Идеальная жена

Глава XXII

«Ньюпортский стальной барон Генри Джеймс Оуэн, один из самых богатых людей в нашей стране, пропал после шторма, разразившегося в ночь с субботы на воскресенье. Предполагают, что он погиб».

Генри, сидевший в переполненном ресторане отеля «Торндайк» за чашкой кофе, дойдя до этой фразы, поперхнулся и закашлялся.

— С вами все в порядке, сэр? — спросил быстро подскочивший к нему официант и похлопал его по спине.

— Оказывается, — выдохнул Генри, — что я, скорее всего, мертв.

Официант отступил на шаг.

— Прошу прощения, сэр?

Генри кивнул головой, отпуская официанта.

— Со мной все в порядке. — Он ухмыльнулся кривой усмешкой, пробежал глазами статью, перечитывая подробности своей предполагаемой кончины. Генри нахмурился, прочитав, что его маленькая яхта сильно повреждена. Проклятье, потерять такое хорошее судно! Но когда он дошёл до места; где говорилось, что поводом для статьи послужила бурная розыскная деятельность Александра Хенли, он снова чуть не поперхнулся.

— Вот идиот, — ласково прошептал он.

Он не сомневался, что Алекс уже заставил весь Ньюпорт надеть черные повязки[3] и вывесить траурные венки на дверях домов. Ему тут же пришла в голову мысль об Энн: как она восприняла это известие? Не то, чтобы это имело значение, но ему хотелось, чтобы она хоть немного опечалилась по поводу его безвременной кончины. С оттенком мазохизма он вообразил себе, как она радостно сообщает Беатрис, что он, в конце концов, получил то, что заслужил. Вот она поднимает бокал шампанского, предлагая всем остальным присоединиться к ее тосту в честь его смерти. «А, вдруг, — подумал он, — она разразится слезами и, потеряв голову от горя, пойдет на берег и бросится в море, чтобы соединиться со своим любимым в его подводной могиле…» Нет, вряд ли события будут развиваться по этому сценарию, ведь всего три дня назад она объявила, что не любит его.

Генри оперся подбородком на скрещенные руки и задумался над тем, сколько ему следует подождать с опровержением собственной смерти. Жестоко, конечно, продлевать страдания Алекса, но это послужит ему наказанием за то, что поднял тревогу и объявил его погибшим только потому, что яхта была, найдена разбитой. Надо думать, Алекс решил, что отказ Энн поверг Генри в такое отчаяние, что он вышел в штормовое море с намерением покончить жизнь самоубийством. Генри знал, из-за чего Алекс мог так запаниковать, но ему и в голову не приходило, что Алекс мог до сих пор относиться к нему, как к несчастному ребенку, отправившемуся во время урагана на поиски своих погибших родителей.

Генри уже успел прийти к решению, когда ему следует объявить, что он жив и здоров, как вдруг к нему подбежал взволнованный управляющий отеля с округлившимися глазами, размахивая экземпляром «Дейли Ньюз».

— Мистер Оуэн, вы читали газету?

— Читал, мистер Пенни, И нашел ее чрезвычайно интересной.

— С вашего разрешения, сэр, я немедленно отправлю телеграмму, — заявил управляющий, желая оказать услугу уважаемому клиенту.

Оглядев зал и убедившись в том, что никто не обращает на них ненужного внимания, Генри пальцем поманил мистера Пенни поближе и тихо сказал:

— Если вы подождете с вашей телеграммой, — он вынул карманные часы, отметив время, — скажем, двенадцать часов, я буду вам очень благодарен, мистер Пенни.

Понимая, что за этим последует вознаграждение, Пенни улыбнулся.

Генри вручил ему стодолларовую купюру.

— Я лично прослежу за тем, чтобы сообщение было отправлено не ранее назначенного вами времени, сэр, — Пенни спрятал деньги в карман форменного пиджака.

— Спасибо, мистер Пенни, я буду рекомендовать «Торндайк» всем моим друзьям.

Ему повезет, подумал Генри, если этот Пенни сумеет не разболтать потрясающую новость о том, что он жив и благополучно пребывает в отеле «Торндайк». Всего за сотню долларов он купил себе шесть часов форы, подумал Генри. Ну что же, теперь можно нанести визит деду.

