Идеальная жена

Глава VII

— Прекрасно, мой друг, дело сделано. Твою бывшую жену вновь принимают в нашем самом капризном из обществ. Что ты думаешь делать дальше? — спросил Алекс, растянувшись на старом диване, стоявшем на балконе Клуба, что выходил как раз на Черч-стрит. Клуб занимал скромный с виду, облицованный бело-желтым деревом дом, по виду которого невозможно было догадаться о роскоши внутреннего убранства. Женщинам не позволялось посещать это заведение, дюжий привратник всегда был начеку. Если знакомая дама случайно проходила всего в полуметре от джентльмена, входившего в Клуб, он ее не замечал. Никогда.

Клуб был раем для богатых любителей сигар и виски, но Генри редко бывал там. Ему было невыносимо скучно в Клубе, поскольку он не курил и не пил много, а это были основные занятия его завсегдатаев. Но в этот раз Алекс его уговорил.

Генри знал, что Алекс сгорает от нетерпения узнать, почему он обратился к ньюпортским матронам с такой неожиданной просьбой. Он не мог дать своему другу вразумительного ответа, потому что и сам не совсем понимал, что заставило его упрашивать влиятельных дам спасти бывшую жену от изгнания из общества. Вина, осознавал он, была только одной из причин.

— Что я буду делать дальше? Ничего. Я сделал все, что хотел.

Алекс наклонился вперед, небрежно держа сигару в правой руке. Теплый бриз рассеивал вьющийся между двумя мужчинами сигарный дым.

— Так ты не собираешься ухаживать за ней?

Генри, потягивавший портвейн, чуть не захлебнулся.

— О Господи, конечно, нет. Ты забыл, кто она?

При виде реакции своего друга Алекс улыбнулся и, выпустив несколько колец табачного дыма, сказал:

— Тогда ты не будешь против, если за ней поухаживаю я?

Генри замер, не донеся до рта прекрасной работы хрустальный бокал.

— Ты сошел с ума!

— Почему? Она красива. Свободна. И, благодаря тебе, ее прекрасно приняли в обществе. — Алекс выпустил еще одно кольцо и добавил, прищурив глаза: — Кроме того, я всегда хотел жениться на девственнице.

Генри медленно опустил бокал и поставил его на белую скатерть стола.

— Ты зашел слишком далеко, Алекс.

Алекс зажал сигару в зубах и ухмыльнулся.

— Я так и знал. Она девственница.

Генри посмотрел на друга с раздражением, говоря себе, что не поддастся на его провокацию и не позволит ему позабавиться, наблюдая, как он выходит из себя.

— Девственница она или нет — не твое дело, — резко сказал он. — Насколько я знаю, у тебя нет намерения жениться на мисс Фостер. И я настоятельно прошу тебя как друга, оставь ее в покое.

— О, ты настоятельно просишь? — вскинул брови Алекс.

Генри пожал плечами, изображая равнодушие, но в душе он испытывал что-то похожее на ревность при мысли о том, что Алекс станет ухаживать за Энн.

— Хорошо, снимаю свою просьбу. Ты прав. Если ты хочешь ухаживать за мисс Фостер, ты можешь это делать.

— Я не просил разрешения, — сказал Алекс смеясь. — Но это было бы тебе неприятно, не так ли?

Генри осознавал, что это действительно было бы ему неприятно. Но именно из-за этого он ответил:

— Конечно, нет. Я признаю, что увлекся ею на балу у Ветмора. — «Более чем увлекся, — добавил он про себя. — Почти потерял голову, черт возьми!». Именно это выражение больше подходит для описания того восхищения, которое вызвала у него бывшая жена. Одна только мысль о ее нежных губах, стройном упругом теле, о том, как она вздыхала от удовольствия, заставляла его кровь пульсировать чаще. — Но сейчас, когда я знаю, кто она… В общем, этим летом я направлю усилия в другую сторону.

— О? Имеешь в виду кого-то конкретного?

Генри неожиданно для себя самого воскликнул:

— Мисс Лейден выглядела очаровательно на том балу. И, должен сказать, на меня произвела большое впечатление самоотверженность, с которой она защищала Энн. Верность — черта, достойная восхищения.

Генри с трудом удержался, чтобы не расхохотаться, когда увидел лицо Алекса, выражение которого не оставляло сомнений относительно чувств молодого человека. Он выдал себя. Генри и раньше подозревал, что Алексу нравится Беатрис, а теперь его подозрения подтвердились.

