Идеальная жена

Глава IV

— Ура! — воскликнул Алекс. — Она идет сюда!

Генри допил остатки сладкого теплого шампанского из хрустального фужера и поморщился. Он терпеть не мог этот напиток, но не оставаться же абсолютно трезвым на балу у Ветмора, даже если здесь подают только шампанское!

— Кто?

— Девушка, на которой я собираюсь жениться, — восхищенно выдохнул Алекс.

Генри поднял глаза и увидел, что к фонтану идет Беатрис Лейден в сопровождении очаровательной подруги.

— Я думал, что ты не выносишь мисс Лейден, — сказал Генри. Голос его выражал смертельную скуку. — Уверен, что ты не имеешь в виду ее спутницу. Отсюда она кажется очень красивой, а ты же сам убеждал меня, что красивые женщины и брак — вещи несовместимые. Помнишь?

— Такая девушка могла бы заставить меня изменить мои убеждения. Боже милосердный, не сон ли это?

— Она — моя, — объявил Генри только для того, чтобы немного развлечься, устроив соревнование с Алексом. Прошло всего две недели с начала летнего сезона в Ньюпорте, а он уже мечтал, чтобы все это поскорей закончилось. Вместо того чтобы протирать паркет на роскошном балу у Ветмора, он с большим удовольствием посидел бы сейчас в своем кабинете, разрабатывая новый проект одномачтового шлюпа. Генри приехал сюда по просьбе Алекса, считавшего, что танцевать на не слишком веселом балу в Ньюпорте все же лучше, чем изнывать от жары в городе.

Генри потерял интерес к Ньюпорту прошлым летом, когда матери всех девиц на выданье устроили за ним, а может быть, и за его огромным состоянием, настоящую охоту. Получив наследство, он стал куда более желанным женихом для любой из незамужних женщин Четырехсот Семей — элиты нью-йоркского общества. Как только он появлялся на танцевальном вечере в «Казино» или на пляже Бейли, женщины буквально набрасывались на него, как ястребы. Скандал, который заставил прятаться бедную Энн, никак не запятнал его репутации, и этот факт не укрылся от внимания Генри.

Вечерние развлечения, пляжные знакомства, концерты в «Казино» нагоняли на него тоску, а нью-йоркское общество раздражало бессмысленным времяпрепровождением. В былые времена он любил появляться в свете, но сейчас тяготился этим. Когда красивые девушки кокетливо поворачивали головы и томно поглядывали на него из-под ресниц, он вспоминал открытый и доверчивый взгляд Энн. И хотя Энн не назовешь красивой, с ней, по крайней мере, было весело. Он тяжело вздохнул, мысленно обвиняя себя в лицемерии. Кого он пытается обмануть? У бедной Энн Фостер не было ни единого шанса. Ни единого! Она была обречена с самого начала, и даже его самое искреннее раскаяние не изменит того, что он с ней сделал. Генри слышал, что она вроде бы до сих пор прячется в своем городском доме, где живет совсем одна с тех пор, как родители выставили ее из фамильной резиденции.

Энн и Беатрис были уже в двух шагах от Генри, когда он вернулся к действительности. Всякий раз при виде Беатрис Лейден его душу сжимало чувство вины за горе, которое он причинил ее лучшей подруге. Мисс Лейден всегда была холодна с ним, и Генри очень удивился, увидев, что Беатрис направилась в их с Алексом сторону.

Он услышал шепот Алекса:

— Ставлю ящик моих лучших гаванских сигар, что еще до конца вечера она будет лежать в моих объятиях. Или, — добавил он быстро, — по крайней мере, будет танцевать в них.

Александр шагнул навстречу девушкам и церемонно произнес:

— Чрезвычайно рад вас приветствовать, милые дамы. Сегодня вы просто очаровательны.

Беатрис недоброжелательно покосилась на Алекса и демонстративно улыбнулась Генри.

— Господа, я только что рассказывала моей подруге, как галантны мужчины в Ньюпорте.

— Неужели? — Генри приподнял бровь, выражая сомнение.

Беатрис рассмеялась.