Энн отложила «Дейли Ньюз». Слезы неудержимым потоком покатились у нее из глаз. Генри не мог погибнуть. Он не мог погибнуть. Медленно убивая, чувство вины разъедало ее душу, как обжигающая вулканическая лава. Она хотела бы верить Хелен и остальным, которые твердили о том, что такой человек, как Генри, не способен наложить на себя руки из-за неудачного любовного романа. Но Алекс нарисовал такую трагическую картину детства Генри, что невозможно было сохранять спокойствие, когда прошло уже столько времени, а от Генри так и не пришло никакой весточки. Она уже воспринимала Генри как печального и одинокого ребенка, образ которого так впечатляюще преподнес Алекс. Неужели сила и самоуверенность Генри Оуэна были не более чем маской?

— Генри будет смеяться, когда прочтет этот вздор, — наигранно бодрым тоном сказала она, садясь завтракать. Энн так и не прикоснулась к еде, яичница с беконом осталась нетронутой. «Как можно есть, когда Генри расстался с жизнью?» — с трагическим надрывом думала она.

Беатрис, отобрав у нее газету, согласно кивнула.

— Да я просто уверена, что он будет смеяться.

Энн невидящими глазами смотрела в свою тарелку.

— Он не погиб. Он не погиб. Они ошиблись. Он не погиб. — Она взглянула на Беатрис.

— О Беа, даже если допустить, что произошел несчастный случай, как я смогу жить дальше, сознавая, что последние слова, которые я сказала ему, были о том, что я его не люблю? — Она мяла салфетку в руках. — А я ведь люблю его, Беа. Я всегда его любила. Я сердилась, мне было больно, и я хотела, чтобы он ощутил эту боль. Но я никогда не переставала любить его. А сейчас… А сейчас он, может быть…

Беатрис вскочила и подбежала к Энн. Она схватила ее за плечи и встряхнула.

— Он не погиб, Энн. Он не смог бы умереть, оставив на твоих плечах такую тяжесть вины.

— Вот уж истинная правда! Он и без того заставил меня пережить слишком много печальных минут.

— Более чем достаточно, — сказала Беатрис, прикусив губу.

Энн сидела за столом, терзая салфетку, и думала, что она готова пожертвовать почти всем, ради того, чтобы увидеть улыбку Генри, почувствовать прикосновение к своей щеке его подбородка, поцеловать его нежные губы. Если бы он сейчас вошел в эту комнату, она не смогла бы сдержать себя, бросилась бы в его объятия и пообещала бы ему десять раз, что выйдет за него замуж. Словно прочитав ее мысли, Беатрис сказала:

— Энн, после того, как это все закончится, ты же не думаешь, что ваши отношения будут иметь продолжение?

Энн вытерла слезы и тяжело вздохнула.

— Я просто хочу, чтобы с ним было все в порядке. Мне все равно, если после этого он женится на ком угодно, пусть даже на сотне девушек одновременно.

Генри в это время находился на пути к «Морскому Утесу». Уже подъезжая к дому, он внутренне встрепенулся, ожидая, что, как всегда, ощутит близость родного очага. Но на этот раз что-то важное было утрачено. «Морской Утес» показался ему просто требующим реконструкции старым домом. Этому дому не хватало семьи, мальчишек, дерущихся на балконе, девочек, барахтающихся в воде у берега, солнечного блеска их кудряшек. Генри потряс головой, чтобы избавиться от этих сентиментальных мыслей. В одном был прав его дед — Генри был сентиментальным дураком во всем, что касалось «Морского Утеса». Он связал острую необходимость иметь семью с воспоминаниями о счастливом детстве в «Морском Утесе». И каким-то образом все это было связано с Энн, Он знал, что единственная женщина, которая сможет заполнить пустоту его жизни и пустоту этого дома, — Энн.

Вздохнув и нежно хлопнув лошадь по мускулистой холке, Генри спешился у подъезда и открыл дверь. Его глазам предстало совершенно неожиданное зрелище — улыбающийся Вильямсон.

— Сэр, вы, слава Богу, живы и здоровы, — пробормотал слуга.

— Вполне.

Генри чувствовал себя блудным сыном, вернувшимся домой, но улыбка Вильямсона; могла напугать кого угодно.

Сиделка, миссис Бредли, восприняла его приезд с большим энтузиазмом и все твердила, как обрадуется дед, когда увидит его.

— Ах, — кудахтала она, — но вашу яхту нашли разбитой, и все мы думали…

— Что я погиб. Да, я знаю. Но, как видите, я жив. Если позволите… — Он обошел сиделку и секретаря и направился к лестнице.

— Простите, сэр. Позвольте мне сообщить о вашем приезде, — попытался остановить его Вильямсон.

— Не нужно, — отмахнулся Генри. — Я хочу сделать ему сюрприз.