— Эта острая на язык колючка? Ты шутишь, конечно, — пожал плечами Алекс.

Генри обожал способность друга моментально брать себя в руки. Оставалось только удивляться, почему Алекс не ухаживает за девушкой, которая ему явно нравится, хотя он и утверждает обратное.

— Я нахожу ее остроумной и совсем не колючей, — сказал Генри.

— Тогда ты не слышал, как она разговаривает со мной, — ответил Алекс тоном обиженного ребенка.

Генри улыбнулся и поднялся, собираясь уходить.

— Скорее всего, — заметил он, — они обе будут в «Казино» на балу в пятницу вечером. Я бы сказал, что у нас нет шансов в отношении этих двух дам. Уверен, они получили удовольствие, разыграв свою маленькую шутку позавчера, но я подозреваю, они скорее пристрелят нас, чем согласятся танцевать с нами.

Алекс ухмыльнулся.

— Я все же попробую рискнуть. Понимаешь, мисс Фостер, возможно, именно та, единственная, которую я ищу.

Генри заставил себя улыбнуться и вздрогнул, отгоняя возникшую у него в воображении картину, как он хватает Алекса за лацканы и вытряхивает мысль об Энн из его головы.

— Тогда увидимся в пятницу вечером. Но я бы порекомендовал тебе надеть доспехи, — пошутил Генри на прощание.

Энн всегда чувствовала себя неловко, танцуя в «Казино», потому что здесь, как нигде больше в Ньюпорте, она осознавала, что принадлежит к привилегированному меньшинству, тем, кого из милости приглашали на здешние балы. В зале, украшенном золотистыми и голубыми драпировками, наверху имелся идущий по периметру балкон, поддерживаемый колоннами. С этого балкона, заплатив один доллар, «простые горожане» могли наблюдать за тем, как развлекаются и танцуют богачи. Балкон был переполнен шумной публикой, но в самом бальном зале гостей и шума было еще больше по случаю празднования Четвертого Июля. После бала на берегу состоится большой фейерверк, и гости в роскошных нарядах соберутся на пляже, рассядутся на пушистые кашемировые пледы и будут лениво любоваться этим зрелищем.

Энн была одета в кремовое платье от мадам Донован, на ногах у нее были чудесные новые туфельки от Сибуриз. Ее светлые, медового оттенка волосы были уложены в элегантную высокую прическу. Но в душе она ощущала себя все той же толстой, неловкой девочкой с дурацкими пружинами локонов, подскакивающими вокруг головы. Вдобавок ко всему, ее возвращение в общество было освещено в печально известной колонке сплетен местной газеты «Саунтерингз».

«Мисс Ф. была снова принята в священный круг могущественных Четырехсот Семейств. Это чудесное событие повергло нас в изумление, и нам остается только гадать о его причинах. Вероятно, чтобы получить ответы на наши вопросы, мы должны заглянуть в ее прошлое».

Эта заметка, очень раздражавшая Энн, была все же милосерднее, чем та, которая упоминала о бедной мисс Ван Ален.

«Мисс Ван Ален страдает от какой-то болезни горла — она не может и получаса обойтись без выпивки».

Энн была почти уверена в том, что несчастная мисс Ван Ален не рискнет появиться в «Казино» сегодня вечером. Самой Энн тоже не хотелось быть здесь. В тот же самый миг, когда Энн вошла в бальный зал, она пожалела, что не может стоять сейчас в толпе на балконе, а должна исполнять роль представительницы ньюпортской элиты. Когда ей пришлось идти на бал в качестве женщины, изгнанной из общества, ей было легче, потому что она знала, чего ожидать, пусть даже это была боль. Но сразу же после небольшой паузы шум голосов собравшихся возрос до такой степени, что она едва удержалась от того, чтобы не прижать ладони к ушам.

Некоторое время Энн стояла рядом с Беатрис, пытаясь взять себя в руки и набраться смелости, словно перед боем.

— Мисс Фостер, вы интригуете меня. И какой прелестной вы стали! Просто невероятно. Постарайтесь больше не исчезать.

С этими словами к Энн обратилась миссис Стюйвесант Фиш, которую близкие друзья называл Мемми. Миссис Фиш стояла рядом, с любезной улыбкой на тонких губах. Доброжелательно глядя на Энн, она ожидала ответа. Энн вздохнула с облегчением.