— Ах, мистер Оуэн, время течет как река, унося с собой воспоминания о былых невзгодах. — Она легко прикоснулась к его руке и кокетливо улыбнулась. — Забыли и простили, согласны?

Глаза Генри сузились, но он кивнул в знак согласия. Затем повернулся к женщине, стоящей рядом с Беатрис, и с внезапным испугом почувствовал, что ему стало трудно дышать. Слова «она — моя», так небрежно брошенные им несколько минут назад, вдруг приобрели совсем другое, почти пророческое значение. В этот миг всем своим существом Генри ощутил, что он хочет, чтобы эта женщина принадлежала ему, только ему.

«Дыши. Дыши, идиотка», — медленно, очень медленно и осторожно Энн перевела дыхание. Она так крепко сцепила пальцы рук, что, казалось, ничто на свете не заставит их разъединиться. И все же ей удалось улыбнуться мужчинам, стоящим пред ней в ожидании ответа. Она переводила взгляд с одного на другого, смутно, как в тумане, осознавая, что Генри внимательно смотрит на нее, а Алекс целует ей руку, которую она все-таки смогла ему протянуть. В ответ на произнесенные Энн слова Беатрис глупо хихикнула. На ее памяти Беатрис никогда не хихикала. «Должно быть, она волнуется не меньше, чем я», — подумала Энн и высвободила свою ладонь из рук Алекса.

Несмотря на то, что она молила Бога, чтобы Генри ее не узнал, где-то в глубине души Энн почувствовала разочарование, когда так и случилось. Это только утвердило ее во мнении, что этот мужчина никогда не давал себе труда внимательно посмотреть на нее.

— Позвольте пригласить вас на танец, — любезно произнес Генри.

Сквозь плотный туман окутавшего ее страха она вдруг осознала, что глубокий баритон, который она так любила когда-то, звучит у самого ее уха. На краткий миг Энн перенеслась в своем воображении на два года назад, в то время, когда Генри еще не разбил ее сердца, а она сама наивно верила в сказки.

— Вы потанцуете со мной?

Энн услышала веселые нотки, прозвучавшие в его голосе, и поняла, что если отважится посмотреть в эти серые глаза, то увидит в них спокойную уверенность в ее согласии.

Энн бросила на Беатрис взгляд, полный ужаса. Та буквально излучала удовольствие.

— Конечно же, она потанцует с вами, — сказала Беатрис, буквально отрывая от себя подругу.

И вот уже Генри ведет Энн в центр зала, она чувствует тепло его сильной руки на своей спине. Никогда он не обнимал ее так, когда они танцевали прежде, и никогда в его голосе не звучали такие интимные интонации. Внезапно она поняла, что таким тоном мужчина говорит только с красивой женщиной, с которой ему хотелось бы познакомиться поближе. И ее страх уступил место решимости, довести до конца задуманный план. Этот самоуверенный красавец с каменным сердцем заплатит за то, что сделал с ее жизнью, и первый взнос сделает сегодня же вечером.

Поэтому прежде чем заскользить в танце, отдавшись уверенным объятиям Генри, Энн одарила своего бывшего мужа самой соблазнительной из улыбок, которые она неделями репетировала перед зеркалом. К ее удовлетворению, лицо Генри приобрело совершенно ошеломленное выражение. При виде такой его реакции последние капли страха растворились…

Он не узнал ее, не узнал! Энн Фостер, которую он знал, была некрасива. Она была толстой, с трудом втискивалась в модные платья, завивала свои светлые волосы в немыслимые локоны, только все напрасно — никто не замечал ее стараний. А у женщины, на которую Генри смотрел сейчас, был нежный овал лица, которому позавидовали бы самые изысканные красавицы, и талия в сорок восемь сантиметров, подчеркнутая изящным корсажем платья.

Энн Фостер, толстые щеки которой скрывали синеву ее прекрасных глаз, толстушка Энн, гадкий утенок в стае Четырехсот Семейств, ныне воплощала собой мечту каждого мужчины. Уверенность струилась вместе с кровью по ее жилам. Она ощущала свою власть над этим мужчиной и знала, что если она захочет обвести Генри вокруг пальца, ей это удастся.

