Энн посмотрела на свое отражение в зеркале и нахмурилась. Сегодня она выглядит ничуть не лучше обычного. Она с таким напряжением вглядывалась в свое лицо, что черты невольно исказились, отчего оно стало еще более некрасивым. Бывали моменты, когда Энн, бросив быстрый взгляд на свое отражение, говорила себе: «А ведь я не такая страшная, какой обычно кажусь». Но бывало и так, что при твиде своего отражения в зеркале ей просто хотелось плакать от ужаса, что Генри увидит, ее такой. Мистер Оуэн уехал в Нью-Йорк вскоре после ее дня рождения, и Энн боялась, что он покинул Ньюпорт надолго. Она не отваживалась спросить об этом у кого-нибудь, понимая, что Генри тут же догадается о ее чувствах к нему. Ему ведь обязательно передадут, что она им интересуется.
«Прошу тебя, перестань напрасно мечтать о мистере Оуэне», — предупреждала ее Беатрис, беспокоясь о подруге.
Однако Энн ничего не могла с собой поделать. Генри преподнес ей в подарок украшение, которое девушке может подарить только поклонник. Все заметили, что он танцевал с ней четыре раза, и еще, по крайней мере, два раза тем вечером они беседовали. Разве это не означает, что он за ней ухаживает? Или ему просто хотелось доставить удовольствие имениннице?
«Ах, как же он красив», — подумала Энн, вздыхая. Если бы только она могла быть уверена, что нравится ему! Вчера Энн поймала себя на том, что выводит на листке бумаги: «Энн Оуэн, миссис Энн Оуэн, миссис Генри Оуэн», Она разорвала бумагу на мелкие клочки, испугавшись, что кто-нибудь случайно увидит этот листок и поймет, какая она глупая. Ей очень хотелось написать Генри записку, что-нибудь легкое и кокетливое, но она боялась, что пока еще не имеет права посылать ему подобного рода письма. Энн стиснула виски ладонями.
— Если ты будешь так обращаться со своим лицом, у тебя скоро появятся морщины, Энн, — назидательно сказала мать, войдя в комнату и лишь потом постучав по открытой двери.
Франсин Фостер, с невероятной тщательностью одетая и причесанная, смотрела на свою дочь так, будто видела ее впервые.
— Генри Оуэн ожидает внизу. Он спрашивает, не присоединишься ли ты к нему для послеобеденной прогулки. Интересно только, зачем ему это нужно? — недоумевала она вслух, совершенно не осознавая, как жестоки произносимые ею слова.
— Я думаю, что нравлюсь ему, мама, — Энн едва сдерживалась, чтобы не закричать от радости. Она быстро обернулась к зеркалу и отметила, что сейчас, когда она улыбается, ее отражение выглядит гораздо симпатичнее.
— Нет-нет, — отмахнулась Франсин. — Должно же быть какое-то разумное объяснение! Эти приглашения танцевать и странная любезность по отношению к тебе… — В задумчивости она постукивала ухоженными ноготками по подбородку, от чего дряблая кожа слегка подрагивала на ее худой шее. — Твой отец думает заказать новую яхту. Вероятно, все это для того, чтобы получить наш заказ. Ну конечно! — произнесла она с видом человека, разрешившего таинственную загадку. — Должно быть, дело именно в этом, хотя меня лично не интересует его тактика ведения бизнеса.
Она прищелкнула языком. Энн побледнела. Это многое объясняло: внезапный интерес Генри к Энн почти точно совпадал по времени с тем периодом, когда ее отец начал поговаривать о том, что им нужна новая большая яхта.
— А, может быть, ему просто нравится общаться со мной, — все же смогла выдавить из себя девушка.
— Ах, Энн, — грустно улыбнулась Франсин. — Я полагаю, что ты можешь поехать на прогулку в том, что сейчас на тебе надето. У тебя есть зонтик в тон к этому платью, не правда ли, дорогая? Встань, будь добра, — попросила она. — Дай мне посмотреть на тебя.
