Надэя. Хозяйка Шорхата

Глава 35

Гул в ушах был таким сильным, что казалось, он вот-вот разорвет барабанные перепонки. И сквозь этот оглушительный звон, словно луч света сквозь тьму, пробился голос. До боли знакомый, такой родной, что сердце подпрыгнуло в груди.

— Именем императора! Остановить казнь!

В толпе пронесся вздох, словно все разом выдохнули груз, который давил на них долгие часы. Радостный вздох облегчения. Возбужденные восклицания, переходящие в смех, заполнили площадь.

Вдох. Выдох. Снова вдох.

Я жива?! Как такое возможно? Неужели Николь промахнулся?

С трудом разлепив веки, я уставилась на фигуру палача. Он стоял, как громом пораженный, с разинутым ртом и вытянутой рукой. Но чадящего факела, который секунду назад должен был поджечь костер, в ней уже не было.

Казалось бы, ничего не исправить, но и тут Николь сумел удивить не только меня, но и всех присутствующих на моей казни. За его спиной неожиданно возник… вихрь песка, закручиваясь в неистовый смерч. Из его чрева, словно из самой преисподней, вырвались фигуры, облаченные в лохмотья, но с оружием в руках. Это были пустынные воины, легендарные берсерки, чья ярость была известна далеко за пределами земель Шорхата.

Войны стихий. Защитники одаренных. Их глаза горели нечеловеческим огнем, а клинки, казалось, жаждали крови.

Стражники, еще секунду назад уверенно наступавшие, замерли в нерешительности. Они были обучены, дисциплинированы, но против дикой, необузданной силы пустыни они оказались бессильны. Николь, не поворачиваясь, поднял руку, словно дирижируя оркестром хаоса. Песчаные воины ринулись в атаку, сметая все на своем пути.

Я стояла, прикованная к столбу, и наблюдала за разворачивающимся безумием. Неужели он действительно готов был пойти на такой риск ради меня? Ради женщины, которую обвинили в предательстве и захвате чужого тела? Сердце бешено колотилось в груди, смешивая страх и надежду.

Песчаная буря, поднятая воинами, окутала площадь, превращая ее в арену смерти. Крики, звон стали, хрип умирающих — все смешалось в какофонии ужаса. Я видела, как Николь, словно маяк в этом хаосе, пробивается ко мне сквозь толпу, отбиваясь от нападающих с невероятной ловкостью. В его глазах не было страха, только решимость и… любовь.

Он был так близко, всего несколько шагов, когда один из стражников, отчаявшись, бросился на меня с кинжалом. Я зажмурилась, ожидая неизбежного, но удар так и не последовал. Открыв глаза, я увидела, как Николь, словно тень, перехватил руку нападавшего и вырвал кинжал, вонзив его в сердце стражника.

Он стоял передо мной, заслоняя от всего мира, словно живой щит. Его лицо было в пыли и крови, но в глазах горел огонь.

— Я обещал защищать тебя, — прошептал он, — и я сдержу свое слово, чего бы это ни стоило.

Дрожь пронзила меня, словно ледяная игла, пробежав по всей спине. Виски сдавило так, будто кто-то зажал голову в тиски, а кровь стремительно отхлынула, оставляя после себя лишь пустоту и нарастающую слабость. Вокруг творился хаос, но шум толпы, крики, даже ужас происходящего, словно отдалились, превратившись в невнятное бормотание. Свет начал меркнуть, краски поблекли, и мир вокруг стал расплываться, теряя четкость. А потом... все исчезло. Осталась лишь блаженная темнота, мягкая и обволакивающая, словно вуаль, накрывшая мое сознание. В этой темноте не было ни боли, ни страха, лишь успокаивающее забвение.

Сознание вернулось рывком, словно кто-то включил свет в темной комнате. Вместе с ним пришел и звук голоса, низкого и бархатистого:

— Пей, милая. Ну же, выпей немного, любовь моя…

Я почувствовала, как кто-то осторожно приподнимает мою голову. Губы разомкнулись сами собой, и я сделала большой глоток чего-то терпкого, травяного. Сладкий вкус растекся по языку, но еще слаще было ощущать сильные руки Николь, тепло его тела, словно якорь в этом странном, зыбком мире.

Нехотя разлепила глаза. Все вокруг было расплывчатым и неясным. Где это я?