Генри на секунду остановился у двери в комнату деда, раздумывая, следует ли ему постучать. Но потом решил войти без предупреждения. Ему захотелось хоть раз застать старика врасплох. Он тихо открыл дверь и увидел, что Артур сидит у окна, глядя на залив. Не поворачиваясь, он спросил:

— Есть какие-нибудь известия, Вильямсон?

— Это Генри.

Артур вздрогнул, как от удара, и медленно повернулся. А потом он сделал то, на что, по мнению внука, был не способен — Артур горько заплакал, рыдания сотрясали все его тело. В этот момент у Генри в груди что-то растаяло. Он подошел к деду и взял его за руку, желая успокоить. Артур прижал руку Генри к своей груди, гладя и сжимая ее своими сухими пальцами, вновь и вновь повторяя имя внука хриплым от слез голосом.

— Все в порядке, — Генри нагнулся и обнял деда. — Я здесь.

Через некоторое время Артур ослабил объятия и нахмурился.

— Какую глупость ты сотворил на этот раз? Все подумали, что ты погиб.

Генри рассмеялся, с облегчением увидев, что дед снова превратился в того человека, которого он знал всю свою жизнь.

— Никаких глупостей. Просто хотел немного побыть наедине с самим собою. Немного пожил в отеле. Когда мою яхту сорвало с якоря, я стоял у окна, наблюдая за штормом. Теперь я думаю, что мне следовало бы сразу же отправить письмо Алексу.

— Хенли приезжал сюда, разыскивая тебя. У него был такой вид, словно он хоронит твои бренные останки.

Генри раздраженно фыркнул.

— Очевидно Алекс сразу же сделал вывод, что я попытался наложить на себя руки, И ты, кажется, тоже.

— Да, — проворчал Артур, утирая слезы рукавом сорочки, — как будто ты не пытался уже сделать такую глупость.

— Я тогда был ребенком, — покачал головой Генри. Дед отвернулся к окну.

— Я потерял жену и двоих детей. В тот день я чуть не потерял тебя.

— Но ведь этого не случилось…

Артур вновь повернулся к Генри и спросил:

— Что там у тебя с этой девицей Фостер? Хенли говорил что-то о том, что вы снова собирались пожениться, но она отказала тебе.

— Алекс слишком много говорит, — нахмурился Генри.

— Она разбила тебе сердце?

— Я бы на твоем месте не слишком этому радовался. — Так тебе и надо, — усмехнулся старик. — Справедливое возмездие за то, что ты так некрасиво поступил с ней.

— Похоже, что так.

Артур впился взглядом прямо в глаза Генри, его грудь судорожно вздымалась от усталости.

— Верни ее.

Генри отвернулся от пронзительного взгляда своего деда.

— Уже слишком поздно. Причем благодаря тебе, — сказал Генри, вдруг вспомнив, зачем он приехал в «Морской Утес». — Я приехал сюда, чтобы придушить тебя, дед, за то, что ты написал Энн то письмо. Оно причинило ей сильную боль. Ты этого хотел?

— Я хотел, чтобы она получила его до вашей свадьбы. Я хотел, чтобы она отказалась выходить за тебя замуж. Я хотел избавить ее от горя, которое ты намеревался ей причинить.

Генри отрицательно покачал головой.

— Нет, ты сделал это для того, чтобы не дать мне получить то, что мне принадлежит по праву. Тебя совершенно не волновала судьба Энн. Я не думал, что в своем стремлении не отдавать мне «Морской Утес» ты зайдешь так далеко. Скажи мне, почему ты это делаешь? Я имею право знать.

Артур упрямо выдвинул подбородок.

— Ты узнаешь.

Генри закрыл глаза, стараясь сдержаться.

— Когда?

Артур молчал, сжав губы, как ребенок, которого заставляют есть нелюбимое овощное пюре.

— Скажи Вильямсону, что я хочу спать.

Генри смотрел на своего деда, почти восхищаясь его упрямством.

— Я бы хотел услышать, черт тебя возьми, более вескую причину.

Артур пробормотал что-то невнятно, чего Генри не разобрал, а потом сказал вполне отчетливо:

— Позови Вильямсона.

Генри повернулся, собираясь выполнить просьбу деда.

— Генри, — снова позвал старик.

Он неохотно обернулся.

— Я… — Артур схватился за ворот своей сорочки и покачал головой. — Нет, ничего. Я просто расчувствовался.

Генри улыбнулся.

— Слава Богу, что ты пришел в себя, — сказал он и пошел искать Вильямсона. На минуту ему показалось, что дед собирался сказать что-то невероятное, например, что он любит внука.