***Мы лежим под звездным небом на постели из лапника. Запах просто непередаваемый. И только Рикки продолжает бурчать:
— Госпожа, почему вы не согласились ночевать у Альдо?
— Потому что слухи пойдут, Рикки. И кое-кто от мастерской камня на камне не оставит, когда узнает. Нельзя за добро таким злом платить, — пытаюсь объяснить я, хотя понимаю, что паренек пока еще ничего толком не поймет.
Ему еще взрослеть и взрослеть, получать жизненные уроки, а пока… Пока я присмотрю за ним.
Неожиданно рядом кто-то завыл, и мы тут же привстали на локтях, переглянулись.
— Тут много хищников в горах? — спрашиваю я, косясь на ближайшие деревья.
Если это волчья стая или шакалы, то наше спасение только там, в этих раскидистых ветках.
Эх, а я-то думала спокойно переночуем.
— Обычно, где есть драконы, другие хищники не водятся, — Рикки испуганно вскакивает на ноги.
Вой повторяется, но уже ближе.
Теперь и я встаю на ноги.
Становится страшно.
— На дерево, — ориентирую я Рикки.
— Вон на то! Удобно забираться и ветки толстые, — подхватывает он.
И мы бежим к спасительной зелени. Рикки пропускает меня вперед.
— Лучше ты! Ребенок вперед.
— Я мужчина. И я лучше вас лазаю по деревьям. Давайте же, госпожа!
Я не спорю — ставлю ногу как можно выше, подтягиваюсь руками за нижнюю ветку и забираюсь на сук. Протягиваю руку Рикки, но он со скоростью света карабкается по стволу и занимает ветку выше.
— Давайте еще на одну, госпожа, — серьезно говорит он.
Даже командные нотки прорезаются.
Я не спорю — все разумно. И только стоит мне забраться на еще одну ветку повыше, как Рикки начинает шептать:
— Надо было у Альдо остаться. Или у бабки. Или в чайной. Госпожа, гордость не стоит жизни.
Я понимаю, что он в чем-то прав. Вот так прятаться в горах не выход, конечно. Особенно учитывая местную фауну. Но у Альдо — не вариант. В чайной — тоже. У старушки может быть себе дороже.
Завтра надо что хочешь сделать, но заработать так, чтобы и на жилье и на еду хватило.
Вой снова раздался, но тут же прервался скулежом, а потом тишиной, словно на хищника напал куда более большой хищник.
А потом кусты зашевелились.
— Госпожа, держитесь за ветку, чтобы не увидели. И в обморок не падайте, пожалуйста. Если страшно — зажмурьтесь. Я знаю, вы даже от мышей дрожжите.
Я с удивлением посмотрела на Рикки. В нем чувствовался покровительственный тон, словно он привык защищать Алисию не только от мышей.
Вот где мужик растет!
Но тут кусты раздвинулись, показался темный силуэт. А через секунду я разглядела Зверя, выходящего под лунный свет.
— Все чисто, можете спускаться, — говорит он, подходя к дереву.
Рикки тут же спрыгивает вниз прямо с ветки, а вот я медлю. Вижу по позе руки-в-боки и задранной голове, что ничего хорошего внизу меня не ждет.
— Слезай, попа карамельная. Или мне тебе помочь? — с рычащими нотками говорит Зверь.
Чего-чего? Попа карамельная?
Да как он смеет? А еще мне кажется, что он злой, но пораженно-довольный какой-то.
— Мне помочь? — спрашивает Зверь.
— Сама спущусь! — спешу заверить я, а вот слезать не спешу.
Зверь по-своему трактует мое замешательство:
— Не переживай. Шакала больше нет. Я зачистил территорию.
Ого. Это обнадеживает и пугает одновременно, потому что главный хищник до сих пор остался здесь, да еще стоит под деревом и караулит меня.
— Я больше драконов боюсь, — хмыкаю я, свешивая ноги в ветки, словно примеряюсь, чтобы спуститься на нижнюю.
— Ты-то? — Зверь протягивает с сомнением. — А я думал, ты бессмертной стала. Какого хрена из чайной ушла?
Последний вопрос он буквально выкрикивает.
Я тут же вытягиваюсь по струнке и свой спуск заканчиваю, так и не начав.
— Я же сказала — начинаю с нуля.
— И это твой ноль? Быть сожранной шакалами?
— Согласна. Тут осечка вышла.
Зверь хмыкает так, словно не верит своим ушам. Скрещивает руки на груди и неожиданно спрашивает:
— Кто ты такая и что ты сделала с Алисией?
И у меня все внутри словно на миг застывает от страха.
Если он узнает, что его любимой больше нет (по крайней мере, пока, дней на девяносто так точно), то что будет? Отведет к демонологам? Рассмеется? Отстанет?
Какой вариант вероятней?
— Хочу начать жизнь заново. Меняюсь я, понимаешь?
Зверь начинает ходить под деревом, рассуждая вслух:
— И страхи меняешь? Ты же раньше даже присесть на траву не могла, а тут из лапника кровать, а крыша — небо? И деньги тебе не нужны, и из чайной, за которую глотку любому бы перегрызла, ушла. И шьешь из старых тряпок, выбираешь старое, а не новое.
Я замираю, судорожно соображая, что сказать.