не был бы терпим к такой взбалмошной личности, особенно если это была женщина.

Нет сомнений в том, что они бы подавили ее свободолюбие, а не приветствовали ее с распростертыми объятиями.

Она сделала шаг и вошла в комнату. Ее глаза пристально следили за ним, пытаясь обнаружить хоть какую-то слабость у него.

Удачи, моя малышка. У меня их нет.

— Ну, и что же ты мне понарасказываешь? — спросила она. — Говоришь, ты оруженосец Эша. Из которых: голубых кровей, оруженосцев Ордена крови, или что?

Алексион спрятал улыбку, которая просилась вырваться наружу в ответ на ее вопрос. Голубых кровей были оруженосцы, которые на протяжении многих поколений были оруженосцами. Кровными обрядчиками были оруженосцы, которые следили за тем, чтобы правила их мира исполнялись. Они защищали Темных Охотников и были контролирующей силой для остальных оруженосцев. Конечно, он служил Ашерону задолго до того как появился Совет оруженосцев. Он не был настоящим оруженосцем. Он был Алексионом Ашерона, это атлантийское слово не переводилось на английский.

Фактически, он должен был делать что угодно, чтобы защитить Ашерона и Сими. И он действительно имел в виду «что угодно».

У него не было совести. Не было морали. В его мире единой истиной была воля Ашерона. Она управляла всем вокруг него. Да, он мог и порой спорил с Ашероном, но в конце концов он был просто защитников Ашерона. Он всегда будет выполнять лишь то, что будет в интересах Ашерона, и не важно, каких личных или психологических усилий это будет ему стоить.

Но он не мог пока объяснить ей свой статус. Только он, Сими, Артемида и Ашерон знали о его настоящих отношениях с боссом.

— Я его Прилипала, — ответил он на сленге оруженосцев, имея ввиду, что Ашерон нанял его сам, чтобы тот был его оруженосцем. Каким-то образом это было почти что правдой.

— Как давно ты ему служишь?

Он коротко усмехнулся.

— Мне кажется, что почти что вечность.

Ее темные глаза сверкнули, глядя на него с подозрением и вопросом. Она были слишком умна, возможно, даже во вред ей. И слишком сексуальна для него.

Не начав его допрашивать, она придвинулась к нему ближе… так близко, что он мог ощущать аромат ее духов. Этот сладковатый аромат заполнил его голову и вызывал в его воображении картины, на которых она была обнажена и податливо выгибалась в его кровати.

— Как у тебя получился этот трюк с кинжалом, когда ты появился, после того как я тебя уничтожила?

Уголок его губ приподнялся, когда он услышал ее вопрос, и он придвинулся к ней еще ближе, так близко, что мог ощущать запах ее волос и кожи. Они протекали сквозь него подобно теплому виски, потрясая и бодря.

Это заставляло его кровь кипеть, а достоинство твердеть.

— Спроси меня то, что действительно у тебя на уме, Дейнжер, — сказал он, его голос стал ниже от того желания, что охватило его. — Я не люблю играть в игры. Мы оба знаем, что я не человек, так что давай не будем вежливо ходить вокруг да около, пока ты втихаря пытаешься выяснить, что я есть на самом деле.

Дейнжер оценила его откровенность, задрожав от его близости. Она посмотрела на него из-под ресниц. Этот взгляд заставил его испытывать то, что он не чувствовал уже очень давно. Его на самом деле беспокоило, что она была смущена и неуверенна. Он хотел успокоить ее, и это действительно поражало его.

— Ты тут, чтобы шпионить для Ашерона?

Уже при одной мысли об этом, он рассмеялся.

— Нет. Поверь мне, ему не нужен никто, чтобы следить за чем-либо. Если он желает что-то знать, то он просто узнает это.

— Как так?

Он напряг всю свою силу воли, чтобы не потянуться и не коснуться ее щеки, чтобы проверить была ли она так мягка, как казалось. Ее кожа была безупречной и такой соблазнительной. Он не сомневался, что сможет языком ощутить ее нежность…

— Я имел ввиду именно то, что сказал, Дейнжер. Ашерон сам может найти все, что ему необходимо. Шпионить — это последнее, что ему от меня нужно.

Дейнжер дико бесило то, что ее так влечет к этому мужчине и то, что он не желал отвечать на ее вопросы. Она не была уверена, чего ей хочется больше: пнуть его или поцеловать.

