Лак выходит недорого, но чтобы покрыть им все приходится приложить много сил и потратить много времени. А еще закрыть чайную на два дня.
В первый мы возимся с покраской, второй — просушиваем и проветриваем.
Погода на нашей стороне — стоит жара даже ночью, поэтому на третий день мы уже можем открыть двери нашей чайной.
К открытию Альдо приносит нам новую вывеску, которую он делал по спец-заказу. Тоже из дерева, но по моему эскизу на земле, который я нарисовала при нашей последней встрече.
“Мужской рай” — значится на ней красным.
Сама же вывеска метра четыре в длину и сантиметров семьдесят в высоту. Выглядит основательно, внушительно, и я уже мечтаю, как она будет выглядеть на законном месте.
— Вот сюда лучше повесить. Прошлая вывеска слишком низко висела, и еще в непогоду билась о стену, — говорю я.
Альдо сосредоточенно слушает меня, кивает, а потом пытается один забраться на стремянку и поднять вывеску. Я вижу, как ему тяжело. Более того — просто не по силам. Вывеска накреняется то в один бок, то во второй, и вот-вот выскользнет у него из рук и расколется об землю.
Да-да, я уже нафантазировала!
— Альдо, я помогу! — я подхватываю край вывески. — Рикки, принеси, пожалуйста, самую крепкую табуретку — я на нее встану.
— Не стоит, — пытается отмахнуться от моей помощи Альдо.
Но я смотрю на него с улыбкой и молчу. Он сдается.
Вдвоем мы поднимаем ее на нужное место. Я мечтаю быть на месте Рикки и видеть эту красоту издалека, чтобы откорректировать ее положение, но без меня Альдо ее не удержит.
И тут я слышу тяжелые шаги по ступеням. По спине тут же бегут мурашки узнавания. Зверь идет.
— Помочь? — спрашивает он, и голос его схож с раскатом грома — так же хочется вздрогнуть.
Альдо и вздрагивает.
— Я… Это… Госпожа… Я по заказу… — он теряется в том, что сказать.
А я вспоминаю наш с ним разговор на кануне. Зверь как следует припугнул Альдо, чтобы не смел ко мне подходить. И только мои слова о том, что генерал больше не помнит наших отношений заставил его передумать.
Теперь же он смотрел на меня с испугом и обвинением, словно я ему наврала. Мне даже горько стало, что он такой трусишка. Ну нельзя же так. Нельзя.
Не дожидаясь ответа Зверь встает между нами и вытягивает одну руку вверх. Он достает даже с земли там, где я только с табуретки.
Очуметь!
Но еще больше я удивляюсь, когда он второй свободной рукой обхватывает меня за талию и спускает на землю в одну секунду. Я даже звука издать не успеваю.
Вижу, что Альдо весь краснеет от напряжение. Жмется, словно ему сейчас накостыляют. Посматривает с каким-то чрезмерным уважением на зверя. Я бы даже сказала с преклонением.
На это неприятно смотреть.
А Зверю хоть бы хны. Он стоит ко мне спиной, словно не только что спустил меня на землю и держит вывеску.
— Долго мяться будешь? — спрашивает он Альдо, и тот словно отмирает.
Вспоминает, что он профессионал.
— Я сам подержу вывеску. Вбивай гвозди, — Зверь берет табличку двумя руками, на меня даже не смотрит.
Какой он сильный! Ему словно ничего не стоит ее вот так держать на вытянутых руках, а я от половины веса чуть пупок не надорвала.
Я отхожу назад и прошу:
— Чуть правее, Трей!
И тут же прикусываю себе язык, видя, как медленно поворачивается генеральская голова. Он только в полоборота, но я чувствую, как он строго на меня зыркнул, словно ногтем прижал.
Что-то в нем неуловимо изменилось. Не только в отношении меня, а в движениях, в тоне. Но я не могу понять что.
— Простите, генерал! Можно чуть правее, — все-таки повторяю я, немного стушевавшись.
Зверь двигает табличку на середину.
— Идеально! — говорю я.
Альдо стучит гвоздями, закрепляя табличку на месте. И когда все готово, Зверь отпускает руки и отступает назад.
Смотрит на табличку, потом на меня с головы до ног и переспрашивает со скепсисом в голосе:
— Мужской рай?
Кажется, или я чувствую даже уничижительные нотки?
— Да. Место, где возницы смогут обсудить последние новости торгового тракта, послушать легенду или посмотреть небольшую сценку.
— Больше похоже на название борделя, — кидает он в меня словами и уходит, больше не глядя на меня.
Явился, растревожил и ушел. Ну как так можно?
— Спасибо! — кричу я ему в спину.
А он просто поднимает руку вверх, продолжая спускаться по ступеням.
— Госпожа, он что-то вспомнил? — спрашивает Рикки, вставая рядом со мной.
— Не похоже.
— Тогда что тут делал?
— Мимо проходил? — предполагаю я, хотя сама не верю.
— Госпожа, мимо нашей чайной никто не проходит. Она в тупике.
Капитан очевидность.
Я захочу в чайную, где Альдо собирает инструменты.
— Госпожа Алисия, теперь ваша обивка не очень идет к новой идее для чайной, — говорит он.
Сама знаю. Эти лоскутные сидения выглядели мило, когда были в прошлой концепции. А теперь же чайная будет меняться, и чем дальше, тем сильнее они будут выбиваться.
— Альдо, я же просила вернуться к обращению на ты.
— Я не смею, госпожа, — говорит Альдо.
Ух, ну и велик же генеральский авторитет. Зверь меня не помнит, а Альдо на всякий случай осторожничает.
— Переоббивать будете? — спрашивает Альдо.
Мне несколько жалко денег на это, сколько своего труда. Сложно.
Рикки раскачивается на стуле, который мы обсуждаем, и вдруг предлагает:
— А что, если черной лентой поставить на лоскутах крест?
Тканевый крест поверх лоскутов как протест против всего женского? Не знаю, сработает ли, но что-то в этом есть.
Рикки определенно мыслит неформально!