Интрижка (СИ) (Кристен Эшли) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 2 Код от его телефона

Иззи

ЭТО я проявила инициативу.

Это я заставила его позволить мне взять верх.

Я не знала, почему так поступила. Не знала, что у меня хватит на это сил. Я даже не думала ни о чем таком.

Просто взяла и сделала.

Прошлой ночью Джонни передвигал, тянул, менял позу и делал все, что хотел, чтобы я оказалась там, где он хотел. На спине. На коленях. На его лице.

Этим утро все началось точно так же. Все началось, будто продолжалось после первого раза минувшей ночи.

Первый раз был быстрым, голодным, настойчивым и впечатляющим.

Последующие — медленными, жаркими, неторопливыми и захватывающими.

Это утро относилось ко второму виду.

Пока я не проявила инициативу.

Пока не взяла верх.

Это случилось, когда мы оба были голыми.

Это случилось, когда я насквозь промокла, а он был твердым как скала.

Это случилось, когда каждый дюйм моего тела гудел, и это гудение усиливалось от всего, что он делал — прикосновений, поцелуев, облизываний, укусов, — но также и от простого взгляда на него, от выражения чистого секса на его лице, от кромешной темноты его черных глаз, превратившихся из сверкающих в пылающие.

Именно тогда я толкнула его на спину, и сначала он мне позволил, так как, я могла сказать, что он этого хотел, потому что в тот момент он был готов подчиниться мне, чтобы затем подчинить меня себе.

Но когда я опустила руки на его плечи, оседлала его, чувствуя, как его твердый член касается влажных завитков между моих ног, и посмотрела ему в глаза, он замер.

Я — нет.

Я наклонилась к нему, проводя губами от его шеи вниз к ключице и плечу, трепеща от твердости мышц под теплой шелковистой кожей, которой касались мои губы.

Я нашла его руку, переплела наши пальцы и отвела ее ему за голову. Я провела губами по его руке, остановившись, чтобы поцеловать выпуклость бицепса, а затем слегка прикусила кожу на внутренней стороне.

Резко сев, я потянула за собой его руку.

Расплетя наши пальцы, я прижала его ладонь к своей груди, мои глаза были прикованы к его. Медленно я провела его рукой вниз по своей груди, между грудями, по животу.

И он выдержал мой взгляд.

Он не смотрел на свою руку. На мое тело.

Он смотрел мне в глаза.

Боже, мне нравилось, что он продолжал смотреть мне в глаза.

В конечном пункте назначения я переплела наши пальцы. Мой средний палец поверх его, и ввела их в себя.

Моя голова откинулась назад.

Его бедра дернулись.

— Иззи, — прорычал он.

Мои глаза были закрыты, и я не открыла их, когда его другая рука обхватила мою грудь, мозолистый большой палец грубо прошелся по соску.

Я начала задыхаться, чувствуя, как Джонни двигает обоими нашими пальцами внутри меня, и подняла другую руку, чтобы накрыть ею его руку на моей груди, почувствовать его движения, когда он взял мой сосок большим и указательным пальцами и начал перекатывать.

— Боже, — выдохнула я, покачиваясь на наших пальцах, чувствуя, как тыльная сторона моей ладони скользит по его твердому члену.

— Посмотри на меня, — хрипло приказал он.

Я не посмотрела.

Мне было так хорошо от всего, что я чувствовала. Я выгнулась, сильнее прижимаясь грудью к его руке, и продолжала объезжать наши пальцы.

Движения пальцев на моей груди и внутри меня прекратились, и я услышала:

— Элиза, посмотри на меня.

Я опустила голову и медленно открыла глаза.

— Когда я внутри тебя, любым способом, ты смотришь на меня, — хрипло потребовал он.

— Хорошо, Джонни, — выдавила я.

— Оседлай их, — приказал он. — Покажи мне.

Я оседлала их. Я показала. Я помогала ему трахать меня пальцами и теребить мой сосок, пока красота, которую он вызывал, не заставила меня хныкать, мои движения стали отчаянными, и я закрыла глаза.

Он глубоко вошел нашими пальцами, остановившись, и мои глаза распахнулись.

— Смотри на меня, — прорычал он.

— Да, — прошептала я, покачиваясь на нем, когда его палец снова пришел в движение, отчаяние превратилось в неистовство, побуждая его жестко трахать меня нашими пальцами, ударяясь вершиной ладони о мой клитор.