Мать нахмурилась, и ее неодобрительный взгляд обжигал Энн, причиняя почти физическую боль.
— Ах, дорогая, не понимаю, в кого ты такая крупная, ведь твои сестры так изящны, — сказала она и легкомысленно рассмеялась. — Но, увы, мы ничего не можем с этим поделать. Если мистер Оуэн будет спрашивать тебя о яхте, ты должна сказать ему, что твой отец еще не решил, у кого он будет ее заказывать, так как ему предлог жили несколько вариантов. Не нужно, чтобы у него создалось впечатление, что твой отец хочет строить новую яхту именно на его верфи. Яхты Оуэна — довольно дорогое удовольствие, но мы непременно должны приобрести одну из них!
Франсин еще раз придирчиво осмотрела свою дочь с головы до ног, затем в отчаянии всплеснула руками.
— Постарайся просто быть обаятельной. Ты же сможешь с этим справиться, не правда ли, дорогая? — Она небрежно поцеловала Энн в щеку. — Пойдем, милая. Мистер Оуэн ждет. Как жаль, что твоего отца сейчас нет дома, тогда мистеру Оуэну не пришлось бы выдумывать эту прогулку! Где Клара? — спросила она, оглядываясь в поисках горничной Энн. — Я не смогу сопровождать тебя, но Клара вполне подойдет на роль компаньонки. Я не предполагаю, конечно, что мистер Оуэн может позволить себе что-нибудь неприличное, но, тем не менее, не стоит, чтобы тебя видели с ним одну. — И миссис Фостер весело рассмеялась.
С трудом передвигая ноги, Энн шла следом за матерью. У нее появилось нехорошее предчувствие. После слов матери Генри был последним из людей, с кем ей хотелось бы встретиться. Сама мысль о том, что сейчас он будет любезничать с ней, причиняла боль. Во имя деловых интересов! Ей следовало бы догадаться об этом раньше, вместо того, чтобы прийти к довольно странному выводу, будто Генри ухаживает за ней. Слава Богу, она не доверила своих надежд никому, кроме Беатрис. Внезапно ей самой все это показалось ужасно нелепым. Генри Оуэн ухаживает за Энн Фостер? Что?!! Да она и сама посмеялась бы над такой нелепостью, если бы могла.
Генри ожидал в комнате для официальных приемов. Когда они вошли, он с восхищением рассматривал портрет покойной бабушки Энн, красота которой покорила толпы мужчин. Энн унаследовала многие ее черты и в детстве мечтала, что станет такой же красивой, как эта прекрасная дама на портрете. Теперь девушка получила еще одно болезненное доказательство того, насколько уродливой она выглядит в глазах Генри — мужчины, который пользуется успехом у самых красивых женщин, не прилагая для этого никаких усилий. Ее окатила очередная волна унижения и гнева. Да как он смеет использовать ее?! Но когда она снова взглянула на мистера Оуэна, ее гнев сменился застенчивостью, обычной для Энн в его присутствии.
— Вы изволили пригласить меня на прогулку? — спросила Энн высокомерным тоном.
Несмотря на прозвучавшую в голосе девушки очевидную неприязнь, Генри улыбнулся и отвесил вежливый поклон:
— Окажите мне честь, мисс Фостер, — Он кивнул в сторону матери. — Ваша матушка уже дала: свое разрешение.
— Как мило, — сказала Энн. — В таком случае — едем.
Она резко развернулась и вышла из комнаты, не обращая внимания на требование матери подождать пока найдут Клару.
Энн поднялась в карету, одной рукой держась за поручень, а другой, опираясь на крепкую ладонь Генри. Громкий скрип основательно просевшего в рессорах, экипажа заставил ее покраснеть. Клара, которая была обнаружена разгневанной Франсин на кухне занятой болтовней с другими слугами, села на откидное сиденье. В отличие от хозяйки служанка выглядела, весьма довольной — ей представилась, весьма редкая возможность отдохнуть от дел.