Постепенно зрение прояснялось, и передо мной предстала комната, достойная сказки. Высокий, сводчатый потолок, расписанный фресками с изображением мифических существ и небесных пейзажей, казался бесконечным. Свет, проникающий сквозь огромные арочные окна, задрапированные тяжелым бархатом цвета ночного неба, играл на позолоченных деталях лепнины, украшавшей стены.

Я лежала на огромной кровати под балдахином, сшитым из шелка цвета слоновой кости. Тончайшая вышивка изображала переплетающиеся ветви роз и лилий, создавая ощущение, будто я сплю в цветущем саду. Рядом с кроватью стоял резной столик из темного дерева, на котором мерцала одинокая свеча в серебряном подсвечнике. Ее слабый свет отбрасывал причудливые тени на стены, добавляя комнате таинственности.

Вид его был далек от величественного. Усталость глубокими тенями залегла под глазами, лицо осунулось, словно он не спал несколько суток. Властный подбородок, обычно гордо вздернутый, сейчас бессильно опущен. Он казался сломленным, потерянным в этом огромном, холодном дворце.

Внезапно, его взгляд встретился с моим. В глазах, обычно полных власти и уверенности, плескалось замешательство. Он моргнул, словно пытаясь сфокусироваться, и тихий, хриплый голос, едва различимый в тишине зала, прозвучал вопросом:

— Как вы, тана Надэя?

Как я? Не знаю. Сложно сказать. Вроде бы жива, но чувствую себя... не очень. Магические потоки в теле мечутся, словно выпущенные на волю дикие звери. Кажется, они просто радуются свободе, но это совсем не приятно. А стихии... они словно прошивают меня насквозь, как будто заново знакомятся с моим телом.

— Кажется, нормально, — выдавила из себя хриплым голосом. — Что произошло? Где я?

Не успела я получить ответы на свои вопросы, как память коварно подсунула мне кадры моей несостоявшейся казни… Я чувствовала веревку, грубо врезающуюся в кожу шеи, видела ухмыляющееся лицо палача… Холодный пот прошиб меня, и я задрожала всем телом.

— Тише, любимая, тише! — раздался шепот над головой, а горячие объятия стали крепче.

Из глаз, вопреки желанию, полились слезы. Но это были слезы не горести, а высвобождения.

— О, боги! Вы успели!

Я завозилась, пытаясь сесть, но меня повело.

— Не торопись, любимая. Тебе рано вставать с постели. Ты неделю провела в беспамятстве.

Что?! Неделю?! Теперь понятно отчего такая слабость.

— Но как? — вырвалось у меня, и я почувствовала, как сердце забилось быстрее.

— Мы нашли таниту Солейн. Она-то рассказала нам всю правду. Как встретила человека, которого полюбила и хотела выйти за него замуж, как любимый подговорил ее предать тебя, обвинив в иномирном происхождении.

Слова словно ударили меня в грудь. Я не могла поверить, что все это произошло. В голове роились образы: ее улыбка, ее преданность, и вдруг все это обернулось предательством. Я почувствовала, как гнев и боль смешиваются, и в груди закипает нечто, что не давало покоя.

— Как она могла? — прошептала я, пытаясь сдержать наворачивающиеся на глаза слезы. — Я ведь к ней относилась как к своей сестре? И кто он? Кто этот человек, заставивший ее предать меня?

Голос императора, полный горечи и усталости, вернул меня в реальность.

— Один из моих советников, — устало произнес его величество, вставая с кресла. — Прости, Надэя, что подверг тебя опасности.

— И что с ним? — сглотнула образовавшийся в горле ком. — С ними?

Ответ императора был краток и беспощаден:

— Они казнены! Предательство не прощается!

Император замолчал, продолжая наблюдать за мной. В его глазах читалась вина и… что-то еще. Сожаление? Понимание? Я не могла разобрать. Сейчас мне было все равно. Я была одна в своей боли, в своем разочаровании.

Но было еще кое-что, что не давало мне покоя, что жгло изнутри, требуя немедленного ответа. Я должна была разобраться с этим здесь и сейчас, иначе просто не смогу спокойно жить.

— Что с обвинениями, выдвинутыми в мой адрес?

Император вздохнул, словно собираясь с духом.

— Твое дело пересмотрено, Надэя. Тебя осмотрели магистры и лекари трех академий и не нашли признаков иномирности. Все обвинения сняты за беспочвенностью.

