Глава XI

Преподобный отец Моузли сидел на балконе в старом кресле-качалке, уютно поскрипывающем при каждом движении. Балкон был идеальным местом для того, чтобы наблюдать за молодыми людьми, которые в данный момент собрались на газоне перед домом и смотрели через залив на Ньюпорт, Он боролся со сном целых десять минут, но теперь его голова опустилась на грудь, и он тихонько захрапел.

Генри никогда раньше не чувствовал себя таким взволнованным. Он все еще не вполне понимал, почему ему так хочется объяснить Энн мотивы своего поступка. Сейчас он смотрел на «Морской Утес» не обычным любящим взглядом, а взглядом постороннего человека и видел старый каменный, отделанный деревом дом, украшенный нелепыми ангелами. То, что всегда казалось ему очаровательным, теперь выглядело банальным и неуместным. Генри чувствовал себя глупо и злился, что привез Энн сюда. Алекс был прав — она просто посмеется над ним.

— Итак, это — «Морской Утес», — сказала Беатрис, окидывая старый дом скептическим взглядом. — Он… Ну, я бы сказала, что он…

— Он великолепен, — вмешалась Энн, взиравшая на «Морской Утес» с улыбкой. От ее слов сердце Генри чуть не выпрыгнуло из груди. Он обернулся, и снова этот уродливый, угловатый, старый дом вновь превратился в самое любимое место на земле.

— Великолепен? — удивилась Беатрис. — Это «Шато-сюр-Мэр» великолепен, на мой взгляд. Мраморный Дворец — прекрасен, — продолжала она, имея в виду особняк миссис Альвы Вандербилт. — А этот дом, — Беатрис указала на «Морской Утес», — производит впечатление…

— Немногим лучшее, чем лачуга? — предположил Алекс.

Беатрис громко рассмеялась, но сразу оборвала свой смех, когда увидела выражение лица Генри.

— Ах, мистер Оуэн, простите меня, — сказала она, пытаясь сдержать улыбку. — Просто мне трудно представить, что кто-то потратил столько усилий для того, чтобы спасти самый обыкновенный дом. Вы действительно надеялись произвести на Энн впечатление, показав ей «Морской Утес»? — Она махнула рукой в сторону дома, и Генри вспыхнул от ее бестактности.

— Мне этот дом совсем не кажется обыкновенным, — мягко возразила Энн. — Он просто очарователен. У него такой уютный и доброжелательный вид. Он действительно прекрасен.

Генри бросил на Энн недоверчивый взгляд, думая, что она издевается над ним. Но ничто в выражении ее лица не говорило о насмешке. Он улыбнулся Энн и сказал:

— Я тоже так думаю.

— И, тем не менее, он не стоит того, чтобы разрушать из-за него человеческую жизнь, — настаивала Беатрис. Энн перевела взгляд на залив. Внутри у Генри нарастало беспокойство. Он чувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Если все будет продолжаться в таком же духе, она никогда не сможет понять того, что ему так хочется объяснить ей.

— Я прошу вас обоих извинить нас, — обратился он к Алексу и Беатрис, — может быть, вы хотите прогуляться по пляжу?

— Если вас не слишком обременит мое общество, мисс Лейден, — сказал Алекс, предлагая Беатрис руку, на которую та с недовольным видом оперлась. И они оба зашагали по газону к лестнице, ведущей на пляж.

Энн стояла спиной к Генри, предоставляя ему возможность любоваться своей стройной фигурой, изящным изгибом шеи, выбивающимися из-под шляпки мягкими завитками волос. Ему очень хотелось подойти к ней, обнять и поцеловать нежный затылок, но он знал, что не имеет на это права. Он откашлялся и заговорил:

— Энн, я понимаю, что это путешествие не является панацеей от горя, которое я причинил вам. Я просто хотел попытаться объяснить вам, что владело всеми моими мыслями два года назад. То, что я сделал тогда, произошло не потому, что я плохо относился к вам. Я сделал это ради спасения «Морского Утеса». — Она напряглась, и он поморщился. — Я не то хотел сказать. Я хотел объяснить вам, что я тогда не мог позволить себе думать ни о чем другом, кроме этого дома. Я был просто одержим мыслями о нем. Я не понимал, не мог представить себе, чем наша свадьба грозит вам. Я знал только, что, женившись, получу свое наследство и, главное, «Морской Утес».