— Я думаю, нам не стоит ехать на Белльвю Авеню, — сказал Генри, и его слова только усилили гнев. Энн. Конечно, красавец Генри Оуэн не хочет показываться на публике в ее обществе в то время, когда все, кто желает показать себя, дефилируют по Белльвю Авеню, вверх и вниз. Разве не достаточно бедняга натерпелся, когда ему пришлось танцевать с ней на балу?
— Ни в коем случае, — отозвалась Энн.
Генри уже собирался, щелкнуть вожжами, как вдруг обернулся к ней и спросил:
— Вы на меня сердитесь?
— Почему я должна, на вас сердиться, мистер Оуэн?
— Пожалуйста, называйте меня Генри, — попросил он, одарив Энн очаровательной улыбкой, отчего сердце ее затрепетало.
Когда они двинулись в путь, Энн открыла свой зонтик — необходимый атрибут каждой дамы.
— Я сэкономлю вам время и силы, мистер Оуэн. Мой отец собирается покупать яхту, но пока еще не определился, с кем заключать контракт. Поэтому боюсь, что прогулка окажется для вас совершенно бесполезной.
— О чем вы говорите?
Энн неуверенно взглянула на Генри. Неужели ее мать ошиблась?
— Разве вы не хотите поговорить о яхтах?
Генри приподнял одну бровь.
— Я полагаю, мы могли бы поговорить и о них, если это доставит вам удовольствие. Вы хорошо разбираетесь в яхтах?
Энн рассмеялась.
— Я совсем в них не разбираюсь. Я даже ни разу не была на нашей. Мой отец говорит, что яхта — не место для девушки, хотя морская прогулка может быть довольно полезной, если хочется подышать соленым воздухом.
— Мне следовало бы как-нибудь пригласить вас на мою яхту.
Радость заполнила все существо Энн. У него нет корыстных мотивов! Он даже намекает на будущие отношения, обещает пригласить ее на яхту!
— Я была бы очень рада.
Некоторое время они ехали, молча, потом Генри, проехав мимо старого каменного забора, остановил экипаж у прелестного маленького ручья. С шумом втягивая ноздрями свежий запах воды, лошади чуть подались вперед и стали. Невдалеке вращала широкими крыльями ветряная мельница, а на другом берегу паслись несколько коров.
— Если вы не против, мисс, я бы хотела немного размять ноги, — сказала Клара с заговорщицким выражением на лице.
— Конечно, Клара.
Генри поставил карету на тормоз, спрыгнул на землю и подал Кларе руку.
— Здесь прелестно, — пропела Энн, когда он вернулся в экипаж. — Я всегда испытываю восторг, когда оказываюсь на природе!
— Мисс Фостер, почему вы решили, что я хочу поговорить с вами о яхтах? — мягко спросил Генри. Энн покраснела.
— Моя мать внушила мне эту мысль. Она сказала… — Рука ее дрожала. — Она думает, что через меня вы пытаетесь повлиять на отца и склонить его купить одну из ваших яхт.
— И она решила, что я пригласил вас на прогулку именно для этого?
Энн молчала, глубоко униженная тем, что приходится обсуждать с Генри нелестные предположения ее Матери.
— Все дело в том, мистер Оуэн, что у меня не очень много поклонников. Фактически вы первый мужчина, пригласивший меня на прогулку.
«Я не могу сделать это, — в отчаянии думал Генри, — просто не могу обмануть такую простушку!». Но тут перед его мысленным взором предстала картина — «Морской Утес» обрушивается в воду, и холод окутал его сердце так явственно, будто он тонул в ледяных глубинах океана. «Пройди через это как можно быстрее. Покончи с этим, наконец. Переживи ее радость. Укрепи свое сердце», — нашептывал ему внутренний голос.