— Генри Оуэн — к вашим услугам, мисс…

Она невинно взглянула на него. Этот взгляд она тщательно отрепетировала под бдительным оком Беатрис. Долгими часами она вживалась в образ прекрасной незнакомки, которую видела в зеркале, по каплям выдавливая из себя скромную и застенчивую девушку, которой была на самом деле. Она долго тренировалась, и только совсем недавно ей удалось убедить Беатрис, что новый облик достаточно органичен.

— Нас не представили друг другу, — сказала Энн, кокетливо склонив голову. — Я думаю, неприлично представляться незнакомому мужчине.

Генри сверкнул ослепительной улыбкой, и Энн на мгновение расстроилась из-за того, что ее ненависть так сильна. Он так безбожно красив! Во внешности Генри было нечто такое, перед чем не могла устоять ни одна женщина, даже более искушенная, чем Энн. Он был высок и имел фигуру, вызывавшую зависть мужчин и восхищение женщин. Его глубоко посаженные серые глаза, обрамленные густыми темными ресницами — немного темнее, чем блестящие волнистые волосы, — излучали уверенность и силу! Энн всегда считала Генри очень красивым, даже до того, как полюбила его два долгих года тому назад. И сейчас, когда она хотела заставить этого человека страдать, она не могла оставаться равнодушной к его красоте. Она разозлилась на себя, осознав это. Вышло так, что спровоцированный им скандал никак не отразился на его судьбе. Генри Оуэн по-прежнему оставался одним из самых красивых, богатых и завидных женихов высшего общества, а она, Энн, стала парией.

Генри одарил ее одной из своих самых очаровательных улыбок, и Энн пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не растаять в ее лучах. Ей захотелось воскликнуть: «Это я, Энн Фостер, та самая девушка, жизнь которой ты погубил!» Ей уже в который раз стало горько от мысли, что человек, такой красивый внешне, может быть так бессердечен.

— Вы намерены сохранять инкогнито, таинственная незнакомка? — Он внимательно посмотрел на нее, прищурив глаза.

Сердце Энн забилось сильнее. «Ах, нельзя позволять ему так внимательно рассматривать меня, — подумала Энн, — иначе он может догадаться, кто я». Она слегка склонила голову, стараясь не смотреть Генри в глаза.

Они легко и грациозно плыли по почти пустому танцевальному залу. Всего несколько пар скользили по сверкающему паркету на некотором отдалении от них, и Энн не могла не заметить обращенных к ним любопытных взглядов. Интересно, кто-нибудь узнал ее? Она испытывала ужас от этой мысли. Пытаясь сохранить самообладание, Энн уставилась на серебряную пуговицу белоснежного воротничка крахмальной сорочки Генри. Пуговица была расстегнута.

— Это ваш первый сезон в Ньюпорте? — Энн показалось, что его вопрос продиктован не простым любопытством, отчего ее сердечко затрепетало.

— Нет, я уже проводила здесь сезон два года назад, — ответила она, стараясь говорить очень тихо, чтобы не выдать себя. Хотя она тут же с горечью подумала, что Генри все равно не узнает ее голоса. Тем летом она впервые увидела Генри и, тем не менее, сумела убедить себя, что влюблена. Глупая, глупая несчастная девочка!

— Вы не могли быть здесь в девяносто первом году. Я бы вас запомнил. — В его голосе прозвучали игривые нотки, и Энн успокоилась.

— Неужели? Разве вы помните каждую девушку, встреченную вами в жизни?

Он медленно склонил голову, приблизив свои губы к ее ушку:

— Я бы не смог не запомнить самую красивую девушку, которую мне посчастливилось видеть.

Неожиданно для себя самой, вместо удовольствия от комплимента, Энн почувствовала прилив ярости. И эта ярость придала ей храбрости.

— На самом деле мы знакомы, мистер Оуэн. — Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза, мысленно приказывая Генри узнать ее.

— Не может быть. Разве я произвожу впечатление человека, который мог бы забыть ваше прекрасное лицо?