Она повернулась к нему.

— У вас не было намерения жить в браке, не так ли?

— Я считал, что самым лучшим выходом для нас обоих будет быстрый развод. Я думал, вы поселитесь в Нью-Йорке и станете вести уединенную жизнь. Я сумел убедить себя, что вы не будете против этого возражать. Вы понимаете теперь, что тогда я был просто сумасшедшим? — Он робко улыбнулся ей и был очень удивлен, увидев, Что она улыбается ему в ответ. — Вы так прелестны, когда улыбаетесь, Энн, — вырвалось у него вдруг.

Улыбка Энн стала шире. Она говорила себе, что пытается соблазнить его, но истина была в том, что, когда она была рядом с Генри, она просто не могла ненавидеть его. Почему он не вел себя как полный мерзавец, которым она представляла его себе? Почему он оказался ни бессердечным, ни холодным? Постепенно мысль о том, чтобы унизить Генри или разрушить его репутацию, становилась для Энн все более и более неприемлемой.

«План», который они придумали с Беатрис, должен был стать развлечением. Она вспомнила, как они хихикали, представляя Генри на коленях у ее ног, и ее — смеющуюся над ним, небрежно отвергающую его любовь. У них была сотня различных сценариев, которые заканчивались одинаково — она хохочет над поверженным Генри. Но сейчас, глядя на него, Энн не знала, чего хочет — разбить сердце Генри или отдать ему свое.

Взволнованная этими мыслями, она довольно резко сказала:

— Ну что ж, выкладывайте свои объяснения. Послушаем о вашем «Морском Утесе».

— Два года назад на том месте, где мы сейчас стоим, плескались волны залива. Море вымыло часть берега до самого фундамента, вон там, в углу, — сказал он, показывая на дом. — «Морской Утес» был обречен, и времени почти не оставалось. До того момента, когда я должен был вступить в права наследства, оставалось еще три года. Дом не продержался бы так долго. Я знал это. И только я мог его спасти. Я должен был это сделать.

— И вы отправились к вашему деду и попросили его отдать вам ваше наследство? Я слышала об этом.

— Да. И он отказал мне. У меня оставался только один способ получить «Морской Утес». Этим способом была женитьба. В то время у меня не было других кандидатур, кроме вас. Никого, кроме вас. Я знал, что вы согласитесь, если я сделаю предложение.

Энн вспыхнула.

— Это было настолько очевидно?

— Боюсь, что да. И от этого я чувствовал себя еще хуже. Вы мне нравились, Энн. Я не могу исправить того, что причинил вам, но я хочу, чтобы вы знали, что я причинил вам столько горя, сам того не желая.

— Вы попросили меня выйти за вас замуж. Я полагаю, это не могло не повлечь за собой определенных последствий, — холодно заметила Энн.

— Вы правы. Господи, я знаю, что вы правы. — Генри тяжело вздохнул и попытался пригладить взъерошенные ветром волосы. — Я предал вас. И я хочу, чтобы вы знали: я разделяю ваши чувства.

Энн вновь посмотрела на дом, который терял свое очарование с каждым словом, возвращающим ее к грустным воспоминаниям. Как ужасны мысли о двух потерянных годах ее жизни! Ничто не стоит таких страданий, а этот старый дом — тем более.

— Я не пытаюсь оправдать себя и свои действия, — сказал Генри, угадав по выражению лица Энн ее мысли. — Я привез вас сюда для того, чтобы объяснить, а не заставить вас простить то безобразие, которое простить невозможно.