— В таком случае, я надеюсь, что никто еще не делал вам предложения. — Бледные щеки Энн вдруг стали малиновыми. Иронизируя, она улыбнулась:
— Я получаю предложения руки и сердца по два раза в неделю, мистер Оуэн, — сказала она, обернувшись к нему и заставляя его отвести взгляд.
Еще несколько недель назад он осознал, что будет гораздо легче, если, произнося эти слова, он не станет смотреть на нее. Генри не хотел видеть счастья в ее глазах в такой момент, не хотел, чтобы она становилась для него реальным человеком, не хотел знать о ней ничего, кроме того, что она согласна выйти за него замуж. Он достал из кармана маленький квадратный атласный футляр и открыл его, радуясь, что не дрожат руки.
— Будьте моей женой. — Он почти втиснул коробочку ей в руки, невольно пытаясь как можно быстрее избавиться от кольца. «Возьми, просто возьми его, и покончим с этим!»
Девушка порывисто вздохнула, йотом всхлипнула. «Ох, ради Бога, только бы не заплакать, не зареветь!»
Он закрыл глаза и подумал о «Морском Утесе», но на этот раз воспоминания его не успокоили. Он был уже готов забрать кольцо обратно, но Энн надела его, отрезав тем самым все пути к отступлению. Генри невольно задержал дыхание, глядя на ее пальчик, на котором теперь сверкал окруженный изумрудами крупный бриллиант. Он купил это кольцо, не тратя времени на выбор, — просто попросил клерка в магазине выбрать что-нибудь соответствующее случаю, но теперь почувствовал неожиданное удовольствие оттого, что украшение ей очень понравилось.
— Да. Я согласна стать вашей женой.
Генри заставил себя поцеловать ее в щеку, сознавая, что где-то в глубине души он надеялся, что она скажет «нет».
Никогда еще Энн не была так безгранично счастлива, как на протяжении тех нескольких недель, которые последовали за официальным объявлением о ее помолвке. Ее ничуть не беспокоило, что окружающие не скрывали своего недоумения и скепсиса по поводу происходящего. Она была абсолютно уверена в том, что Генри не охотится за ее приданым, о чем ее постоянно предупреждала мать, когда говорила, об опасностях, подстерегающих девушку на выданье. Все в Ньюпорте знали, что Генри является наследником огромного состояния и не нуждается в деньгах, не говоря уже о, том, чтобы польститься на довольно скромное приданое, которое давали за ней родители. Энн вдруг стала настолько популярна в обществе, что в ее адрес начали приходить десятки поздравительных открыток. Но ей некогда было читать все эти послания, поэтому в числе небрежно отброшенных в сторону конвертов оказалось и письмо от деда Генри. Энн, парящая в облаках, жила в золотистом свете любви и так и не узнала, как близка была, к тому, чтобы изменить плавное течение своей жизни.
Уже более уверенная в себе, Энн избавилась от стеснительности, которую испытывала в обществе Генри, и обнаружила в нем человека, обладающего чудесным характером. Они подолгу беседовали, смеялись шуткам друг друга, и она принимала странный взгляд, которые он бросал на нее иногда, за знак одобрения и приятного удивления ее умом. Ее даже не смутило, что большую часть сезона Генри участвовал в парусной регате, проходившей где-то у Бермудских островов. Девушка была помолвлена и готовилась к предстоящей свадьбе.
Энн приходилось, периодически пощипывать себя, чтобы убедиться — нет, она не спит. Милая Беатрис не оставляла подругу ни на секунду, тревожась за ее судьбу. Энн не обращала внимания на ее предупреждения и однажды даже обвинила в том, что та завидует ее счастью. Но разве могла Энн сердиться на свою лучшую, подругу, когда мир так прекрасен?
За четыре недели до свадьбы Энн стояла перед туалетным столиком своей матери и улыбалась своему отражению. Девушке очень хотелось сбросить к тому времени несколько фунтов, но она была слишком счастлива, чтобы заставить себя голодать. Ей казалось, что она восхитительно выглядит в своем бело-розовом свадебном платье, корсаж которого сверкал, густо расшитый жемчугом.