— Господи, милая, застенчивая Иззи, пугливая, как кошечка, скрывает в себе дикого сексуального котенка, — пробормотал он.

— Я ханжа, — бессмысленно выдавила я.

Я едва успела (но сделала это, в основном, потому, что каждая из них была так хороша) отметить вспышку белозубой и теперь суперсексуальной улыбки, прежде чем он ответил:

— Напомни мне об этом, чтобы я смог посмеяться, когда мой член будет вне угрозы взрыва, наблюдая, как ты объезжаешь мой палец.

Это я тоже отметила, совсем чуть-чуть, но не настолько, чтобы смутиться из-за этого, потому что в данный момент объезжала его палец.

Я выгнулась дугой. Закричала. Сжалась вокруг наших пальцев, тяжело дыша и всхлипывая.

В середине этого я потеряла ощущение наполненности и оказалась на спине.

Я услышала, как открылся ящик тумбочки, шуршание фольги, потом это ощущение вернулось.

Но не с его пальцем.

А с его членом.

Первый раз прошлой ночью был быстрым, голодным, настойчивым и впечатляющим.

На этот раз мы начали медленно, жарко, неторопливо и захватывающе.

Но сейчас это было жгуче, грубо, дико и совершенно неконтролируемо.

И невероятно.

Обхватив мои запястья и резко заведя их над моей головой, Джонни прижал их к матрасу своим весом, чтобы удерживать меня, в то же время давая себе опору, и врезался в меня. Одним толчком войдя до основания. Врезавшись пахом в клитор, снова подталкивая к краю, так что у меня не было выбора, кроме как вцепиться в него всем, что у меня было, держаться изо всех сил и в то же время повторять его имя, умоляя не останавливаться, никогда не останавливаться.

И я делала это, пока мой оргазм длился и длился, пока он полностью не захлестнул меня, и я вообще не могла говорить. Я могла лишь держаться и чувствовать великолепие кульминации, охватившей меня — нас, — когда он застонал мне в шею и усилил свои последние толчки.

Когда мои силы ослабли, а его закончились, он рухнул на меня всем весом, его пальцы на моих запястьях не разжимались, все еще приковывая их к кровати.

И я не возражала.

Я приняла его вес, его тепло, его путы, потому что он был мужчиной с великолепной улыбкой. У которого был свой подход к дизайну интерьера, который был мужественным и уверенным, интересным и крутым. У которого было водяное колесо. Который открыл дверцу своего грузовика, чтобы усадить меня, а потом закрыл ее. Который не смотрел на хорошеньких девушек, проходивших мимо нас в баре, пока слушал меня. Который заставил меня почувствовать себя сексуальной. Который заставил меня почувствовать себя красивой. Который заставил меня чувствовать себя настолько не обремененной всем грузом, который я несла, что мне захотелось взять верх, скользнуть его пальцем внутрь себя и объездить его, пока он смотрел. Который позволил мне взять верх, скользнуть его пальцем внутрь меня и объездить его, пока он смотрел. И которому это так сильно понравилось, что его охватило желание взять меня грубо, прижав к своей кровати.

С ним я была такой девушкой.

Девушкой, которая могла пофлиртовать с красивым мужчиной и набрать очки четырьмя использованными презервативами. Девушкой, которой он даже не позволил сделать глоток кофе, потому что ему не терпелось поцеловать ее и отнести обратно в свою постель.

Я чувствовала свободу и легкость, и ощущала себя сексуальной, желанной, забавной, и что я чего-то стоила.

Я не была Элизой Форрестер, смиренной дочерью хиппи, чопорной, правильной и ответственной старшей сестрой дикого ребенка.

Я была Иззи Форрестер, — свободной, непринужденной, сексуальной и желанной, — девушкой, которая могла подцепить красивого мужчину со сказочным домом в лесу, и этот мужчина не мог ею насытиться, и после одного вечера в баре за «маргаритой» и пивом и одной проведенной вместе ночи, у них что-то начиналось.

Пока я наслаждалась этими мыслями, постепенно я начала осознавать, что Джонни не двигается.

Это было странно, и во вспышке паники я подумала, что мне повезло не просто переспать с самым великолепным мужчиной, которого я когда-либо видела, но и убить его интенсивным, потрясающим, великолепным сексом.

Неужели я довела его до сердечного приступа?

— Джонни? — позвала я осторожно и немного неуверенно, чувствуя, как приспосабливаюсь к его весу.