— Почему? Почему вы говорите мне об этом сейчас, а не два года назад? Почему вы не пришли ко мне сами, а послали адвоката с бумагами о разводе? Я знаю, вам не хотелось думать обо всем «этом безобразии», — горько процитировала Энн, — но «безобразие» коснулось только моей жизни. Умоляю вас, сэр, скажите мне, о каком «безобразии» вы говорите, имея в виду вашу собственную жизнь? Вы получили ваш дом, ваши деньги и вашу свободу. О, страдания ваши были просто невыносимы! — Когда Генри открыл рот, пытаясь что-то сказать, она оборвала его. — Теперь уже слишком поздно для объяснений. И хочу вернуться в Ньюпорт. Поездка сюда была ошибкой.

Энн пошла искать шлюпку, чтобы вернуться на яхту, мысленно проклиная себя за тот идиотский «план», который они придумали, чтобы заставить Генри влюбиться в нее. У нее не хватит на это духу, думала она, шагая по ступенькам лестницы, ведущей на пляж. Энн понимала, что всего несколько минут назад была готова простить Генри все его грехи. Этот мужчина сводил ее с ума, и она была рада, что он рассердил ее. Как смеет он пытаться очаровать ее, как смеет он пытаться «объяснить» свое предательство уродливым домом с таким претенциозным названием! ««Морской Утес» — ну надо же!» — сердито шипела она про себя.

— Энн, вернитесь. Я повел себя, как идиот, — окликнул ее Генри. Она не обратила на его слова никакого внимания.

— Энн, пожалуйста… А, черт!

Она услышала сзади звук его шагов и засуетилась, отыскивая взглядом Алекса и Беатрис, чтобы сказать им, что она хочет уехать. Их нигде не было видно. Высматривая подругу, Энн подняла взгляд от ступенек, наступила ногой на свои пышные юбки и… упала лицом прямо в песок, к подножью лестницы. Песок набился ей в рот и в нос. Она стала отплевываться, пытаясь от него избавиться.

— И почему только дам не учат прилично плеваться? — улыбнулся Генри. — С вами все в порядке? Вы не ушиблись?

Энн плюнула еще раз, просто, чтобы показать ему, что она умеет это делать.

— Я в абсолютном порядке. Можете идти, — сказала она, садясь. Шляпа ее свалилась, прическа растрепалась, и вся она была в песке. Он подошел к ней, и она одернула юбку, как будто испугавшись, что Генри наступит на нее.

— Я не могу отпустить вас, Энн.

Она подняла на него глаза, готовая выдать ему очередную порцию своего гнева, и сердце ее замерло. Ей не нравилось, как он смотрел на нее, потому что от его взгляда чело ее горело, как в огне. «Не делай этого, Генри. Не заставляй меня полюбить тебя, когда я только что решила, что буду ненавидеть тебя всю свою жизнь». Никогда прежде не испытывала Энн такого замешательства, как сейчас, когда она смотрела в эти глубокие серые глаза. Она чувствовала, что тонет в этих глазах. Желала, чтобы он поцеловал ее и, одновременно, чтобы сделал что-нибудь, что вернет ей силы и ненависть к нему.

— Что вы намерены делать? — спросила она неожиданно для себя самой.

— Поцеловать вас.

Генри наклонил голову очень медленно, давая Энн возможность уклониться, если она захочет. Энн хотела уклониться и не позволить его теплым губам прижаться к своим. Нет.

Но вместо этого она вздохнула, легонько подалась ему навстречу и губы их встретились. Прикосновение его губ было коротким, но вполне достаточным для того, чтобы вызвать у Энн желание прижаться к Генри изо всех сил. Однако она отодвинулась, ее взволнованный взгляд нашел серые глаза, полыхавшие таким огнем, что Энн почувствовала, как всю ее обдало горячей волной.

— Я ненавижу вас, Генри Оуэн, — нежно проворковала она.

— Я знаю, — ответил он и поцеловал ее еще раз.