— Миссис Фиш, — сказала Энн, мило улыбаясь, — боюсь, что, если бы я совсем исчезла, всем этим людям не о чем было бы говорить. Я не могу быть так жестока.

Мемми Фиш рассмеялась. Парализованная страхом Беатрис, стоявшая рядом с Энн, ответила ей таким же фальшивым и нервным смешком.

Миссис Фиш бросила на нее недовольный взгляд, затем обернулась к Энн с выражением полного восторга на лице.

— Генри был нрав, рассказывая о вас. Вы — замечательная девушка.

Все сжалось у Энн внутри, улыбка сползла с ее лица.

— Генри?

Растерянное выражение на лице Энн сделало улыбку миссис Фиш еще шире. Сейчас она очень напоминала кошку, сидящую возле пустой птичьей клетки, из пасти которой еще торчит перышко несчастной канарейки.

— Ну, конечно, Генри. Кто же еще? — Она отвела взгляд от Энн и осмотрела зал. — Ах, вот и он, рыцарь в сияющих доспехах.

— Я бы не стала использовать таких слов, чтобы описать мистера Оуэна, — сердито сказала Энн, не беспокоясь, что это может задеть миссис Фиш.

Миссис Фиш бросила на Энн проницательный взгляд.

— Да. Полагаю, вы бы не стали пользоваться именно этими словами. — Кивнув на прощание, она еще раз улыбнулась и ушла.

— Боже мой, Энн, будь осторожна. Ты же не хочешь сделать миссис Фиш своим врагом! — яростно выдохнула Беатрис.

— Мне наплевать на то, кого я могу сделать своим врагом, — сказала Энн, все еще раздумывая над информацией, которую сообщила миссис Фиш. Хелен была права — за тем, что ее опять принимают в обществе, стоит Генри. Она подумала, что он, вероятно, ждет от нее благодарности. Ну что ж, если он ждет от нее именно этого, ему придется ждать очень долго.

— Он снова сделал из меня дуру.

— Кто? Генри?

— Кто же еще? — сказала Энн, отыскав взглядом в толпе своего бывшего мужа. — Я абсолютно уверена, что каждый из присутствующих уже знает, почему меня вновь признали в обществе. Пожалел! Он меня пожалел. Как он смеет теперь вмешиваться и помогать мне, когда сам был причиной всех моих несчастий?

Беатрис смотрела на Энн большими глазами, она не ожидала от подруги такой откровенной злобы. Энн сотни раз говорила, что ненавидит Генри, но это были просто слова. Сейчас Беатрис буквально видела черное облако ненависти, окружающее подругу.

— Энн, прошу тебя, не совершай необдуманных поступков, — мягко уговаривала ее Беатрис.

Энн бросила на подругу быстрый взгляд, закрыла глаза, сделала глубокий вдох и сказала:

— Не буду. Но он заплатит мне за все. Обещаю тебе, Беа, он заплатит за то, что испортил мне жизнь.

И в эту минуту Беатрис пронзило воспоминание, которое она хранила в дальнем уголке памяти — одно из немногих хороших воспоминаний о человеке, которого она обычно называла не иначе, как «этот негодяй». Может быть, из-за злости в голосе Энн, а может испуганная тем, что эта нежная женщина может испытывать такую ярость, Беатрис захотелось защитить Генри. И она попыталась это сделать.

— Энн, когда Генри ухаживал за тобой, — начала Беатрис, не обращая внимания на гримасу, тут же исказившую лицо подруги, — я подслушала один разговор, который держала в секрете от тебя. Я не хотела тебя огорчать.

Энн не сводила с Генри глаз.

— Продолжай, — холодно промолвила она.

— Несколько его приятелей подшучивали над ним из-за того, что он ухаживал за тобой. Они говорили ужасные вещи о тебе и о причинах, по которым он собирается на тебе жениться. Он ответил им, что ты — единственный по-настоящему хороший человек, которого он когда-либо встречал, и посоветовал держать свое мнение про себя. Он сказал им, что если еще когда-нибудь услышит от них какую-нибудь гадость в твой адрес, то вобьет их слова им в глотку.

— Это ничего не значит. Защищая меня, он отстаивал собственное достоинство, — не совсем уверенно возразила Энн, — и это все равно не извиняет того, как он со мной поступил.