Он явно пытался флиртовать с нею, и это только сильнее разожгло ее ярость. Генри никогда прежде не вел себя с ней подобным образом, никогда не улыбался ей так соблазнительно. Он был вежлив и официально любезен в начале их отношений и дружелюбно спокоен накануне свадьбы. Правда, у них были милые, чудесные беседы, о которых Энн и теперь вспоминает с удовольствием. Но никогда он не смотрел на нее так… Сердце Энн затрепетало, потому что она поняла, что Генри сейчас впервые смотрит на нее таким взглядом, о котором она мечтала когда-то. Перед ее внутренним взором возникла невинная, отчаянно влюбленная девочка, которой она когда-то была, страстно ждущая исполненного любви поцелуя. Но этим ожиданиям не суждено было сбыться.

Теперь она инстинктивно чувствовала, что может получить такой поцелуй от мужчины, считающего ее незнакомкой. Во время танца Энн делала все возможное, чтобы избежать его взгляда, а он старался очаровать ее своим остроумием. Единственная мысль крутилась у нее в голове — как все будет, если они все же поцелуются? Каким унижением обернется для него этот поцелуй, когда он узнает, что поцеловал Энн Фостер, — ту самую девушку, жизнь которой сломал не задумываясь! Что ой станет делать? Раскаиваться или гневно отвергать все обвинения?

Энн было все равно. Если этим вечером она не потеряет самообладания, она вырвет у него этот поцелуй. Конечная цель их плана, может быть, и не будет достигнута, но крайней мере, Энн Фостер, некрасивая толстая Энн, свой долгожданный поцелуй все-таки получит.

— Давайте погуляем в саду, — сказала она излишне оживленно. — Здесь слишком жарко, вы не находите? В саду ведь сейчас так многолюдно, что нашу прогулку не сочтут неприличной, не правда ли?

— В этом, безусловно, нет ничего неприличного, — сказал Генри, и лицо, его выражало такую радость, как будто, кто-то неожиданно передал ему право собственности на самую лучшую яхту в Ньюпорте. Энн нашла взглядом Беатрис и поедала ей торжествующую улыбку. Ей хотелось прыгать от радости, когда они шли к двери, таким долгожданным был для нее этот момент. Еще до контр вечера он узнает, кого, поцеловал, и большинство присутствующих на приеме тоже узнают об этом. Энн с трудом сдерживала рвавшийся наружу смех, она была в восторге от импровизированных изменений, которые собиралась внести в план. Они с Беатрис не продумывали детали того, что должно произойти в этот вечер. Они планировали только представить Энн Генри, а затем дать ему понять, с кем именно он имел честь познакомиться. Энн и в голову не приходило, что несостоявшийся супруг может пригласить ее танцевать, а уж, тем более что она отправится с ним на прогулку в сад, втайне задумав получить от него поцелуй. Теперь Энн была уверена, что ей не придется слишком долго ждать. Ах, как ей хотелось увидеть его реакцию, когда он узнает, кота сжимал в объятиях!

Газон, разбитый перед входом в, бальный зал, был украшен множеством китайских фонариков, освещавших пышную зелень травы. В воздухе разливался запах морской воды и сгорающего в светильниках масла. Энн слышала шум волн, разбивающихся о скалы. После духоты, царившей в зале, вечерний воздух казался слишком прохладным. Энн вздрогнула и тотчас же почувствовала на плечах тепло пиджака Генри. Его пиджак, сшитый дорогим портным из прекрасного, тяжелого сукна, источал слабый запах дорогого одеколона и не менее дорогих сигар. Энн, помимо воли, было необыкновенно приятно чувствовать себя укутанной в него, как в кокон, защищающий от любой непогоды.

— Благодарю вас, — произнесла она, презирая себя за нежность, прозвучавшую в голосе.

Они пошли по аллее, прижавшись друг к другу, и Энн вдруг осознала, что ее волнует близость этого высокого мужчины, как будто ужасная пропасть унижения и отчаяния никогда не разделяла их. В эту минуту она — обычная девушка, гуляющая с мужчиной в саду прекрасным летним вечером. И эта прогулка — залог их будущей любви, а не прекрасная возможность отомстить. От волнения у нее пересохло во рту.

