Хэппи-энд для дьявола

Глава 21

Палата была стандартной: бледно-зелёные стены, выцветшие занавески на единственном окне, пропускавшем тусклый свет уходящего дня. Запах лекарств и дезинфекции слабо, но ощутимо витал в воздухе. На единственной тумбочке стояла почти пустая пластиковая бутылка с водой. Рядом с кроватью на стуле сидел Кирилл, следя за капельницей, вставленной в руку Никиты.

Никита лежал, уставившись в потолок. Сухость во рту была невыносимой, голова раскалывалась. Он чувствовал учащённое, слабое сердцебиение, каждый удар отдавался болью в груди. Капельница напоминала о хрупкости его существования, о том, что жизнь его висит на волоске. Тупая, ноющая боль в груди — след от дефибриллятора. Ещё один.

Мысли кружились, как вихрь. Он вспоминал мать, её многочисленные попытки самоубийства: порезы на руках, попытки утопиться, передозировки таблетками. Что её так мучило, он не знал, но… иногда, в моменты непобедимости, когда эйфория затмевала всё остальное, в его голове возникали те же самые суицидальные мысли. Он отмахивался от них, отвергал соблазн порезать себе запястье, боялся стать таким же, как мать. Но, в итоге… он, вероятно, всё же стал таким.

В университете его боялись, сторонились, сделали изгоем. Тогда и появились первые мысли о собственной ненужности. Тогда же в его жизни появился Кирилл. Кирилл заискивал перед ним, как щенок, словно чувствуя вину за что-то. Это выглядело смешно. Потом была девушка из его потока, обвинившая его в жестокости: «Да кто будет встречаться с таким психопатом, как ты?!» Это тоже показалось ему смешным. И это стало началом его беспорядочной сексуальной жизни. Он был неразборчив, любил много, яростно, страстно. Ему нравилось, когда им восхищаются. Он был прекрасен, восхитителен. Его неразборчивость в сексуальных связях была способом заполнить пустоту внутри себя, подтвердить свою ценность и значимость, получить хоть какое-то признание, хоть какое-то чувство нужности.

Он любил женщин, девушек, всех, кто отвечал ему взаимностью. Это был способ забыться, убежать от мыслей о собственной никчёмности, от воспоминаний о травмах и боли. Он был уверен, что заслуживает любви, заслуживает восхищения. Он заслуживал, чтобы его хотели. В его глазах он был прекрасен, желателен, желанен. Это было его убежище от одиночества и отчаяния, которое, несмотря на всё, всё ещё глубоко таилось в его душе.

Никита, неожиданно для Кирилла, сел на кровати. Он чувствовал себя немного лучше, достаточно, чтобы уйти. Сухость во рту всё ещё оставалась, голова немного кружилась, а ужасная боль в груди немного стихла. Он встал, сбросил больничную рубашку и, с трудом, натянул свою одежду. Кирилл, до этого сидевший молча, вскочил, лицо его исказилось от гнева.

— Что ты делаешь?! Куда ты собрался?! Ты ещё не оправился!

Никита не ответил. У него не было ни малейшего желания отчитываться перед Кириллом о своих действиях. Он просто начал обуваться.

— Никита! Я же просил! Тебе нужен отдых! Тебе нужен… психолог! Я нашёл психолога, хорошего специалиста, друга моей матери, Агапов, помнишь? Ты пойдешь к нему, как пациент! Это не обсуждается! — ещё громче воскликнул Кирилл.

— Делай, что хочешь. А от меня отстань. — Никита хмыкнул, с презрением глядя на Кирилла.

Он взял сумку и направился к двери, оставив Кирилла стоять в полном недоумении и злости. Кирилл опустился на стул, поникший и растерянный. Он вложил столько усилий, столько времени потратил, чтобы помочь Никите, а тот… просто ушёл. Чувство бессилия и обиды накатило с новой силой.

Никита же, добрался до дома. Он направился в комнату, где держал запертой свою кошку Масю. Он вспомнил Жанну, её страх и попытки сбежать. Мася, как и Жанна, всегда стремилась к свободе. И Никите пришлось запереть кошку, чтобы та не сбежала, точно так же, как, он когда-то, чувствовал себя обязанным держать Жанну рядом. Он открыл клетку, взглянул на Масю и почувствовал знакомое чувство вины и бессилия. Та же самая вина, что преследовала его в отношениях с Жанной, теперь переносилась на его кошку. Он опустил руку, протянул её к Масе, но та отшатнулась. Ему показалось, что в её глазах он увидел то же отчаяние, что он увидел в глазах Жанны. И в этот момент Никита понял, насколько глубоко он погрузился в болото собственных проблем, и насколько далеко он зашел в своем саморазрушении.