Он мгновенно пошевелился. Не отпуская моих запястий, но двигая мои руки вниз, чтобы согнуть их в локтях, — более удобное положение, — в то же время чудесным образом перенося свой вес на руки.

Он не отрывал лица от моей шеи, но приблизил губы к моему уху и спросил:

— Ты в порядке?

— Да, — прошептала я.

Наконец, он поднял голову, и мне понравилось, что выражение чистого секса исчезло, его место заняло ленивое удовлетворение, но на его лице все еще виднелась обеспокоенность.

— Я жестко тебя объездил, детка, — пробормотал он.

— Да, — согласилась я.

Его пристальный взгляд скользнул по моему лицу.

— Я в порядке, — тихо подтвердила я, а затем слегка улыбнулась и в то же время обняла его так, как только могла, подтянув ноги там, где они были обернуты вокруг его бедер.

Я совсем не знала его — ну, с библейской точки зрения, можно сказать, я знала его относительно хорошо, — но в остальном я его не знала. Тем не менее, я могла бы поклясться, что увидела в его глазах вспышку тревоги, прежде чем он пробормотал:

— Надо избавиться от презерватива.

После этого он выскользнул, отпустил мои запястья, высвободился и без дальнейших церемоний слез с меня, встал с кровати и голым направился в коридор.

Никакого поцелуя.

Никаких объятий.

Никаких нежных ласк и тихого шепота.

Чувствуя легкий холодок, я лежала в постели, глядя ему вслед и продолжая смотреть после того, как он исчез в ванной. Это было как в фильмах, когда случается что-то плохое и вместе с этим приходит холод, сначала замораживающий угол окна, медленно, но затем с треском быстро распространяющийся, покрывая весь дом.

За исключением того, что мороз охватил мое тело.

Потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что, возможно, у меня и нет большого опыта, но его достаточно для того, чтобы понять, что мужчине не требуются годы, чтобы избавиться от презерватива.

И по этой причине я резко села в постели, выискивая глазами что-нибудь, чем можно было бы прикрыться.

На одной стороне кровати я увидела свои трусики, на другой — его футболку, спортивные штаны и нашу одежду, сброшенную прошлой ночью.

У меня не было времени полностью одеться, поэтому я перекатилась к одежде, схватила его футболку и натянула ее, одновременно бросаясь вокруг кровати, чтобы схватить трусики.

Я поправляла их на бедрах, когда Джонни вернулся из коридора.

Он подошел прямо к своим штанам, и то, как он взглянул на меня, не избегая встречаться со мной взглядом или игнорируя мое присутствие, — было уже хорошим знаком.

Он схватил штаны и, нацепив их, спросил:

— Любишь яичницу с беконом?

— Моя мама была веганкой.

Он остановился в процессе завязывания шнурка на поясе и уставился на меня.

Его волосы теперь еще больше растрепались, падали на лоб и почти закрывали глаза.

Взъерошенный вид делал его еще более красивым, чем раньше, особенно, когда я точно знала, отчего он так выглядел, более того, принимала в этом непосредственное участие.

— Я — нет, — продолжила я.

Он по-прежнему пристально смотрел на меня.

— То есть, не веганка. Я пыталась. Примерно семь раз. У нас с вегетарианством не срослось. Так что, э-м… да. Я люблю яичницу с беконом.

Он медленно закончил завязывать шнурок на штанах и спросил:

— За всей этой информацией стоит какая-то история?

— Нет, только мама была не просто веганкой. А воинствующей веганкой, — пояснила я.

— А-а, — вот и все, что он сказал в ответ, но сделал это, кивнув.

— И моя сестра была вегетарианкой много лет, пока не встретила парня, который думал, что это глупо, и познакомил ее с чизбургерами. — Я пожала плечами. — Остальное — история. Я уже давно была безнадежна, но мама так и не смогла смириться с этим.

Я все болтала, в основном, потому, что была вне себя от облегчения, что он спросил меня, люблю ли я яичницу с беконом, а это означало, что как бы странно я себя ни почувствовала после того, как мы закончили, он не собирался просить меня снять его футболку и надеть мою одежду, чтобы отвезти обратно в город и избавиться от меня.

— Не уверен, что в этом доме есть овощи, если не считать упаковки замороженной кукурузы, — сообщил он.

Я не могла удержаться от встревоженного взгляда.

Джонни, конечно, не упустил его, и весь холод, который оставался во мне от странного чувства, когда он оставил меня в постели, растаял, когда он расхохотался.