— Конечно, нет! Я рассказала тебе об этом для того, чтобы ты не думала, будто он помог тебе только из жалости. Мне он не кажется человеком, которым может двигать жалость.

— О да, Генри Оуэн действовал из альтруистических побуждений! Он ведь такой добрый и сострадательный, — не скрывая сарказма, рассмеялась Энн.

— Кому-то, похоже, очень обидно, — сказала Беатрис, поднимая брови.

Энн вздохнула, а потом рассмеялась, прогоняя плохое настроение:

— Мне обидно, и я очень сердита. И это состояние мне нравится.

— Предупреди меня, когда твое состояние перестанет тебе нравиться.

— Я думаю, мое состояние отныне всегда будет устраивать меня, — сказала Энн, глядя на Генри. Она не обратила внимания на то, как затрепетало ее сердце, предпочитая лелеять свой гнев, который так долго жил в душе.

Алекс улыбнулся, наблюдая за попытками Генри сделать вид, что он совсем не смотрит на Энн, а разглядывает разодетых в шифон, шелк и атлас ньюпортских красавиц.

— Она здесь. Я уже видел ее с подругой беседующими с миссис Фиш.

Генри еле сдержал стон.

— Тогда она, должно быть, уже знает. Мне следовало бы догадаться, что они не смогут удержать такое событие в тайне. А ведь я просил об этом, но миссис Фиш просто рассмеялась мне в лицо.

— Зачем держать это в секрете? Я уверен, когда Энн поймет, что ты помог ей вернуться в общество, она будет тебе благодарна.

— Я так не думаю, — возразил Генри, глядя на Энн. — Боюсь, теперь я последний человек на земле, помощь которого она хотела бы принять.

— Давай проверим твои выводы. Это превосходная возможность для меня завоевать ее расположение. Я расскажу ей, каким отвратительным мне кажется то, что ты сделал, и она бросится в мои объятия еще до конца вечера.

Генри иронично взглянул на Алекса:

— Ты уже заявлял что-то такое в прошлый раз. Но, насколько я помню, она закончила вечер в моих объятиях.

— Это было частью ее плана. Сейчас, я уверен, она будет более благосклонна к моим ухаживаниям.

Генри крепко сжал губы, зная, что если будет продолжать разговор в таком тоне, ему придется прямо объяснить Алексу, что именно он думает о его «ухаживаниях». Генри не понимал, почему его так волнует то, что Алекс хочет приударить за Энн. Он знал, что у него самого ничего с ней не получится. Он подозревал, что она ненавидит его, и напомнил себе, что у нее есть на это полное право. Но тот поцелуй так взволновал его! Поцелуй, который ему следовало бы забыть еще позавчера, но он до сих пор не мог выбросить его из головы. Неужели тот восторг, с которым она отвечала на его поцелуй, был игрой? В тот момент он был уверен, что вызвал у нее ответное чувство. Возможно, то был самообман. И лишь в его воображении существовали эти восхищенные глаза, эти нежные открытые губы, эти гибкие пальцы, ласкавшие его шею.

«Где это она научилась так целоваться?» — подумал он вдруг. В одном он мог быть абсолютно уверен — не он был её учителем.

— Вперед, трус. Оркестр вот-вот начнет играть, а я намерен пригласить ее на первый танец, — звенящим от смеха голосом подзадоривал друга Алекс. — Ты можешь пригласить другую, если хочешь.

Генри заставил себя улыбнуться:

— Сегодня вечером мисс Лейден выглядит необыкновенно прелестной.

Алекс перевел взгляд с Энн на Беатрис.

— Ей не следует носить пастельные тона, — нахмурился он.

Чего Генри никак не ожидал увидеть, когда они подошли к Энн, так это приветливой улыбки — столь же ослепительной, сколь фальшивой.

— Вам нужно поработать над этой улыбкой, если вы хотите, чтобы ей верили, — прошептал Генри ей на ушко. Энн напряглась, и Генри уловил лёгкий вздох, но когда он отстранился и взглянул на нее, на ее лице сияла все та же улыбка.

— Вы чудесно выглядите, мисс Фостер, — церемонно сказал Алекс и поклонился Энн, почти оттолкнув Генри. — Вы тоже, — добавил он, небрежно кивнув Беатрис. Генри посмотрел на Алекса тяжелым взглядом, а затем повернулся к Беатрис.