Я ждала этих слов, но они не принесли облегчения. Снятые обвинения — это хорошо, это логично, это справедливо. Но справедливость не вернет мне потерянное. Не вернет доверие, не залечит раны, нанесенные предателями.

Не в силах больше вымолвить не слова, я просто кивнула его словам. Император встал и пожелав мне быстрее поправляться, покинул выделенные мне покои.

— Ты очень сильна, Надэя, — неожиданно ласково произнес Николь, укладываясь рядом со мной. Теперь можно. Теперь мы одни. — Смогла не только справится с огнем, но и самостоятельно, даже сквозь блокиратор, призвать помощь.

Извернувшись, я в неверии посмотрела на супруга. Память услужливо подкинула мне последние кадры того злополучного утра. Песчаная буря, войны пустыни, лязг металла и крики умирающих. Дичайшая боль, сковавшая не только голову, но и шею. А дальше темнота. Долгожданная… освобождающая…

— Что?! Разве это не ты?

Николь отрицательно покачал головой, прижимая крепче к своему телу, будто боялся вновь меня потерять.

— Ты призвала стихии на правах одаренной. Впервые за всю свою жизнь. И они откликнулись на твой зов. Если бы не они, я бы не справился со всеми стражниками, несмотря на дюжину магов за моей спиной.

— Так это я, получается, виновата в их смерти?

— Нет, — тут же вскинулся Николь. — Если кто и виноват, то только они сами! Стихии не щадят никого, кто посмел угрожать одаренной. Это закон мироздания. Его баланс.

Я смотрела на него, пытаясь уловить хоть тень сомнения в его словах, но видела лишь искреннюю убежденность. Его глаза, обычно такие лукавые и полные веселья, сейчас горели каким-то внутренним огнем, отражая ту самую стихийную ярость, что, как он утверждал, обрушилась на стражников.

— Но… они же просто выполняли свою работу, — прошептала я, чувствуя, как ком подступает к горлу. — Они защищали…

— Они защищали тех, кто хотел от тебя избавиться, — перебил Николь, его голос стал тверже. — Тех, кто хотел лишить тебя жизни, твоей силы. Они выбрали сторону, и стихии сделали свой выбор. Нельзя винить солнце за то, что оно сжигает ночь.

Он отстранился, но не отпустил меня, лишь заглянул в глаза, словно пытаясь убедиться, что я понимаю.

— Ты должна понять, — продолжил он, понизив голос до шепота. — Ты — одаренная. Ты — часть этого баланса. И твоя жизнь, твоя свобода — это то, что стихии будут защищать любой ценой. Это не твоя вина, это твоя… ответственность.

Ответственность... Какое тяжелое слово. Сколько всего в нем заключено, сколько последствий, сколько груза. Теперь я начинаю понимать слова старой Наары, ее предостережения, ее сомнения. Она говорила, что истинная Надэя не справится с этой ношей. Видимо, она предчувствовала, что так и будет.

— Я хочу домой, Николь. Отныне без тебя я и шага не ступлю из Шорхата. Так и передай своему лэрду, — произнесла, уткнувшись в сорочку супруга.

Громкий заливистый мужской смех отразился от высокого потолка и каменных стен.

— Обязательно, Надэя, — произнес он, перевернув меня на спину. — Я люблю тебя, моя зеленоглазая ведьмочка. И благодарю богов, что свели наши судьбы.

— И я люблю тебя, Николь. Всем сердцем, всей жизнью.

В узком окне спальни, словно в раме, застыл темный вечер. На небосклоне, пронзая густую синеву, вспыхнула ослепительная голубая звезда. Она сияла так ярко, что, казалось, могла бы осветить весь мир. Но ни я, ни Николь не заметили этого небесного знамения. Мы были слишком поглощены друг другом, слишком глубоко погружены в свой собственный, маленький мир.

В этот момент, где-то в вышине, боги, уставшие от вечной борьбы, склонили головы. Они признали поражение перед богиней любви и жизни, перед той силой, что способна творить новые миры и дарить бессмертие.

И в этот самый миг, этот мир, некогда чужой и незнакомый, принял мою душу. Он принял меня безоговорочно, без остатка, признав своей частью. Больше не было сомнений, больше не было страха. Я принадлежала этому месту, этому времени, этому человеку. И эта голубая звезда, сияющая в темном небе, была лишь тихим свидетелем моего нового рождения…

Конец