Как только Настя и Кирилл вышли из палаты, Кирилл рухнул на стул в приемной, глядя в пол. Его голова была опущена, словно он пытался спрятать её от собственных мыслей, от тяжести вины, которая давила на него с неимоверной силой. Настя, подойдя осторожно, села рядом. Её голос был тихим, почти шёпотом: "Кирилл … За что Никита Викторович так с тобой? Я думала, у вас хорошие отношения…"
Кирилл долго молчал, вглядываясь в пол, словно пытаясь разглядеть там ответы на мучившие его вопросы. Наконец, он поднял голову, и его взгляд, полный боли и раскаяния, остановился на Насте. "Во всём, что происходит с Никитой… моя вина," — тихо произнёс он, голос его был полон горечи.
В его памяти всплыли фрагменты прошлого, яркие, словно солнечные вспышки, резко контрастирующие с серой реальностью больничной приемной. Солнечный день, их особняк. Появление ещё одного мальчика — их уже было трое, и каждый боролся за внимание жестокого отца, чья любовь казалась редким и опасным трофеем. Они вместе указывали на Кристину, их сводную сестрёнку, её место в доме как самой слабой, заставляя её плакать. Кирилл не понимал тогда, почему отец больше всего ненавидит и одновременно больше всех любит именно Кристину. Но всё изменилось с прибытием тринадцатилетнего Никиты. Его взгляд, остановившийся на Никита, был долгим, пронизывающим. "Ты очень похож на меня, — сказал тогда Виктор Баженов, — и я жду от тебя таких же высот, как и от себя". После этих слов что-то изменилось.
Трое братьев — Кирилл, и ещё двое — словно почувствовали себя обманутыми. Баженов, их отец, никогда не смотрел на них, не удостаивал их вниманием. Поэтому они начали пакостить Никите. Сначала это были детские шалости типа обливание кровати. Но когда увидели, как сблизились Никита и Кристина, их охватила ревность. Кирилл тоже хотел быть рядом с сестрой, хотел защищать её, но не знал как к ней подступится, и просто издевался над девочкой. Никита же забирал всё то, чего Кирилл так желал, легко и непринуждённо.
Потом Никита заболел. К нему приехал доктор Агапов, друг его матери, знаменитый психиатр. Он узнал о болезни матери Никиты — тяжелой формы биполярного расстройства, закончившейся самоубийством. Это стало их тайной, свидетельство о наследственности редкого заболевания. Кирилл, воспользовавшись случаем, тихо подошёл к доктору Агапову, рассказывая о странном поведении Никиты, приукрасив некоторые моменты их ссор и драк. Агапов сразу же пошел к кабинету отца и попросил проверить Никиту, но Баженов, только отмахнулся, сказав, что не замечал никаких странностей у Никиты, и отправил доктора. Но потом Никиту всё же отправили в принудительное лечение. Баженов не проверил, действительно ли Никита болен, а просто, боясь за свою репутацию, решил избавиться от проблемы.
Спустя годы, взрослея, Кирилл начал понимать, насколько жестоко он тогда поступил. Насколько ужасно было в той лечебнице, среди сумасшедших, где Никита был единственным мальчиком, и которому никто не верил обращаясь как с сумасшедшим. Кирилл также осознал, насколько их отец был жесток, и что борьба за его расположение не стоила ничего. Все четверо братьев поступили на юридический факультет, Никита был единственным кто закончил университет и пошёл по стопам отца. Но тот мальчик исчез, его заменило бездушное и жестокое существо, правда как и их отец. И Кирилл понимал, что в этих изменениях виноват он сам.