* * *

— Как вы думаете, мы дали им достаточно времени поговорить? — спросила Беатрис.

Они с Алексом прошли уже, вероятно, около километра по пляжу, окружающему «Морской Утес». Старый дом скрылся из виду за могучими соснами. Они не очень много говорили друг с другом, рассматривая проводимое вместе время как тягостную обязанность. По крайней мере, Беатрис казалось, что Алекс так считает. Беатрис очень неуютно чувствовала себя, осознавая, что мужчина, прогуливающийся рядом с нею, скорее согласился бы на визит к дантисту, чем провести с ней час за светской болтовней. Поэтому она хранила молчание до тех пор, пока ей не показалось, что она сейчас взорвется.

— Я полагаю, нам уже пора возвращаться, — ответил он. — Надеюсь, мы отсутствовали не настолько долго, чтобы ваша репутация оказалась под угрозой.

Беатрис передернула плечами.

— Я знаю, что в вашем обществе я в полной безопасности, мистер Хенли.

Он посмотрел на нее странным взглядом.

— Почему вы так решили?

— Насколько я понимаю, мужчина не станет ухаживать за девушкой, которую находит…

Алекс изогнул бровь.

— Он находит? — подсказал он.

— Непривлекательной.

— Вот как?

Беатрис вдруг ощутила какую-то странную обиду из-за того, что Алекс не стал спорить с ней. Конечно, ей нечему удивляться и не из-за чего огорчаться. Но она удивилась и огорчилась. Почему этот человек, который, как она утверждала, совершенно ей безразличен, способен так сильно задеть ее чувства, не прилагая к этому особых усилий? Ей пришлось признаться себе, что он ей все же нравится.

— И именно поэтому я, безусловно, в полной безопасности рядом с вами, — с улыбкой сказала она, отчаянно пытаясь сохранить чувство собственного достоинства.

Она повернулась, чтобы идти обратно к «Морскому Утесу», и не заметила выражение боли на лице Алекса. Он шел за ней, след в след, погрузившись в грустные мысли, как вдруг Беатрис так резко остановилась, что Алекс чуть не налетел на нее.

— О Господи, — прошептала Беатрис, радостно улыбаясь. Правда, прежде чем повернуться к Алексу и указать ему на целующуюся парочку, она намеренно скорчила недовольную гримасу. Она же не могла позволить ему догадаться, что радуется тому, как Энн успешно реализует их «план»!

— Как он смеет? — возмутилась она.

— Мне кажется, что она не сопротивляется, — сухо заметил Алекс.

И в самом деле, с того места, где они находились, им хорошо было видно, что Энн обеими руками обнимает Генри за шею, но вовсе не для того, чтобы задушить его.

— Мне даже кажется, что она сама целует его.

Беатрис стиснула кулаки.

— Ну что ж мы сейчас прекратим это.

— Минуточку, мисс Лейден. Что, собственно, вы собираетесь сделать?

Алекс положил свою большую ладонь ей на плечо. Беатрис тут же сбросила его руку и действительно рассердилась.

— Я собираюсь прекратить это безобразие» — гневно выдохнула она.

— Хоть раз в жизни не вмешивайтесь не в свое дело.

— И это говорите мне вы? Вы обвиняете меня во вмешательстве в чужие дела, когда не далее чем на прошлой неделе вы сами делали вид, что ухаживаете за Энн только для того, чтобы заставить Генри ревновать.

Алекс улыбнулся, как наставник, удовлетворенный правильным ответом ученика на сложный вопрос.

— А что заставило вас сделать подобный вывод?

— Ах, перестаньте, мистер Хенли, — сказала Беатрис, взмахнув рукой. — О ваших намерениях мог бы догадаться и младенец. С таким же успехом вы могли рассказать о них всему миру.

— А Генри ничего не заподозрил, — заметил он.

— Ну вот, я была права! Ха-ха!

Алекс внимательно посмотрел на нее.