Я слышала его смешки. Они были гортанными, насыщенными и прекрасными.

Но его смех был в тысячу раз лучше.

Но все же в нем слышалось нечто такое, что звучало…

Подзабытым.

— Я принесу кружки, — объявила я, чтобы не сделать что-нибудь глупое, например, смотреть, как он смеется, как одурманенный подросток, увидевший свою первую влюбленность на концерте бойбэнда.

Я повернулась к дверям, но обернулась, когда он позвал:

— Из.

Наши глаза встретились.

— Ты ешь много овощей? — спросил он.

— Тарелка на три четверти должна состоять из овощей.

— Она ест много овощей, — пробормотал он с белозубой улыбкой.

— Мне очень нужен кофе, — выпалила я.

— Тогда возьми наши кружки, детка. Я займусь завтраком.

И направился в сторону кухни.

Я двинулась к балкону.

Когда я вернулась с кружками, Джонни стоял у плиты, но я знала, что он слышал, как я вошла, потому что приказал плите:

— Вылей это, налей свежий.

В его кружке оставался, возможно, последний глоток. К своей я даже не притронулась.

— Я подогрею свой, — сказала я.

— Вылей, — ответил он.

— Все в порядке. Я все время пью такой кофе.

И это правда. Я подогревала остывший кофе. Я творчески подходила к использованию остатков еды. Переворачивала бутылочки с лосьоном, чтобы добраться до последней капли.

Я не любила переводить добро впустую, отчасти потому, что была защитницей окружающей среды, но, в основном, потому, что росла, питаясь сыром, купленным на пособие от государства. Когда у вас мало средств к существованию, вы никогда не тратите впустую то, что имеете.

— Он стоял снаружи почти час, — заявил он.

— Он все еще вкусный, — возразила я.

Увидев у кухонного островка современную встроенную микроволновую печь, я побрела на кухню.

По пути туда я внезапно остановилась, потому что у меня в руках больше не было кружек.

Я наблюдала, как Джонни направился к раковине и вылил обе кружки. Он сполоснул их, стряхнул, а затем подошел к кофеварке.

— С чем ты пьешь? — спросил он.

— Только со сливками.

— Чуть-чуть, много или что-то среднее?

— Чуть-чуть, — ответила я.

Он налил кофе, пока я наблюдала. Затем повернулся и поставил обе кружки у плиты. После чего снова повернулся, подошел ко мне, положил руки мне на талию и развернул меня. Мне пришлось сдержать удивленный возглас, когда он поднял меня (даже без малейшего усилия) и посадил на стойку рядом с кружками, но сам встал у плиты, где на сковороде уже жарились полоски бекона.

Как только он усадил меня, схватил мою чашку и протянул ее мне.

Затем взял свою, сделал глоток и поставил обратно на столешницу. Подойдя к ящику стола, достал вилку и вернулся к сковороде, чтобы перевернуть бекон.

Я предположила, что моя роль заключалась лишь в поглощении свежего кофе.

Поэтому, сидя на столешнице, пока Джонни готовил, я составляла ему компанию.

— Ты снова надела трусики, — заметил он, пока я делала свой первый глоток.

— Ммм… — промычала я, больше ничего не сказав.

Он ухмыльнулся сковородке, а затем положил вилку и подошел к холодильнику.

Я сделала еще глоток кофе и оглядела комнату.

Именно тогда я заметила, что экран висевшего на стене массивного телевизора направлен на кровать, а диван, продолговатый журнальный столик и два кресла по бокам располагались спинками к телевизору.

Видимо, телевизор он смотрел, лежа в постели.

Или практически не смотрел, учитывая количество книг, практически вываливающихся с многочисленных полок и покрывающих стол у кресла в углу с потрясающим торшером на треноге рядом.

— Как долго ты здесь живешь? — поинтересовалась я.

Полная тишина, вызванная этим вопросом, заставила мои плечи мгновенно напрячься, и мой взгляд переместился прямо на Джонни.

В руках он держал яйца и снимал миску с полки над тем местом, где готовил.

Похоже, он не собирался отвечать на то, что я считала ненавязчивым вопросом.

Затем мне вспомнился наш вчерашний разговор в баре.

Разговор, который я не замечала, до тех пор, пока не вспомнила об этом, был односторонним.

