Хэппи-энд для дьявола

Глава 26

Две недели пролетели для Жанны в череде сумбурных событий. Решение о заочном обучении созрело давно. Заявление, написанное «по семейным обстоятельствам», лежало готовое. После окончания условленного с Никитой срока она планировала вернуться домой, к семье, отдохнуть и перезагрузиться. Ей было почти приятно, что Никита был полностью поглощен расследованием. Он лишь изредка наведывался, чтобы поделиться новостями о ходе дела с Кириллом. Его воодушевление было заразительным. Работа над расследованием словно дала ему тот самый смысл жизни, который Жанна безуспешно искала для себя. Сессия была сдана, билеты куплены, а письмо, лежащее на тумбочке в гостевой комнате, говорило о тщательной подготовке к отъезду.

Дорога домой стала для Жанны дорогой в новую жизнь. Несмотря на позднюю осень, погода стояла удивительно солнечная, словно предвещая светлое будущее. Внутри автобуса, полного людей, ей стало необычайно легко на душе. Она наблюдала за окружающим миром, за спешащими пассажирами, за осенним пейзажем за окном, который вдруг предстал перед ней во всей своей красоте. Она увидела её, ту самую красоту осени, которая всегда оставалась незамеченной в череде её повседневных забот и тревог. Золотистые листья, пронзенные лучами солнца, казались ей маленькими солнышками, падающими на землю, словно частички радости и тепла. Серая обыденность, преследовавшая её последние месяцы, растворилась, сменившись светлыми и радостными ощущениями. Она почувствовала, как в её сердце возвращается надежда, как исчезает тяжёлый груз, накопившийся за последнее время. Этот путь домой, в окружении незнакомых людей, стал одновременно путём к себе, к новой, более светлой и осознанной жизни.

Неожиданное появление Жанны на пороге родного дома вызвало бурю радости и удивления. «Сюрприз!» — воскликнула она, широко улыбаясь, и в этот момент все её печали и тревоги, казалось, растворились в тёплом семейном объятии. Домашняя идиллия окутала её с головой. Она снова чувствовала себя маленькой девочкой, вернувшейся в свой уютный мир, в те времена до четырнадцати лет, когда ей пришлось покинуть родной дом ради учёбы в большом городе, где она встретила Кристину, робкую и стеснительную девушку. Жанна иногда скучала по бывшей подруге, сожалея о том, что не смогла до конца ей открыться, но решила оставить это всё в прошлом. Этот период был закрытой главой в её жизни.

Хотя Жанна, как и всегда, старалась казаться жизнерадостной, родители чувствовали, что в ней что-то изменилось. За внешней улыбкой скрывалась необычайная грусть. Она устроилась в материнской кондитерской — продавцом и баристой, купив для этого необходимые принадлежности. Жизнь вошла в свой собственный ритм — спокойный, тихий, наполненный легкой, едва ощутимой скукой.

Хоть и дни были наполнены теплом семейного очага, тихими вечерами за чашкой чая и непринужденными разговорами с родителями, чувствовалось что чего-то не хватает. Это же была та самая жизнь, о которой она так долго мечтала. Покой, который был далек от той суеты и напряжённости, которая окружала её в большом городе. Тишина и уют родного дома которые стали бы для неё лучшим лекарством от прошлых переживаний и разочарований. Несмотря на семейную идиллию, что-то всё ещё болело в груди Жанны, вызывая невыносимое жжение и ночные слёзы. Это была тоска по чему-то недосказанному, по незавершенности, по тому чувству глубокой связи, которое она так и не смогла найти. Это была пустота, оставленная незажившей раной, глубоким чувством утраты чего-то очень важного, что невозможно было назвать одним словом.

Мать видела слёзы Жанны, видела её скрытую боль, но не знала, как помочь. Она могла лишь тихо наблюдать за дочерью, шептать молитвы Богу, прося дать ей счастье, успокоить тревогу, и отогнать ту неизъяснимую боль, которая грызла сердце её дочери. Материнская любовь была единственной опорой, но даже она не могла заполнить ту пустоту, которая оставалась в душе Жанны. Эта пустота была глубокой тайной, которую Жанна сама ещё не могла разобрать и понять.

«Дорогой Никита,

Это письмо я пишу, уже собрав вещи и готовясь к отъезду. Возможно, ты подумаешь, что я сбежала. Но нет, помнишь наш уговор? Месяц. Я выполнила своё обещание, была рядом с тобой весь этот месяц. Ты тоже сдержал слово — посещал психолога. Я рада этому. Честно говоря, я была уверена, что кто-то из нас обязательно сломается до конца.

Очень хотелось бы попрощаться лично, поговорить с глазу на глаз. Но, учитывая твою загруженность и важность твоей работы, я решила, что это было бы слишком навязчиво. Ты сейчас делаешь невероятно важное дело, борешься за права женщин, за то, чтобы их голоса были услышаны. Странно, но до нашей встречи я никогда не задумывалась об этом. Оказывается, женщины действительно часто оказываются в хрупком и беззащитном положении. Наверное мне стоить тебя на этот раз и правда поблагодарить. Не вини себя за ошибки прошлого. Ты не виноват, тебя никто не учил, что значит «хорошо» и «плохо». Просто забудь. И меня тоже прости за все мои слова, за то, что я когда-то желала тебе смерти.

Жаль, что наши пути пересеклись именно так. Это просто жизнь. Просто так получилось.