Жар его взгляда обжигал. Нервировал. Он был настолько ощутим, что ей казалось, будто он прикасается к ней.

Ее преследовало необъяснимое желание прижаться к нему и вдохнуть его запах. Затаив дыхание, она решила обернуть его собственный голод против него самого. Она поднялась на цыпочки и придвинулась к нему так близко, что их щеки почти что соприкоснулись. Она увидела, что он закрыл глаза и резко втянул воздух.

Когда он не отпрянул назад, она прошептала ему на ухо:

— Зачем ты тут на самом деле?

Его голос был низким и хриплым, когда он ответил ей:

— Чтобы защитить тебя.

Дейнжер навряд ли удивилась бы больше, если бы он просто пришел и сказал, что он личный разрушитель Ашерона. Она отодвинулась от него, чтобы расстояние между ними увеличилось. Было сложно соображать, когда этот мужчина смотрел на нее так, будто представлял ее обнаженной.

— Защитить меня от чего?

Его зеленые, дикие глаза пронзили ее взглядом полным неистового голода.

— От тех, кто жаждет увидеть тебя мертвой. Ты в опасности, Дейнжер. Тот, кто решил стать предателем, убьет тебя сразу, как только поймет, что ты предала его.

Забавно, Кирос прекрасно это понимал.

— Он не может убить меня, и ты это знаешь. Ни один Темный Охотник не может убить другого.

Он выгнул бровь, глядя на нее.

— Ты и в правду в это веришь? Ничего не сказано о том, что Темный Охотник не может приковать другого к воротам, к машине или еще к чему-нибудь, и оставить его на улице ожидать рассвет. Вы не можете ранить друг друга, это правда. Но существует множество способов, как оставить врага на улице днем, не причиняя вреда себе.

Это и вправду был тот небольшой нюанс, о котором она не подумала. Но он, похоже, подумал.

— И откуда ты все это знаешь? Как много Темных Охотников ты оставлял на дневном свете после того, как они доверились тебе?

Он горько рассмеялся.

— Если бы я хотел убить тебя или кого-либо еще, Дейнжер, навряд ли я стал бы ждать солнца.

— Тогда от чего же ты хочешь меня защитить?

Он отвел от нее взгляд.

— Я не могу сказать тебе этого.

— Попытайся.

— Нет, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Даже если бы я и сказал тебе, ты бы не поверила мне.

Они зашли в тупик. Она не была готова доверять ему, пока он не даст ей достаточно весомой причины ему верить — а может и после этого не поверит — ибо последнее, что ей было нужно, это парень в ее доме, которому она не может доверять.

— В таком случае ты поймешь, если я попрошу тебя остановиться в отеле, пока ты тут разнюхиваешь для Ашерона?

Он выглядел удивленным. Коротко и зловеще усмехнувшись, он произнес:

— Ты встречалась с Киросом сегодня ночью, и он попытался склонить тебя присоединиться к его мятежу. Ему ты поверила?

Как он узнал про это? Она не собиралась об этом распространяться. Черт. Он казался таким же всезнающим, как Ашерон, и это начинало ее бесить.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Он сократил расстояние между ними. Казалось, он заполнял все пространство между ними, подавляя ее, но в то же время успокаивая. Будто что-то в нем распространяло флюиды спокойствия вокруг. И это если не брать во внимание те феромоны, что исходили от него, их можно было бы разливать по бутылочкам и продавать, и она бы могла сорвать на этом большой куш. Он был просто ходячим сексом. Кроме него она знала только одного человека, который обладал этим странным «возьми меня» фактором, который заставлял любую находящуюся рядом с ним женщину жаждать сорвать с него одежду и провести с ним ночь полную страсти — это был Ашерон.

Что со мной не так?

Она никогда не испытывала подобного голода.

— Ты знаешь, — сказал Алексион глубоким голосом, который заставлял ее дрожать, — из тебя бы вышла паршивая актриса.

Она замерла от его слов.

— Что, прости?

— Ты меня прекрасно слышала. Так что за ложь выдал тебе Кирос? Надеюсь, он придумал что-нибудь новенькое, а не использовал избитое — «Старина Ашерон — это сторонник даймонов»?

Она не знала, что ее изумило больше. То, что он знал, о чем они говорили про Ашерона или то, что он так говорил о Киросе, будто знал его лично.

— Откуда ты знаешь о Киросе?

— Поверь мне, я знаю о нем все.