В этом городке я была новенькой. Мне пришлось переехать сюда по причинам, о которых я не хотела думать. Но я переехала сюда, потому что здесь жила Дианна, она перебралась в это местечко много лет назад, сразу после того, как вышла замуж за Чарли, и она всегда говорила о том, как здесь потрясающе. Какие все дружелюбные. С каким дружелюбием жители относятся друг к другу. Кроме того, стоимость недвижимости была намного меньше, чем в большом городе. Вы могли бы приобрести очень хорошее жилье за гораздо меньшие деньги.

Единственным недостатком было то, что дорога на работу занимала много времени и могла быть ужасной из-за пробок. Но за те два месяца, что я здесь провела, я поняла, что это стоит того, чтобы каждый день ездить на работу по часу (а частенько и того больше).

Тем не менее, Дианна и Чарли — единственные, кого я знала из местных, и я решила, что с приходом лета пришло время стать более общительной, познакомиться с соседями.

Поэтому по дороге домой заглянула в единственный местный бар, известный как «Дом». Он представлял собой питейное заведение, как и любой другой бар, с прямоугольной барной стойкой посередине, столами вокруг, телевизорами повсюду. Я слышала, что здесь иногда выступали группы, но по большей части, это было просто тихое местечко, где можно поиграть в бильярд или встретиться с друзьями, поболтать и немного расслабиться.

Вообще-то, когда я парковалась, то увидела Джонни, въезжавшего на стоянку. Через кабину грузовика мельком отметила его красивую внешность. И даже слышала, как закрылась дверца его машины, когда входила в дверь бара.

И едва я села, как Джонни подошел ко мне.

Он не посмотрел на меня, просто скользнул в пространство между мной и барным стулом рядом.

На него мгновенно обратила внимание женщина-бармен, после чего он сказал:

— Как обычно, Салли, и что бы она ни пила.

Это была не самая оригинальная фраза для подката из когда-либо существовавших.

Но она была лучше всех, какие я слышала когда-либо в свой адрес, только потому, что она исходила от Джонни.

Так все и началось, он сел рядом со мной и спросил, как меня зовут.

— Элиза. Элиза Форрестер. Но все зовут меня Из или Иззи.

Сказав это, я впервые улыбнулась.

И в течение следующих нескольких часов я много чего рассказала.

Джонни задавал вопросы так же, как и я. Но когда вопрос исходил от меня, он уклонялся от ответа, возвращая разговор ко мне.

Сидя на его кухонном столе после четырех занятий сексом за одиннадцать часов, мне очень запоздало пришло в голову, что я ничего о нем не знала, кроме его имени, что он водил грузовик, жил посреди леса в доме с водяным колесом, и был исключительным любовником.

Чувствуя себя неловко, я отхлебнула кофе, лихорадочно обдумывая, какую бы уловку ввернуть в разговор, чтобы снять напряжение.

Потерпев неудачу в этом, я услышала:

— Три года.

Я посмотрела на него не потому, что он ответил, а потому, что это прозвучало так, будто слова вырвали из него.

— Отличный дом, Джонни, — тихо отметила я.

— Он в семье уже многие поколения, — поделился он, разбивая яйца в миску. — Папа содержал его, чтобы у навещавших нас гостей, было собственное пространство. Хотя здесь все было совсем не так, как сейчас. Когда я переехал, вынес старье, все починил, кое-что обновил. Теперь это мой дом.

— Здесь очень красиво. И уютно.

— Да, — согласился он.

— И крутое водяное колесо, — заметила я.

— Да, — повторил он.

— Оно все еще для чего-то используется?

— Раньше здесь располагалась мукомольная мельница. Теперь — нет, — ответил он так, будто это окончательно и продолжения не последует.

Пора попробовать другую тему.

— У тебя нет домашних животных, — заметила я.

— Неа.

И это тоже было окончательно.

Он перевернул бекон. Достал еще одну сковородку. Поставил ее на горелку. Подошел к кладовке с двойной дверью в конце кухни и взял буханку хлеба.

Он принес ее мне и положил на столешницу у моего бедра, с противоположной стороны от своей кружки. Затем подвинул тостер.

— Хочешь быть ответственной за тосты? — спросил он, его взгляд, наконец, вернулся ко мне.

Я кивнула.

— Думаю, с этим я справлюсь.

Он склонил голову набок.

— Ты умеешь готовить?

— Ребенком я была предоставлена сама себе. Мама работала, и я оставалась за старшую. Так что, да, я умею готовить, — я улыбнулась ему. — И я определенно могу приготовить тосты.

Его ничего не выражающее лицо смягчилось, прежде чем он подошел ко мне и протянул мне тарелку.