Энн резко остановилась на границе между освещенной китайскими фонариками дорожкой и темной глубиной сада. Ее решимость заставить его поцеловать себя была непоколебима до тех пор, пока она не взглянула Генри в лицо. Это дьявольски красивое лицо, казалось, было создано для поцелуев — долгих, крепких и страстных. «О Боже, — подумала она. — Если я собираюсь следовать нашему плану, я не должна смотреть на него».

— Кто вы? — спросил он, и вето голосе она услышала отнюдь не простое любопытство.

В ответ Энн изобразила на лице то, что она считала таинственной улыбкой, и пошла дальше, увлекая Генри за собой. Она почувствовала тепло его ладони на своем плече.

— О, нет, не убегайте! Я не позволю вам уйти вот так, не ответив на мой вопрос.

Энн повернулась к нему и прикоснулась пальчиком к своим губам.

— Вы получите ответ в обмен на поцелуй.

Генри конвульсивно сглотнул.

— Поцелуй? — Голос его прозвучал как-то странно, и Энн вновь улыбнулась, прижимая пальчик к губам, не отдавая себе отчета в том, как она выглядит сейчас со стороны. Она надеялась, что выглядит очаровательно, но ней могла себе даже представить, какую бурю может вызвать ее красота в крови у такого мужчины, как Генри.

— Один маленький поцелуй за мою откровенность, — шепнула она, засмеявшись от радости, что все удается ей так легко. Конечно же, вокруг достаточно людей, которые станут свидетелями поцелуя, о котором с огромным злорадством расскажут завтра всем своим знакомым, и Генри будет страдать от унижения. Ее собственная репутация была испорчена так давно, что этот демарш уже не сможет нанести ей никакого ущерба.

Было достаточно темно, и Энн не могла видеть, какой страстью вспыхнули глаза Генри. Иначе она вряд ли отнеслась бы к мысли о поцелуе так легкомысленно, и уж конечно не позволила бы Генри увлечь ее дальше в тень деревьев.

— Я не уверен, хочу ли узнать, кто вы такая, — сказал он, и его тихий голос вызвал у нее внезапную дрожь. — Возможно, меня интригует именно ваша таинственность… — Он коснулся пальцем ее щеки, легким усилием повернув ее лицо к свету, и медленно произнес: — Нет. Скорее ваше лицо, ваше прекрасное лицо.

И вновь, увидев странное выражение в его глазах, Энн испугалась, что он догадывается о ее игре. Генри скользил взглядом по ее лицу, останавливаясь на губах, которые она так охотно ему предложила. Мужчина взглянул ей прямо в глаза и склонился к ее лицу, в то время как его палец на ее щеке не давал ей возможности отвернуться. Соприкосновение их губ было коротким, но очень нежным. И когда он, медленно отстранился, Энн поняла, что ей нестерпимо хочется, чтобы он поцеловал ее снова. Такого она от себя никак не ожидала, ведь ей казалось, что и один поцелуй придется вытерпеть, сжимая от ненависти зубы.

— Наверное, одного поцелуя мало, — сказал он чуть охрипшим голосом. На этот раз Генри взял ее лицо в свои ладони и их поцелуй уже не был лишь кратким прикосновением губ. Он прижал ее к своему крепкому, горячему телу, и Энн растерялась от охвативших ее неведомых ранее ощущений. Она была, как в тумане, в котором медленно растворялись все ее прошлые мысли и чувства. Она забыла обо всем, кроме вкуса его губ. И когда его язык нежно раскрыл ее губы и чувственно коснулся ее языка, у девушки вырвался стон, который она позже назовет криком возмущения. Когда он прижал ее к себе еще сильнее, у Энн подкосились ноги, а руки ее обвились вокруг шеи Генри, — и вовсе не за тем, чтобы задушить его в порыве гнева. Предательские руки, нежно лаская, продвигались к затылку «этого негодяя», зарывались пальцами в его волосы…

Сознание вернулось к Энн только в тот момент, когда Генри скользнул ладонями под накинутый на нее пиджак, и его пальцы оказались в опасной близости от ее груди. Она вырвалась из его объятий, испытывая отвращение к себе за то, что ей так не хочется этого делать. Он отпустил её сразу же, как только почувствовал сопротивление. Порывисто дыша, Энн смотрела на него, одинаково сильно ненавидя его и себя. Он имел наглость стоять здесь перед нею с идиотской улыбкой на лице! И поцелуй, от которого она едва не потеряла сознание, похоже, не произвел на него никакого впечатления. О, как же она его ненавидит!