Теперь Дейнжер была еще больше смущена. Правду ли говорил ей Алексион? Или же он использовал правду о том, что Ашерон — даймон, чтобы сбить ее с толку? Что может быть лучше, чтобы отвлечь ее, чем насмешка над фактом, который является истиной.

Кому же ей верить? Киросу, который, казалось, нес бред, или человеку, стоящему перед ней, который выглядел как убийца.

Она скрестила руки на груди и внимательно посмотрела на него.

— Ну так скажи мне, Ашерон и вправду даймон?

Его мрачные, орехово-зеленые глаза впились в нее.

— А ты как думаешь?

— Я не знаю, — и это было истиной. — В этом есть смысл. Он из Атлантиды, а все мы знаем, что даймоны произошли оттуда.

Алексион усмехнулся, глядя на нее.

— Ашерон родился в Греции и вырос в Атлантиде. Это едва ли делает его даймоном или аполлитом.

Но было еще пару деталей, которые смущали ее.

— Он никогда не ест.

— Ты уверена? — съязвил он. — Лишь из-за того, что при тебе он не ел, это не означает, что он не ест совсем.

О’кей, он выложил свои мысли. Она почувствовала некоторое облегчение от того, что теперь могла считать Кироса полным идиотом.

Но было еще кое-что, что не имело никакого смысла. Кое-что еще, что Алексион должен был объяснить.

— А что тогда насчет тебя? Если Кирос так ошибается, то откуда он мог знать, что ты придешь сюда одетый в это свое белое пальто и будешь пытаться судить нас всех, а?

Алексион замер, услышав ее вопрос. Словно его пронзили осколки стекла.

— Что, прости?

Самодовольный взгляд промелькнул на ее лицо.

— У тебя нет ответа на этот вопрос, да?

Нет, он не мог ответить. Невозможно чтобы Кирос знал о нем.

— Откуда он может знать обо мне? Никто не знает, что я существую.

— Значит он прав, — сказала она осуждающе. — Ты лгал мне о своих целях. Ты тут чтобы убить нас всех. Ты личный убийца Ашерона.

Алексион задохнулся и не мог вздохнуть, когда ее слова дошли до него. Как кто-то мог знать это? Это было невозможно. Ашерон позаботился о том, чтобы никто не знал о его существовании.

— Нет, я не личный убийца Ашерона. Я тут для того, чтобы спасти стольких из вас, сколько это возможно.

— И я, конечно же, должна сразу поверить тебе, почему?

— Потому что я говорю тебе правду.

Сомнение сочилось из темной глубины ее глаз.

— Тогда докажи это.

Это было легче сказать, чем сделать.

— Доказать? Как? Единственный способ доказать тебе, что я не собираюсь убивать тебя — это не убивать тебя. В конце концов, это ты кинула в меня кинжал, а не я.

Дейнжер кинула на него враждебный взгляд.

— А что я должна была думать? Я прихожу домой, и что же я вижу: мой обычно такой подвижный Оруженосец сидит испуганно на диване, выглядит изрядно помятым, а мой телевизор взорван к чертям собачьим. Затем я вижу светловолосого человека, я использую слова человека, чтобы хоть как-то тебя назвать, о котором мне сказали, что он собирается меня убить, он стоит одетый именно так как мне описали: в белом пальто, которое как меня предупредили будет на нем надето. Чтобы ты на моем месте сделал?

— Я бы сказал: привет, могу я чем-то помочь?

Она закатила глаза.

— Ну конечно.

Он конечно бы так и сделал, но у него было одно существенное преимущество перед ней. Он не мог умереть. По крайней мере, не от чего-то созданного на этой земле.

— Слушай, Дейнжер, я понимаю, что у тебя нет абсолютно ни одной причины верить мне. До сегодняшнего вечера ты даже не слышала обо мне. Но ты знаешь Ашерона. Ты когда-нибудь видела, чтобы он причинял боль Темному Охотнику? Подумай об этом. Если бы Эш и вправду был даймоном, зачем бы ему помогать и защищать Темных Охотников?

— Потому что он использует нас, чтобы защищать свои интересы, чтобы его мать не убила его.

Алексион похолодел при этих словах. Откуда, черт все дери, взялась эта ложь?

Ашерон обалдел бы, если услышит эти слова. Более того, не будет спасения ни одному Темному Охотнику живущему здесь. Ашерон уничтожит их всех, не моргнув глазом. Когда вопрос касается существования его матери, Ашерон не полагается на волю случая.

И он не испытывает никакого милосердия.