Настя плакала, обнимая Кирилла. Её слёзы были тёплыми, а прикосновения нежными, полными сочувствия. Она гладила его по спине, шепча слова поддержки, успокаивая, как маленького ребёнка. "Ты не виноват, Кирилл, — повторяла она, — ты был всего лишь ребёнком." Но Кирилл, впервые открывшийся другому человеку, плакал навзрыд, сдавленно, не в силах остановиться. Его рыдания были не просто слезами горя, это был выплеск всей накопившейся боли, десятков лет подавленного страха, вины и бессилия. Он не просто плакал — он освобождался от тяжести прошлого, от груза ответственности, который он нес на себе все эти годы. Настя же, обнимая его, чувствовала не только его боль, но и свою собственную беспомощность перед этой глубокой раной в его душе. Она понимала, что помочь ему полностью в её силах не так много, но верила в то, что хотя бы сейчас может быть рядом, давая ему почувствовать, что он не один.
После ухода Никиты Кристина бросилась к Жанне, её сердце разрывалось от боли и вины. Она чувствовала себя ужасно, осознавая, что оставила подругу одну наедине с её страданиями. Её объятия были полны отчаяния и раскаяния. Кристина умоляла Жанну хоть как-то отреагировать, сказать хоть слово, но Жанна оставалась застывшей в своем горе. Кристина переживала, что Жанна не простит её, что их дружба разрушилась. Она провела рукой по волосам Жанны и для Жанны прикосновение Кристины стало последней каплей, прорывом плотины. Жанна не могла рассказать о том, что происходило в её жизни, когда Кристины не было рядом, о той боли, которая мучила её. Она только начала горько плакать, и всё горькое и невыносимое вдруг всплыло на поверхность. Эти эмоции, что она подавляла так долго, наконец, нашли выход. В объятиях друг друга они уснули, найдя утешение в близости и том, что одна из них была рядом.
На следующий день Жанна, хоть и оставалась грустной, старалась улыбаться, слушая рассказы Кристины о путешествиях. Улыбка была натянутой, неестественной, как маска, скрывающая истинные чувства. Кристина, наблюдая за ней, отмечала, как сильно изменилась её подруга. Прежней радости в глазах Жанны не было, и это вызывало у Кристины сильнейшую боль. Сердце сжималось от бессилия, от невозможности помочь. Дважды она пыталась осторожно спросить, что случилось, как это связано с Никитой, но, не получив ответа, поняла, что не стоит терзать подругу. Вместо этого Кристина старалась отвлечь Жанну, рассказывая о своих новых приключениях, о ярких пейзажах, запечатленных на фотографиях для её блога, о смешных моментах, заставляющих вспомнить о прежней беззаботной жизни. Она понимала, что слова мало что могут изменить, но надеялась, что хотя бы на какое-то время сможет отвлечь Жанну от терзавших её мыслей.
Через несколько часов раздался стук в дверь. Марк и Даниил. Их появление стало для обеих девушек глотком свежего воздуха. Вечер кино, заполненный смехом и шутками, почти вернулся в привычное русло. Марк и Даниил, искренне раскаиваясь, принесли свои извинения за прошлые ошибки. Она отвечала лишь грустной улыбкой, стараясь скрыть пустоту, заполнявшую её изнутри. На самом деле, она чувствовала себя одинокой, словно запертой в своей собственной клетке из страха и молчания, несмотря на то, что находилась в окружении друзей. Это была не настоящая радость, а лишь жалкое подобие, иллюзия нормальной жизни.
Несколько недель спустя Жанна действительно стала поправляться. Тёмные круги под глазами посветлели, цвет лица восстановился, она немного поправилась и даже вернулась в университет. Внешне всё выглядело почти как прежде, но внутренние изменения были очевидны. Жанна стала робкой, испуганной, зажатой. Друзья, преподаватели замечали это, предлагали помощь, поддержку, даже консультации психолога. Но от этого Жанна ещё больше замыкалась в себе. Она боялась доверить кому-либо свои истинные чувства, свой страх, который глубоко засел в её душе. Ей нужна была не помощь, а время. Время на то, чтобы пережить эту травму, справиться с ужасом и одиночеством, которые преследовали её. На какое-то время её оставили в покое, понимая, что ей нужно время, чтобы исцелиться, что навязанная поддержка может только усугубить её состояние. Время, чтобы выкарабкаться из пропасти отчаяния, найти в себе силы и начать жить заново.