— Если я не ошибаюсь, я не единственный здесь человек, не учитывая, конечно, тех двоих, у кого есть скрытые мотивы.

Беатрис вздрогнула.

— Не имею ни малейшего понятия о том, что вы имеете в виду.

— Вы что-то замышляете. Вы и мисс Фостер. Вместо того чтобы целоваться с ним, она должна была бы выцарапать ему глаза. Генри не столь уж очарователен, чтобы она так легко простила ему все его грехи.

Беатрис изобразила озабоченность.

— Несмотря на всю мою ненависть к нему, должна признать, что он обладает редким природным обаянием. И его обаяние природное, в отличие от некоторых, — сказала она, очень выразительно глядя на Алекса.

Алекс в насмешливом удивлении вздернул брови.

— Должен вас уведомить, что я упорно тружусь над тем, чтобы выработать в себе природное обаяние.

— Мистер Хенли, вы никогда ни над чем ни одного дня в своей жизни упорно не трудились. — Беатрис хотела только поддразнить его и очень удивилась, когда он мгновенно замолк, и на его лице появилась выражение растерянности. — Я попала в больное место? — спросила Беатрис, невинно взмахнув ресницами. — Ах, извините.

Он улыбнулся, отрицательно покачав головой.

— У вас редкий талант попадать людям в больные места, мисс Лейден. Вы хорошо знаете, куда направить ваши отравленные стрелы, не так ли?

Беатрис моментально приняла серьезный вид. Почему они всегда говорят друг другу колкости? Это так утомительно. Она кивнула в сторону парочки на пляже.

— Они уже перестали целоваться, — заметила она. — Интересно, что же будет дальше?

А дальше было вот что.

Энн быстро вскочила и отряхнула юбки. Генри остался на месте, одним коленом стоя на песке и опираясь локтем на другое. Алекс и Беатрис не могли видеть выражения его лица, но Энн выглядела взволнованной. Вдруг она наклонилась и, бросив в Генри горсть песка, убежала.

— Кажется, Генри потерял свое обаяние, — тихонько засмеялся Алекс.

Беатрис прикусила губу, не в силах скрыть разочарования. Энн никогда ничего не сделает, как следует. Именно в тот момент, когда Беатрис считала, что дело уже в шляпе, Энн бросает в Генри песком. Это, конечно, никак не привлечет его к ней. Если действовать такими темпами, то Генри признается ей в любви не раньше сентября, да и то вряд ли. Чтобы их «план» удался, сезон в Ньюпорте должен быть в самом разгаре. Все должны присутствовать, когда Энн отвергнет Генри.

— Слава Богу, она пришла в себя, — с притворным облегчением вздохнула Беатрис.

— Я уверен, что Генри на этом не остановится.

Беатрис повернулась к Алексу, стараясь ничем не выдать радости, которую у нее вызвало его замечание.

— Вы так думаете?

Алекс пожал плечами.

— Я говорил ему, что он вступил на опасный путь. Он не захотел меня слушать.

— Он может остановиться и на этом. Энн терпеть его не может. Я даже не знаю, почему она согласилась приехать сюда сегодня.

— Неужели?

Беатрис не понравился внимательный, изучающий взгляд Алекса.

— Я действительно этого не знаю, — сказала Беатрис, отвернувшись, чтобы он не прочел в ее глазах обмана.

Из дневника Артура Оуэна

«Я начал оказывать твоей матери тайные знаки внимания. У меня все еще сохранялась достаточно здравого смысла для того, чтобы понимать, что мои домогательства в отношении невесты собственного сына были вне норм порядочности. Но мне уже было все равно. Она должна была принадлежать мне, и только мне. Элизабет находила меня и мое обожание забавными. Каждый раз, когда, она обнимала Уолтера, она посылала мне ту свою улыбку, от которой у меня кровь леденела в жилах. Я чувствовал, что умираю. Ей нравилось мучить меня, она упивалась своей властью надомной. Я был дураком, потому что дал ей понять, что она сводит меня с ума. Я просыпался с мыслью о ней, я ложился в постель ночью, желая ее, я проводил дни, прислушиваясь к ее шагам, ее голосу, ее смеху. Она вела себя так, словно между нами не было той ночи, и даже когда я пытался напоминать ей об этом, она делала вид, что не понимает, о чем я говорю.