— Теперь вы должны открыть мне свою тайну. Итак, ваше имя…

Дрожа от ярости, Энн сбросила его пиджак со своих плеч.

— Идите вы к черту! — прошипела она.

Подхватив юбки, чтобы не путались под ногами, Энн кинулась прочь от него и от своей предательской чувственности. Она слышала, как он что-то кричал ей вслед, в его голосе звучал смех. Энн бежала, пока не вспомнила, что окружающие могут увидеть ее в столь неподобающем виде. Она перешла на шаг и вошла в особняк с таким достойным видом, какой смогла принять, лишь один раз оглянувшись у двери в тайной надежде, что Генри последовал за ней. Увидев его идущим по направлению к веранде, она скорчила гримасу, прекрасно зная, что он не сможет ее разглядеть, глубоко вздохнула, чтобы окончательно успокоиться, и вошла в бальный зал. Беатрис мгновенно оказалась рядом.

— Что случилось? — спросила она, заметив горящие щеки и неестественно яркие губы подруги.

— Мы целовались, — ответила Энн с вызовом в голосе.

Глаза Беатрис вспыхнули, она отвела подругу немного в сторону и зашептала:

— Не может быть! Это было бы слишком хорошо! Он догадался, кто ты?

— Он и сейчас не догадывается, — уверенно заявила Энн, очень кстати забыв упомянуть, какое впечатление этот поцелуй произвел на нее саму. — Я внесла небольшое изменение в наш план на сегодняшний вечер. Надеюсь, ты не возражаешь.

Беатрис захлопала в ладоши.

— Как чудесно! Это просто чудесно!

— Я тоже так подумала. Даже если мы не сумеем воплотить план в целом, в моей памяти, по крайней мере, останется сегодняшний вечер — вечер моего триумфа.

— О, нет. Это же просто развлечение!

— Для тебя, вероятно, это забавно, — пробормотала Энн. Теперь, когда ее поцелуи с Генри были уже в прошлом, она могла считать их тем, чем они изначально и были — частью невероятно хитроумного плана, придуманного чтобы заставить Генри Оуэна влюбиться в нее. И вся прелесть этого плана заключалась в том, что она публично отвергнет его, отомстив тем самым за свое несчастное замужество. Беатрис права: было бы очень забавно поставить Генри на колени. Если бы он испытал, хотя бы часть той боли, с которой она жила последние два года, Энн была бы отомщена.

Из грез на тему сладкой мести Энн вырвали пристальные взгляды окружающих и поднявшийся вокруг нее шум.

— Они уже знают, — сказала она деревянным голосом, на щеках ее вспыхнул яркий румянец, а тело застыло в напряжении.

— Боюсь, что да. Просто поразительно, с какой быстротой распространяются у нас новости. Мне очень жаль, Энн.

Взгляды кололи ее, как булавки. Шепот казался ей раскатами грома.

— Я думаю, пора уходить, — сказала она, пытаясь сдержать подступившие слезы. Она не доставит им такого удовольствия. Они не видели ее слез раньше, не увидят и сейчас. Высоко подняв голову, с непроницаемо вежливой улыбкой на лице, Энн грациозно поплыла к выходу та бального зала. Только после того, как мажордом закрыл за нею и Беатрис двери, она дала волю эмоциям.

— Мы знали, что это будет нелегко, — сказала Беатрис, обеспокоено глядя на подругу.

Энн прижала к глазам кончики пальцев. Крепко-крепко.

— По плану завтра у нас «Казино», — напомнила Беатрис.

Энн трясла головой, и Беатрис пришлось силой отнимать ее руки от лица. Она настойчиво повторяла:

— Мы должны показать им всем, что тебя не волнует то, что они о тебе думают.