— Простите Алекса, у него было трудное детство, — серьезно сказал Генри.

Беатрис улыбнулась сарказму, так явно прозвучавшему в шутке Генри.

— Если бы я потратила, хотя бы минуту на мысль о том, что думает обо мне мистер Хенли, эта минута была бы потрачена напрасно, — сказала она.

Генри взял Беатрис под руку и отвел ее в сторону от Алекса и Энн, которые, казалось, были в восторге друг от друга.

— Я вижу, сегодня все идет хорошо, — многозначительным тоном произнес он.

— Да, — ответила Беатрис, — Хотя должна предупредить вас, что Энн не слишком довольна тем, что именно вы устроили ее внезапное признание обществом.

— Я тоже так думаю, — согласился он и, не удержавшись, бросил взгляд на свою бывшую жену. Она была прекрасна в своем кремовом платье, оттеняющем ее безупречную, сияющую в мягком свете газовых фонарей бального зала, кожу. Энн была занята беседой с Алексом и не могла видеть, что Генри не отрывает от нее взгляда.

— Трудно поверить, что это та же женщина, с которой вы встретились два года назад, не правда ли? — заметила Беатрис.

— Да. Но осталась ли жива милая внутренняя сущность Энн Фостер или я уничтожил и ее? — неуверенно улыбнулся Генри.

Он продолжал смотреть на Энн, поэтому не заметил задумчивого взгляда, которым наградила его Беатрис. Она улыбнулась, увидев недовольство, отразившееся на лице мистера Оуэна, когда Алекс повел Энн к танцевальной площадке, властно положив руку ей на талию.

Наконец Генри повернулся к Беатрис.

— Не хотите ли потанцевать? — спросил он.

— Вы не думаете, что это будет выглядеть несколько нелепо? Я хотела сказать, не будут ли окружающие думать, что в качестве танцевальных партнеров наша четверка выглядит странно?

— Мне наплевать, простите, мне все равно, что подумают обо мне. Но, если вас это беспокоит…

— Я произвожу на вас впечатление человека, которого беспокоит, что скажут окружающие? — рассмеялась Беатрис.

— Нет. Но вас беспокоит, что скажут об Энн. И в этом вопросе, мне кажется, мы с вами солидарны.

— Мистер Оуэн, если бы вас, хоть в малейшей степени беспокоило, что скажут люди об Энн, вы бы не предали ее. И, хотя я благодарна вам за то, что вы сделали вчера, я не простила вам того, что вы сделали два года назад. И никогда не прощу.

— Должен заметить, что полностью с вами согласен, — поморщился Генри, — и думаю, я никогда не смогу простить себе этого сам.

Беатрис позволила Генри проводить ее на танцевальную площадку только потому, что ему удалось поразить ее еще раз. Если она не будет внимательна, и так пойдет дальше, она не только простит Генри, но и найдет его заслуживающим ее дружбы. Снова и снова она заставляла себя вспоминать, что он — «тот самый негодяй».

Они танцевали уже довольно долго, когда Беатрис осознала, что Генри взглянул на нее всего пару раз. Его глаза были прикованы к Энн, которая, в свою очередь, не отрывала взгляда от Алекса. Беатрис захотелось ущипнуть подругу, чтобы напомнить ей о том, что она должна влюбить в себя именно Генри, а отнюдь не его лучшего друга.

— Я думала, что правила хорошего тона требуют от кавалера смотреть на ту даму, с которой он танцует сейчас, а не на ту, с которой хотел бы танцевать, — сказала Беатрис понимающе улыбаясь.

Генри удивленно взглянул на нее и покраснел. Сейчас выражение его лица было как у провинившегося мальчишки, и Беатрис вновь не смогла сдержать улыбки, понимая, что он вызывает у нее симпатию. Много ли времени ему понадобится для того, чтобы вызвать симпатию у Энн?

Энн, лицо которой раскраснелось оттого, что она вот уже час непрерывно танцевала, наконец попросила передышки и направилась за бокалом пунша. Беатрис присоединилась к ней.

— Как чувствует себя королева бала?

Энн хотелось бы, чтобы неожиданная популярность вызывала у нее отвращение, но ей было слишком весело.