К тому же, я не мог сердиться на нее. Ей, в конце концов, удалось довести мою страсть до такого накала, что я, прости мне Боже, решил признаться Уолтеру в том, что произошло между нами. Можешь ли ты представить себе, как отец рассказывает сыну, что переспал с его будущей женой? Когда я думал об этом, я плакал. Было поздно, я сидел в библиотеке и накачивался виски. Я сидел за письменным столом, вцепившись себе в волосы, умоляя Господа, чтобы страсть к Элизабет оставила меня. Она пришла и увидела, что я плачу, как ребенок. Она высушила мои слезы поцелуями и умоляла меня простить ее. Я не буду вдаваться в дальнейшие подробности, но думаю, ты можешь представить себе, что произошло вслед за этим. Когда дело касалось Элизабет, у меня больше не оставалось власти над собой. Она была, как наркотик, к которому я пристрастился. Потом я очень сожалел о своей слабости, но понял, что не могу сопротивляться ей. Я планировал уехать из «Морского Утеса» и вернуться в Нью-Йорк. Я упаковал свои вещи в ту же ночь и за завтраком сообщил о своем решении. Мне нужно было только пригласить какого-то компаньона для молодых людей, чтобы соблюсти приличия. Когда я вернулся в свою комнату, она пошла за мной, Она умоляла меня не уезжать и простить ее. Ты не знаешь, как действовали на меня ее слезы! Она сказала мне, что умрет, если я уеду. Мы предались любви, а Уолтер все еще сидел в столовой этажом ниже — прямо под нами, — читая какой-то научный журнал.

Каким должен был быть человек, предающий своего сына? Я не могу представить себе этого человека. Это самый ничтожный трус и негодяй. И то, что именно я был этим самым человеком, является позором всей моей жизни. Но даже сейчас, сознавая все это, я не думаю, что у меня хватило бы сил сопротивляться своей страсти. Тебе, наверное, будет трудно понять, до какой степени я был одержим ею. Я не был ребенком, переживающим первую любовь. Я был взрослым мужчиной. Она околдовала, обворожила, отравила меня. Но она никогда не любила.

Мы предавались любви везде — где и когда только нам удавалось. В библиотеке, на пляже, на балконе, в моей спальне, ночью на кухне. Я начинал думать, что Уолтер — дурак. Как мог он не замечать этого? Бывали случаи, когда он входил в комнату спустя несколько минут после того, как мы привели в порядок свою одежду, и на наших лицах явно читалось то, что произошло между нами. На щеках Элизабет пылал румянец, ее губы горели от поцелуев, а волосы были еще слегка влажными от пота. Мое лицо было разгоряченным, узел галстука сбит набок, а Уолтер никогда ничего не замечал. О Господи, в самом воздухе витал запах страсти. Элизабет и я обменивались испуганными взглядами. Когда Уолтер отворачивался, она показывала своим розовым пальчиком на пуговицу, которую я забыл застегнуть. Между собой мы даже говорили о том, что мой сын глуповат, потому что нужно было быть действительно глупым или слепым, чтобы не замечать происходящего. Теперь я думаю, что он намеренно не хотел замечать этого. Сама мысль о том, что его отец может посягнуть на его невесту, была так отвратительна ему, что Уолтер не допускал ее в свое сознание. И гнев, который, в конце концов, охватил его, не был внезапным приступом, Он был чем-то вроде рака, разъедавшего Уолтера изнутри, пока не вырвался наружу вспышкой неудержимой ярости. Он знал. Он обо всем знал!»

Загрузка...