— Но меня это волнует! И еще как… — всхлипнула Энн, и слезы все-таки покатились у нее из глаз.

— Тогда ты должна взять себя в руки. Энн, ты не сделала ничего плохого. Ты Должна все время повторять себе это.

— Я так и делаю, Беа, — вздохнула Энн. — И от этого мне становится только хуже, разве ты не понимаешь? Если бы я действительно совершила какой-то ужасный поступок, мне кажется, я могла бы стоять перед ними, высоко задрав нос. Но мысль о том, что они отвернулись от меня, ни за что, почти нестерпима.

— Почти нестерпима или совсем нестерпима?

Энн горько рассмеялась и подняла глаза к звездному небу, как будто прося помощи у высших сил.

— Нет, — сказала она Мягко. — Не совсем. Я отвожу на выполнение нашего плана еще неделю. Я совершенно уверена, что не смогу продержаться дольше. Я не такая сильная, какой кажусь.

Беатрис только улыбнулась в ответ. Энн Фостер совсем не производила впечатления сильного человека. Но она была сильной — намного сильнее, чем привыкла думать.

— Возможно. Но Ты крепче, чем тебе кажется. Подумай о том, что ты только что сделала. Ты целовалась с Генри Оуэном и выставила его дураком в глазах всего Ньюпорта. Немногие смогли бы сделать такое, а тебе удалось!

Энн только покачала головой. Сейчас ей хотелось лишь одного — оказаться в Нью-Йорке и провести там оставшуюся часть лета, изнывая от жары в своем элегантном городском доме. Позади них раздался звук шагов, и подруги встревожено обернулись.

— Дамы, неужели вы собираетесь отправиться домой без сопровождения? — Брат Беатрис широко улыбнулся и крикнул лакею, чтобы подавали карету. Он восхищенно посмотрел на Энн и сказал: — Поверьте мне на слово, мисс Фостер, в выполнении вашего плана вы добились несомненного успеха.

Беатрис схватила его за рукав.

— Что случилось?

— Лицо мистера Оуэна несколько минут назад своим цветом вдруг напомнило свежеотбеленный парус, — сказал Томас и рассмеялся, увидев, как Беатрис ткнула Энн локтем в бок и взвизгнула от счастья.

— Ты слышишь? Ты победила! И это только начало.

Энн неуверенно улыбнулась, но сердце болезненно сжалось в ее груди. Ей подумалось, что месть вовсе не так сладка, как казалось ей прежде.

Генри медленно возвращался в «Шато-сюр-Мэр», уверенный в том, что не только узнает имя таинственной девушки, но и найдет ее в нетерпении поджидающей его. Какой восхитительный оборот принимает этот вечер!

Как только он вошел в бальный зал, Александр крепко схватил его за плечо.

— Где ты был и что ты, черт возьми, делал?

Не осознавая серьезности заданного другом вопроса, Генри ответил, ухмыляясь во весь рот:

— Влюблялся, мой друг.

— Боже мой!

— Извини, старина, но я уверен, что это взаимно. Так что наше пари я выиграл.

— Господи, Генри. Ты конечно шутишь?!

Наконец, сквозь туман восторга, он услышал очевидную озабоченность, прозвучавшую в голосе друга. И медленно осознавая, что все окружающие смотрят только на него, Генри спросил:

— Что произошло?

Он почувствовал укол беспокойства. Кто же, черт побери, эта девушка? Дочь очень высокопоставленных родителей? Или, упаси Боже, чья-то официально объявленная невеста? Генри на секунду представил себе, как разъяренный отец накидывается на него, обвиняя в том, что он соблазнил его юную дочь. Последние два года он избегал любых ситуаций, которые могли бы повлечь за собой скандал. Ни в коем случае Генри не хотелось стать центром еще одной некрасивой истории.

— Ты имеешь представление о том, с кем ты танцевал? У Генри засосало под ложечкой.

— Нет. Она не сказала мне, как ее зовут.

— Этой женщиной, несчастный ты идиот, была ни кто иная, как Энн Фостер.

Смуглое лицо Генри заметно побледнело.

— Это была Энн?

— Совершенно верно, старина. Твоя бывшая жена.