— Чудесно, — честно призналась она. — Наверное, я самая легкомысленная девушка в мире, но сейчас меня ни капельки не беспокоит, что те же самые мужчины совершенно игнорировали меня, когда я в последний раз была здесь. Это ужасно, правда?

— Вовсе нет. Ты достойна удовольствий и развлечений, — сказала Беатрис, легонько пожимая подруге руку. — Мне кажется, что все мужчины в этом зале без ума от тебя.

— От новой меня, — вздохнула Энн, вдруг вспомнив свою прошлую жизнь.

Несмотря на сегодняшнее хорошее настроение, она не могла не думать о том ужасе, который ей довелось пережить прежде, о тех моментах, когда она затягивала себя в жесткий корсет в отчаянной попытке выглядеть привлекательной. Она столько времени провела, делая вид, что ей весело стоять с другими неприглашенными танцевать девушками, что, в конце концов, привыкла к этому. Но ей всегда было очень обидно.

А потом она встретила Генри Оуэна. Красивый и богатый Генри, заставлявший ее смеяться и приглашавший ее танцевать, влюбил в себя Энн в тот самый момент, когда в первый раз рассмеялся в ответ на ее остроумное замечание. Она никогда не забудет ту толстую девушку, которая послужила Генри мгновенным пропуском к наследству.

Энн до сих пор помнила, как смотрела на него тогда, как чувствовала, что любовь переполняет ее.

«Вы — единственный человек, с которым мне интересно беседовать», — сказал он ей. И эти слова прозвучали для нее музыкой. Он говорил так, как ей казалось и должен говорить влюбленный. Эти воспоминания заставили Энн вспыхнуть от стыда и гнева.

— О, только не обращай весь свой гнев на меня! — воскликнула Беатрис, заметив грозное выражение на лице подруги. — Ведь если ты помнишь, я тоже помогала создавать твой новый образ, хоть любила тебя и прежде. Ну, право же, Энн!

Энн улыбнулась, отгоняя мрачные мысли прочь. Ей действительно хотелось, хотя бы сегодня, забыть о девушке, которой она была, и наслаждаться ощущением собственной красоты.

— Хорошо, — пообещала она, — сердитого лица больше не будет.

— Это уже лучше. — Они отпили по глотку пунша, и Беатрис обратилась к теме, которую они весь вечер старательно избегали. — Я заметила, что ты танцевала почти со всеми мужчинами, за исключением мистера Оуэна.

— Ты имеешь в виду «этого негодяя»? Когда это он успел стать «мистером Оуэном?» Между прочим, он не приглашал меня, — честно призналась Энн.

— Я видела, как он подходил к тебе раз пять или шесть, но ты тут же принимала чье-нибудь приглашение. Знаешь, Энн, если ты собираешься выполнить наш план, тебе придется, по крайней мере, разговаривать с Генри.

— Думаю, придется, — невесело улыбнулась Энн.

— Разве ты не хочешь продолжать нашу игру?

— Конечно, хочу. Просто в данный момент мне слишком трудно с ним общаться.

Это было только частью правды, и Энн это хорошо понимала. Несмотря на ее антипатию по отношению к Генри, всякий раз, когда она чувствовала на себе его взгляд, ее охватывал трепет, она тут же вспоминала его поцелуи.

— Он направляется к нам, — прошептала Беатрис.

Энн взяла себя в руки и одарила Генри самой обольстительной из своих улыбок.

— Уже лучше, — похвалил он, усмехаясь одними глазами.

Ее наигранная приветливость тут же испарилась.

— Если вы подошли для того, чтобы пригласить меня танцевать, мой ответ — нет. Мы уже дали окружающим достаточно пищи для разговоров. Что они подумают, если увидят нас танцующими? Достаточно плохо уже то, что мы посещаем одни и те же приемы. Пожалуйста, оставьте меня в покое, мистер Оуэн, Вы ставите меня в неловкое положение.

Что-то промелькнуло в его глазах, когда он поклонился ей, и Энн почувствовала острую необходимость сказать ему, что она не хотела быть такой грубой.

— Примите мои извинения, мисс Фостер, — сказал он светским тоном, — но я подошел к вам, милые дамы, чтобы пригласить на танец мисс Лейден. — Он повернулся к Беатрис. — Вы не откажете мне?