Прощай.

Жанна.»

Пустая квартира. Несколько дней назад здесь царило тепло, уют, и царило чуть тревожное ожидание. Сейчас — лишь эхо прошедшего счастья, да письмо Жанны, словно последний лепесток опавшего цветка. Никита читал его, чувствуя, как в груди нарастает боль, хотелось закричать, разрыдаться, дать волю отчаянию. Но он сжал кулаки. Слабость сейчас недопустима. Сегодня суд. Сегодня ему предстоит выступить против отца, предстоит борьба, требующая всей его силы и концентрации. Ему так не хватало Жанны, её поддержки, её веры в него. Он хотел показать ей, что меняется, что никогда больше не причинит ей боли. Но она ушла. Он опоздал. И он понимал — она имела на это полное право. Право выбрать себя, свою жизнь, своё счастье. Она уже много сделала для него, проведя месяц рядом, поддерживая его, жертвуя собой. Он должен быть счастлив, что она наконец-то научилась любить себя, что нашла в себе силы выбрать свой собственный путь. Слёзы подступали к горлу, но Никита сдержал их, сделал глубокий вдох и вышел из квартиры, готовясь к борьбе.

Зал суда гудел от напряжения. Виктор Баженов, крупный, внушительный мужчина, сидел за столом защиты, лицо его было непроницаемо. Напротив, за столом обвинения, сидел Никита, адвокат, представитель не только потерпевших, но и множества других женщин, чьи истории перекликались с делом Баженова. Воздух был сгущен ожиданием.

Первая свидетельница, молодая женщина с потухшим взглядом, давала показания дрожащим голосом. Её слова, описывающие психологическое насилие и манипуляции со стороны Баженова, были тихими, сбивчивыми. Она то и дело опускала глаза, её руки сжимались в кулаки. Кирилл, сидящий рядом с Никитой, чувствовал её страх, видел, как она борется с желанием убежать. В зале повисла мертвая тишина, нарушаемая лишь всхлипами женщины.

Следующая женщина, более смелая, но не менее запуганная, срывающимся голосом рассказала свою историю. Её рассказ был прерывист, местами невнятен, но ужас, сквозивший в нём, был очевиден. Никита задавал ей уточняющие вопросы, стараясь помочь ей собраться, стараясь смягчить напор. Прокурор, молодой человек с серьезным лицом, кивал в знак понимания.

Третья женщина не выдержала. Середина её показаний обернулась рыданиями и криками. Слова захлебывались в слезах, её тело сотрясалось от рыданий. В зале воцарилась напряженная тишина. Кирилл с трудом сдерживал собственные эмоции, Никита смотрел на неё с глубоким сочувствием, и даже прокурор, казалось, был тронут её отчаянием.

Адвокат Баженова, женщина с холодным, бесчувственным взглядом, наступала на свидетельниц, пытаясь дискредитировать их показания, жестко перебивая, задавая острые, провоцирующие вопросы. Её голос, спокойный и уверенный, резал слух, контрастируя с хрупкостью и уязвимостью женщин. Никита сжимал кулаки, чувствуя нарастающий гнев. Ему хотелось, чтобы и эта женщина однажды почувствовала ту боль, тот страх, тот ужас, который испытывали её клиентки. Он понимал, что не может дать волю эмоциям сейчас, но мысль об этом горела в нём, словно тлеющий уголёк.

Кирилл, наблюдая за происходящим, чувствовал глубокое сочувствие к женщинам, увидел ужас в их глазах, понял, через что они прошли. Он понял, что эта битва — не просто суд над одним человеком, это борьба за справедливость, за то, чтобы ни одна женщина больше не переживала подобного ужаса. Никита продолжал свою работу, задавая вопросы, стремясь восстановить справедливость. Но гнев против адвоката Баженова, ее цинизма и безразличия к чужой боли, продолжал тлеть в нем, заставляя готовиться к следующему раунду судебной битвы.

Судебный процесс над Виктором Баженовым стал громким событием, за которым следила вся страна. Прямая трансляция в эфире приковала внимание миллионов, в том числе и семьи Жанны. Увидеть двух братьев, Никиту и Кирилла, выступающих против собственного отца, прокурора, было шокирующе и одновременно захватывающе. Каждый раз, когда Никита отражал острые, циничные атаки адвоката Баженова, Жанна испытывала сложную смесь чувств: гордость, удивление, и даже некую радость. Всего два месяца назад, если бы кто-то сказал ей, что Никита станет защитником прав женщин, она бы рассмеялась, назвав это безумием. Сейчас же это казалось невероятным, даже ироничным: насильник, ставший защитником жертв другого, ещё более крупного насильника. Абсурдность ситуации граничила с юмором.

Но Жанна старалась больше не зацикливаться на прошлом. Она решила не считать Никиту больным, не копаться в его прошлых ошибках. Все имеют право на ошибку, на шанс измениться. Она осознавала, что Никита действительно меняется, и эта мысль давала ей надежду. Она радовалась за него, за Кирилла, за всех тех женщин, которые наконец-то нашли в нём поддержку и защиту. Всё приближалось к концу, к логическому завершению. Никита, она верила, выздоровеет. А она… она больше ничего не боялась, как в те беззаботные времена до всех потрясений. Спокойствие и уверенность вернулись в её жизнь, окрасив её в теплые тона. И пусть это чувство было хрупким, оно всё же было — предвестником настоящего счастья.