— Что ты знаешь о его предполагаемой матери? — спросил он, надеясь, что Ашерон не выбрал именно этот момент, чтобы шпионить за ним.

— Что она выгнала его из царства даймонов, и он теперь использует нас, что бы вернуться за ней и своими людьми.

Он насмешливо фыркнул.

— Это самая несуразная вещь, что я когда-либо слышал, и поверь мне, я слышал много всякого дерьма за столетия моего существования. Поверь мне, это абсолютная ложь.

Она повторила его фырканье.

— Проблема в том, что я не верю тебе. Абсолютно.

— А ты веришь Киросу?

Он увидел ответ в ее темных глазах. Нет, она не верила. Но все в ней кричало о том, что она не отвернется от своего собрата по оружию. Она все еще защищала Кироса. Его восхищала ее преданность.

— Послушай, Дейнжер. Открой свое сердце и прислушайся к своим чувствам. Что тебе говорит твое внутреннее я?

— Беги куда глаза глядят со своим оруженосцем и позволь парням самим посносить друг другу головы.

Он мрачно рассмеялся в ответ на ее слова.

Дейнжер тоже хотела бы посмеяться над этим, но ей было совсем не смешно.

— Однако, я не могу так поступить, не так ли? Так что я не знаю, кому верить, и я женщина достаточно, чтобы признать это. Слишком много темных пятен в обеих ваших историях. Так что вопрос, на который я должна ответить, это вопрос о том, кто распустил слух, что «я служу дьяволу».

Алексион был поражен.

— Позволь мне тебе кое-что сказать. Редко, когда в нашем мире все можно разделить на черное и белое. Иногда, то что мы воспринимаем как добро, является по сути абсолютным злом, но абсолютное зло всегда будет говорить тебе, что оно добро. Оно в любом случае никогда не признает, что оно зло.

Дейнжер склонила голову. Он говорил тоже, что когда-то говорит отец Энтони — ее духовник, к которому она ходила, когда была девушкой и жила в Париже.

— И что же тогда будет, если я спрошу тебя на стороне ли ты добра?

— Я отвечу, что да. Но я без сомнения пойду на любой поступок, чтобы защитить людей и Ашерона. Я здесь чтобы спасти тех из вас, кого еще можно спасти.

— А остальных?

Он отвел взгляд.

— Ты убьешь нас, — это была констатация факта.

Его взгляд встретился с ее, и в этот момент его глаза замерцали глубокой и яркой зеленью. Они были непонятными, жуткими, и уж точно не человеческими.

— Нет. Ты проклянешь себя, за свою собственную глупость. Я лишь сказал, что я не могу повлиять на то, кто умрет, а кто останется в живых — на самом деле это не моя забота. Я здесь, чтобы сделать то, что должно быть сделано, чтобы защитить правильный ход событий.

— Ход каких событий?

— Нашего существования. Нашего мира. Называй это как хочешь, но, в конце концов, те, кто пойдет против Ашерона и кто покусится на человечество, умрет, и да, это будет сделано моей рукой.

Это было невероятно. Он признал, что он и в самом деле был тем, кто убьет их всех.

— Так ты наш судья?

Его выражение лица было мрачным, но искренним.

— Судья, суд присяжных и палач.

Эти слова разожгли пожар в ней, когда она придвинулась к нему и коснулась носками обуви его туфель.

— Кто сказал, что ты достаточно умен, чтобы решать, кому жить, а кому умирать? Как ты поймешь, где правда?

Он презрительно усмехнулся.

— Все вы знаете, какой именно путь правильный. Я вам для этого не нужен. В ту ночь, когда вы стали Темными Охотниками, вы поклялись вечно служить Артемиде и сражаться с даймонами во имя нее. Каждому из вас было дано состояние, привилегии и слуги. Все, что вы должны делать в ответ — это защищать человечество и оставаться в живых. Пока вы придерживаетесь правил, вас оставляют в покое и позволяют искать счастья там, где вы сможете. Вы все знаете правила. Я здесь лишь для того, чтобы напомнить о них, когда кто-либо из вас начинает думать что он или она свободны от них.

А они именно это и сделали. Она не хотела, чтобы кто-то или что-то такое бездушное было в ее доме. Ему и вправду было безразлично, кого убивать. Темные Охотники были никем для него. Но ее собратья были всем для нее.

Он убьет или умрет, чтобы защитить Ашерона, а она убьет или умрет, чтобы защитить свою семью Темных Охотников.