— Ах, Энн, — сказала Беатрис со слезами на глазах, — ты выглядишь так прелестно!
Энн тоже расплакалась — впервые в жизни она чувствовала себя прелестной.
Генри рвало уже четвертый раз за последние три дня. Он вцепился в унитаз, как утопающий в спасательный круг. Превозмогая слабость, он поднял голову и тут же согнулся в очередном приступе тошноты. За спиной у него посмеивался Алекс.
— Я рад, что позабавил тебя, — сказал Генри, сплюнув в сливающуюся воду. Он встал и потер подбородок, краснея оттого, что его застали в таком плачевном состоянии.
— Ты действительно меня забавляешь. Ты, судя по всему, думаешь, что являешься первым мужчиной, который женится на нелюбимой женщине, — сказал Алекс, наблюдая за тем, как Генри плещет водой в лицо и полощет рот.
— То, что я собираюсь сделать — самый низкий поступок для мужчины. Я чувствую себя как проклятый трус.
— Тогда откажись, — посоветовал Алекс зло.
Генри оглянулся с выражением муки на лице.
— Не могу. И черт меня побери, если я могу объяснить, почему. Я должен пройти через все это до конца.
— Боюсь, у тебя не хватит духу, — рассмеялся Алекс.
Генри скорчил гримасу и промокнул лицо мягкой хлопковой салфеткой.
— Я тоже этого боюсь.
Он прошел мимо Алекса в комнату, которую обычно занимал, когда бывал в Ньюпорте. Алекс был ближайшим другом вот уже двадцать лет, и его семья, несмотря на царившую в ней дисгармонию, была для Генри родной.
С тех пор, как погибли его родители, Генри проводил каждое лето с семьей Хенли в их ньюпортском коттедже.
Генри подошел к окну, выходящему на Наррагансеттский залив.
— Я вчера проходил мимо «Морского Утеса». Гроза, которая была на прошлой неделе, смыла в океан еще часть холма.
Он не сказал Алексу, что при виде «Морского Утеса» его пробил холодный пот, и он почувствовал, что легким не хватает воздуха. На один жуткий миг Генри показалось, что он умирает.
Пристально взглянув на друга, Алекс заметил тоскливое выражение лица, темные крути под глазами и горькие складки у рта. Генри олицетворял собой человека, убитого горем.
— Поступай так, как считаешь нужным, — мягко произнес Алекс.
Генри обвенчался с Энн в Нью-Йорке двадцатого сентября и покинул ее в тот же день, заявив, что срочные дела требуют его присутствия на верфи в Ньюпорте. Энн ответила, что все понимает, и скрыла ужасное разочарование, вызванное тем, что ей придется вернуться в родительский дом после свадьбы, а не переехать в городской дом Генри. Так будет лучше, говорил Генри, потому что не знает, как долго будет отсутствовать, а Энн будет удобнее ожидать его в привычной для нее обстановке.
Спустя три недели после свадьбы, холодным и промозглым октябрьским днем в дверь их дома на Западной Пятьдесят Седьмой улице постучал незнакомец и спросил Энн. Ее первой мыслью было, что такой молодой и красивый мужчина никак не может быть вестником несчастья, хотя при виде его Энн охватило какое-то непонятное волнение. Посланец спросил, действительно ли она миссис Генри Оуэн, и, когда Энн кивнула, передал ей большой конверт, на котором было указано название некой юридической фирмы.
Энн вскрыла конверт, развернула лист бумаги и погрузилась в чтение. Сначала она растерялась от обилия юридических терминов, затем кровь медленно, как будто застыв от охватившего Энн страха, плотной волной ударила в сердце — в глазах у нее помутилось и, шурша скользнувшими по мраморному полу пышными юбками, она тяжело опустилась на колени. Энн обхватила себя за плечи, пытаясь сдержать боль, буквально парализовавшую ее. Генри прислал бумаги о разводе.