Беатрис неуверенно взглянула на Энн. В конце концов, она подала Генри руку и позволила отвести себя на танцевальную площадку. Энн смотрела им вслед, не зная, на кого она больше сердится, на него — за все его прошлые прегрешения, на Беатрис — за то, что так охотно пошла танцевать с ним, или на себя — за то, что хочет оказаться в его объятиях.

И снова Беатрис обнаружила, что внимание Генри приковано к Энн.

— Вы действительно хотели пригласить на танец меня, мистер Оуэн?

— Обещайте мне, что не обидитесь.

— Обещаю.

— Тогда я должен подтвердить ваши подозрения. Я хотел пригласить мисс Фостер.

— Она очень…

— Разгневана? Да.

Беатрис вдруг захотелось предупредить Генри, но она быстро справилась с собой. Выражение, промелькнувшее в его глазах, подсказало Беатрис, что бессердечного мистера Оуэна задел отказ Энн. Ей вновь пришлось напомнить себе, что Генри заслужил то, что Энн планирует с ним сделать.

— Я думаю, что вы заслужили ее гнев.

— Я тоже так думаю.

Беатрис нахмурилась.

— Если вы будете соглашаться со мной каждый раз, когда и говорю о нас что-то ужасное, мне будет довольно трудно продолжать ненавидеть вас, — сказала она прежде, чем поняла, как глупо это звучит.

— Я не рассчитывал на это, мисс Лейден.

Беатрис иронично усмехнулась.

— Вы хотите убедить меня, что заслуживаете прощения. Извините меня и Энн за то, что мы несколько подозрительны по отношению к вам. В конце концов, вы женились на Энн ради денег. Вы ничем не лучше остальных охотников за приданым.

— Должен напомнить вам, что я женился, чтобы получить мое собственное состояние, а не состояние Энн, — голос Генри дрожал от еле сдерживаемого гнева.

— И вы думаете, это может служить оправданием? — язвительно поинтересовалась Беатрис. Все ее хорошее настроение мгновенно улетучилось.

— Едва ли. Но, если бы мне пришлось оказаться в тех же обстоятельствах вновь, я поступил бы так же, Правда, я бы уладил развод по-другому. Я очень сожалею, что ей пришлось пережить тяжелые последствия развода, но между нами не было настоящего чувства. Вряд ли я разбил ей сердце.

К большому облегчению Беатрис, она почувствовала, что ненависть к этому человеку вспыхнула в ней с новой силой.

— Я не могу согласиться с вами. Как вы думаете, что должно случиться с сердцем девушки, если родители выгоняют ее из собственного дома? Если все ее друзья отказались от нее? Если все ее надежды и мечты о семье и детях разбиты? Вы могли жениться на ком угодно. Почему на Энн? Почему именно на ней?

— Она сама этого хотела, — горько усмехнулся Генри.

— Но вы-то не хотели жениться на ней! Я долго думала о том, почему вы выбрали именно ее. Тогда Энн не была даже хорошенькой. Я ее лучшая подруга, но и я понимала, что она… — Беатрис заметила выражение вины, появившееся на лице Генри, и побелела, пронзенная внезапной догадкой. — Боже мой! Вы выбрали ее именно потому, что она была некрасивой. — По его реакции девушка поняла, что не ошиблась. — Вы подумали, что она не станет поднимать шума? Она и не поднимала. Толстая девушка не может иметь чувств, так вы думали? Если она когда-нибудь узнает… — Беатрис затрясла головой, не желая верить в то, что он так очевидно признал сейчас.

— Она не узнает.

Слезы навернулись Беатрис на глаза. Этот человек женился на Энн, выбрал ее из десятков других женщин просто потому, что знал, она не будет выдвигать ему никаких требований по той простой причине, что она некрасива!

— Вы мне отвратительны, — процедила она.

Генри смотрел в сторону, избегая встретиться с ней взглядом.

— Я уже слышал об этом.

И именно потому, что она так сильно ненавидела его сейчас, она сделала вид, что у нее вырвался возглас недоумения:

— Поверить не могу, что вы ей все еще небезразличны!

Генри вскинул голову, и Беатрис едва не вскрикнула от предчувствия победы.

— Я не стану говорить ей сейчас, насколько вы ужасны, но сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь ее от общения с вами.

Она отвернулась, удовлетворенно улыбаясь. Ничто так не интригует мужчину, как мысль, что ему не дадут того, чего он больше всего хочет. Их план удался!