Это было так просто и так сложно.

— Тогда ты можешь убираться из моего дома.

Он покачал головой.

— Так не пойдет. Когда Ашерон посылает меня куда-нибудь, он помещает меня с тем Темным Охотником, которого он хотел бы видеть спасенным. К сожалению, это не всегда работает, но в теории, если ты согласишься сотрудничать, ты переживешь этот последний мятеж. Я использую тебя, как дружественное, достойное доверия лицо, которое представит меня предателям, так чтобы я смог решить, кто из них достоин спасения.

— А если я откажусь?

— Ты умрешь, — ни в его голосе, ни на его лице не отразилось ни единой эмоции. Его и вправду не волновало: убьет он ее или нет.

Дейнжер пристально смотрела на него, пока ее сердце заходилось от ярости.

— Тогда я надеюсь, что ты придешь с армией, потому что одного тебя будет недостаточно, чтобы убить меня.

Она набросилась на него, только для того, чтобы обнаружить невидимую стену, что окружала его. Она нанесла удар по ней, но та не сдвинулась с места.

— Я не могу умереть, Дейнжер, — сказал он зловеще, смотря на нее сквозь свое невидимое поле. — Но ты можешь, и поверь мне на слово, это действительно паршиво — умирать смертью Темного Охотника.

Она стукнула кулаком по невидимой стене вокруг него, скривив губы.

— Ты просишь меня предать своих братьев ради собственного спасения? Забудь об этом. К черту тебя и Ашерона.

— Нет, — сказал он искренним голосом и качая головой. — Я прошу тебя спасти их. Если ты можешь убедить их доверять тебе и поверить мне, и признать и согласиться с тем, что Кирос врет, тогда они смогут отправиться восвояси, и все это останется не более чем плохим сном.

— А если они не поверят?

— Тогда они станут историей.

Почувствовав к нему отвращение, она отшатнулась назад.

— Знаешь, ты мог бы проявить больше сострадания, говоря об этом. Мы что, совсем ничто для тебя? Для Ашерона?

Она почувствовала легкое движение в воздухе, будто стена пропала. Алексион смотрел на нее своими мрачными, зелеными глазами.

— Ашерон действительно весьма обеспокоен. Если бы ему было все равно, меня бы тут не было, и все вы уже были бы мертвы. Я не нужен ему, чтобы убить вас. Он может это сделать без особых усилий. Поверь мне, я также не получаю никакого удовольствия от убийства. Кроме того, я не знаю, кто умрет, а кто нет. Это не игра для меня. Также как и не конец света.

Она сглотнула болезненный комок в горле, который появился, когда она подумала о смерти своих друзей.

— Все они достойны спасения. Каждый из них. Ты и представления не имеешь, как тяжело быть одним из нас. Мы были созданы, а затем брошены. Некоторые из нас живут десятилетия, иногда и дольше, без весточки от Ашерона. И никто из нас не увидит Артемиду снова…

Он зло хмыкнул, прерывая ее.

— Считай, что тебя там благословили.

Она замолчала, услышав в его словах злобу, и ей вспомнились слова Страйкера о смерти Артемиды.

— Артемида все еще жива?

— О, да. Поверь мне, она жива и здорова и лицезреет Ашерона каждый день.

Почему-то от этих слов ей стало легче — при условии, что Алексион не солгал.

— Тогда она беспокоится о нас.

— Нет, — с горечью сказал он. — Она беспокоится об Ашероне. Оставшиеся из вас все еще тут, а значит, она может контролировать его. Вот почему она создает новых Темных Охотников, чтобы они заменили тех, кто ушли. Тот день, когда Ашерон перестанет беспокоиться о вас, будет днем, когда Артемида повернется к вам спиной, и, скорее всего, вы все умрете. Так что не говори мне, что Ашерону наплевать на вас, когда я вижу ваши каждодневные звонки ему.

Его слова застряли у нее в голове. Может ли это быть правдой?

Зная Эша, это выглядело более вероятным, чем тот факт, что мог быть даймоном.

Ну, или что-то типа того. Но версия о даймоне тоже звучала правдоподобно.

Если бы она только знала, кому верить.

Алексион пододвинулся и встал прямо перед ней, так близко, что она могла ощущать тепло его дыхания на своей щеке.

— Тебе придется принять решение, Дейнжер. Поможешь ли ты мне спасти парочку Темных Охотников или мне следует всех их убить прямо сейчас и идти домой?