«Я уже стар и умираю. И поэтому, Генри, пришла пора рассказать тебе правду о «Морском Утесе». Я лгал, когда говорил, что ненавижу этот старый дом. Это неправда. Иногда, закрывая глаза, я чувствую тот чистый, прохладный, соленый ветер с запахом водорослей, который обычно веет в августе над пляжем. Он лучше любых духов. Я помню, какой вид открывается из каждого окна. Я слышу, как ветер шумит в кронах сосен, как хлопают паруса в заливе, как волны бьются о скалы. Ты часто сидел с удочкой там, у подножья скалы. У тебя не было наживки, и леска уходила всего на пять футов в воду, но ты сидел часами, с серьезным видом бывалого рыбака. Закрывая глаза, я все еще вижу тебя там, твои позолоченные солнцем волосы, твои босые ноги — все в песке и морской соли. И я до сих пор чувствую запах твоего нагретого солнцем тела.
Несколько самых счастливых моментов моей жизни я провел в «Морском Утесе». Там я узнал любовь и, вероятно, поэтому так долго тянул, не решаясь уничтожить этот дом и положить конец истории, которая началась двадцать восемь лет назад. Все это имеет прямое отношение к твоей матери, самой красивой, самой ужасной и самой соблазнительной женщине, которую я когда-либо встречал.
Я никогда не забуду тот день, когда твой отец привез свою невесту в «Морской Утес». Элизабет была неописуемо прекрасна. Подобный тип женщин заставляет мужчин терять голову. Я только что вернулся с морской прогулки и увидел ее стоящей на балконе второго этажа. Она смотрела на Восточный пролив, в сторону Ньюпорта, ее длинные темные, как ночь, распущенные волосы развевались под порывами теплого ветра. Она выглядела как ангел в своем белом платье, подчеркивающем формы ее прекрасного тела. Хотя я знал, что твой отец должен привезти Элизабет и ее родителей, я не мог представить Уолтера рядом с такой девушкой. Уолтер, упокой, Господи, его душу, был слабаком. Он был моим сыном, поэтому не думай, что мне приятно признавать это. Когда он представил мне Элизабет как свою невесту, я был очень удивлен, что вполне объяснимо. Уолтера обычно привлекали девушки скорее интеллектуального типа, а не красавицы с такой ярко выраженной чувственностью. Я думаю, ни один мужчина не смог бы остаться равнодушным к Элизабет. Не смог и я. Мне даже не удалось скрыть это в тот первый вечер.
Элизабет совершенно очаровала меня, а Уолтер был просто околдован и пленен ею. Он, несчастный, Тоскующий по любви мальчик, выполнял все ее приказания, как щенок, старающийся заслужить одобрение своей хозяйки. Мне противно было смотреть на это, хотя я отчасти сочувствовал ему, понимая, какую власть над мужчиной может иметь такое обворожительное создание. Прошло всего несколько дней, и я осознал, что за этой красотой скрывается зло, но к тому времени я уже совсем потерял голову от страсти. Я был просто одержим ею. Она обладала красотой такой притягательной, что ей невозможно было сопротивляться. Ни одна из женщин, которых я встречал в своей жизни до и после нее, не излучала такого очарования, ни одна из них не умела абсолютно сознательно доводить мужчин до безумия. Должен сказать тебе, она была немного вульгарна, но даже это казалось мне восхитительным. Как я уже говорил, она была очень молода, а я, если и не стар, то, безусловно, уже не молод. Я хочу, чтобы ты знал, я старался противостоять ее чарам всеми силами моей души. Я решил, что ни за что не позволю ей узнать, как она привлекает меня. Но к тому времени, как она заманила меня в свои сети, я уже не мог сопротивляться и был этому только рад.
Да простит меня Господь, но я так любил ее! И да поможет Господь тебе, если ты полюбишь такую женщину».