В своей квартире Жанна чувствовала себя запертой в клетке. Она металась по комнате, касаясь предметов, словно ища спасения в материальном мире от ужаса, который пожирал её изнутри. Страх превратиться в такого же монстра, как Никита, душил её. Она злилась на него, винила за то, что он, словно зараза, проник в её душу и оставил там свой отпечаток. Ей казалось, что он сделал из неё свою копию, забрал её свет и оставил только тень. Одиночество давило — Кристина, единственная, кто поддерживала несмотря не на что, ушла. Жанна отчаянно нуждалась в поддержке, в доказательстве того, что она не монстр.

Она набрала номер родителей. Голос мамы, тёплый и мягкий, стал для неё неожиданным бальзамом. Мама, кондитерка с небольшой кондитерской, рассказывала о сегодняшних гостях, о новом торте с клубникой и фисташками, о детях, которые приходили в восторг от её угощений. Папа, инженер-механик с завода, был немногословен, как всегда, но в его голосе слышалась любовь и спокойствие. Брат, как обычно, баловался, рассказывая забавные истории. Их простая, добрая жизнь казалась таким контрастом с тем хаосом, который царил в душе Жанны. Они — такие простые, такие светлые, а она… почти монстр.

Долгий разговор с семьёй, наполненный любовью и принятием, стал для неё настоящим спасением. Она осознала, что родители, брат — они видели в ней не монстра, а чудесного ребенка, которого папа в детстве называл «чудом». И это чудо есть, оно живет внутри, и она не позволит ему угаснуть. Она покажет всему миру свою магию — не ту, что связана с тьмой, а ту, что основана на доброте и сочувствии.

С новой решимостью, с твердым намерением не уподобляться Никите, Жанна подошла к больнице. Погода почти такая же когда он впервые пришёл к ней домой. Тогда он напугал её, его появление было неожиданным и пугающим. И Жанна шла, неся в себе свет своей собственной магии, готовясь к встрече.

Когда Жанна вошла в палату, её сердце билось учащённо. Но Никиты там не было. Только Кирилл сидел, склонившись над пустой койкой, его лицо было мрачным.

— Где Никита? — спросила Жанна, с решимостью в голосе. Она была готова. К встрече со своим мучителем.

— Ушёл. Наверное домой- голос Кирилла казался тихим, приправленным грустью.

Жанна собиралась тоже уже уйти за Никитой, но Кирилл резко схватил её за руку, резко притянул к себе. В его глазах бушевал шторм.

— Что ты сделала с ним?! Он… он совсем изменился!

Жанна покачала головой, не в силах ответить. Слова застряли в горле. Наконец, почти шёпотом, она выдохнула:

— Он… он изнасиловал меня. Не один раз. — она готовилась, решилась. Про то что через она прошла должен знать хотя бы один человек.

Кирилл застыл, поражённый. Молчание повисло в воздухе, тяжёлое и густое. Затем он медленно выдохнул, словно пытаясь совладать с нахлынувшим шоком.

— Никита… болен. Ему нужна помощь. Психолог… психотерапевт… ему нужно лечение. Пожалуйста, Жанна… помоги мне. Убеди его пройти лечение. Я нашёл доктора… отличного специалиста.

Он начал рассказывать о матери Никиты, о её биполярном расстройстве, о том, как из-за Кирилла, из-за его слов, абсолютно здорового Никиту отправили в лечебницу. Слова, объяснение шли легко, но в конце всё же слёзы навернулись на глаза Кирилла. Он заговорил уже негромко, голос его дрогнул:

— Прости… я знаю, что прошу слишком много… Но… я больше не могу… Я… я не могу его потерять. Ты сильная, Жанна. Ты столько времени справлялась одна… Я… я просто не знаю, что делать… Мне так тяжело… так страшно… Я боюсь, что он… что-то сделает… с собой… или с кем-то ещё…

Кирилл рыдал, его плечи сотрясались от рыданий. Он был сломлен, измучен чувством вины и бессилия. Он переживал за Никиту, боялся за него, за всех, кто мог пострадать от его болезни. Он чувствовал себя виноватым, несправедливо обвиненным и глубоко одиноким в своей борьбе за спасение друга.

Жанна задумчиво смотрела на Кирилла. Никита всегда казался ей необычным, немного странным. Его быстро меняющееся настроение, его резкие перепады, даже за его маской она замечала нестабильность. Она считала это просто странностью, чертой характера, но никогда не догадывалась о психическом заболевании. Теперь же, слова Кирилла пролили свет на многие неясные моменты, объяснили многое. Она вспомнила его странные выходки, его резкие слова, его неконтролируемые вспышки гнева. Это не злоба была, это болезнь. Она ощутила прилив сочувствия, понимания, но и страх тоже остался. Она пережила ужас, но не желала, чтобы кто-то ещё пострадал.