Затем подал мне нож и масло.

А я взяла хлеб.

— Сколько кусочков ты хочешь? — спросила я.

— Два.

Он потянулся через меня за маслом, кинул огромный кусок в пустую сковороду, затем снова потянулся через меня, чтобы вернуть масло на место.

Я опустила рычаг с двумя первыми ломтиками хлеба как раз в тот момент, когда где-то рядом с его кроватью зазвонил сотовый.

— Это мой рингтон, — заявила я.

— Мой тоже.

Еще одна крупица информации о Джонни — у него был айфон.

Он прошел в комнату, и я наблюдала, как он отбросил джинсы в сторону и вернулся с моей звеневшей сумочкой.

Он протянул ее мне.

Я достала телефон.

Забрав у меня сумочку, Джонни положил ее на островок, и когда я ответила на звонок, он вернулся к плите.

Звонила Дианна.

— Привет, — поздоровалась я.

— Где ты? — спросила она.

— Я, ну… все еще с, э-э… Джонни, — пробормотала я.

— Ладно, тогда, просто чтобы ты знала: я заскочила к тебе домой и позаботилась о твоем зверинце. Всех накормила и напоила, включая Серенгети и Амаретто.

Серенгети и Амаретто, мои лошади: паломино и гнедая, соответственно.

— Я все еще у тебя, — продолжила она. — Даю собакам хорошенько погулять. Перед уходом загоню их обратно, но не могла бы ты позвонить мне, когда вернешься домой?

Я подозревала, что, поскольку это было не мое дело, и она пережила мой последний кошмар вместе со мной (и кое кем еще), она просто хотела убедиться, что со мной не только все в порядке, но и что я добралась домой в целости и сохранности.

— Конечно, — ответила я. — И спасибо.

— Без проблем, детка. До скорого, — сказала она и отключилась, что показалось мне несколько странноватым.

В смысле, она знала, что я с Джонни, так что в конкретный момент не могло быть и речи о девчачьей болтовне о моей интрижке, но она казалась чересчур отстраненной.

Может, я злоупотребила ее добротой, попросив воскресным утром пойти позаботиться о моих детках.

Я мысленно отмечала для себя принести ей на неделе чего-нибудь вкусненького в знак благодарности и обязательно позвонить, как только вернусь домой, когда посмотрела на экран телефона и увидела пропущенные сообщения.

Три сообщения от Дианны пришли незамеченными где-то во время занятий сексом прошлой ночью (или ранним утром).

Позвони мне.

Детка, позвони мне.

Как только сможешь, позвони мне.

О, боже, может, она действительно не могла позаботиться о моих детках, но ей пришлось, потому что от меня ничего не было слышно.

Я вошла в сообщения и напечатала: «Прости. Я не видела твои сообщения. Если просьба присмотреть за моим зоопарком вызвала трудности, приношу свои извинения. Со всем этим я забылась. Для меня очень много значит, что ты все равно позаботилась о них, моей благодарности будет недостаточно, и я полностью заглажу перед тобой вину».

Я отправила сообщение, и Джонни спросил:

— Все в порядке?

— Думаю, да, — неуверенно ответила я.

— Думаешь?

— Не знаю, но, возможно, у Дианны возникли проблемы, а я не видела ее сообщений после того, как написала ей прошлой ночью, поэтому ей пришлось пойти ко мне, но все же, похоже, что-то случилось.

Мой телефон издал сигнал, и я сразу же посмотрела вниз, чтобы увидеть ответ Дианны: «Нет-нет, все нормально. Абсолютно. Все хорошо. Не беспокойся. Просто позвони мне, когда вернешься домой. Ничего особенного. Просто хочу поболтать».

Я расслабилась.

— Все хорошо? — спросил Джонни.

Я посмотрела на него и кивнула.

— Да, просто неправильно ее поняла. С ней все в порядке.

— Ладно, — пробормотал он, переключая внимание на выливание яиц в сковороду.

Выскочили тосты.

Джонни закончил с яичницей и беконом, а я с тостами. Он наполнил наши тарелки, а я спрыгнула со стойки, чтобы бросить телефон в сумку и долила нам кофе. Он отнес тарелки в столовую к небольшому круглому столу из полированного дерева с красивыми разводами от центра и угловатыми ножками, вокруг которого стояли четыре стула с круглыми спинками.

Мой разум завопил, когда он не расстелил салфетку, прежде чем поставить тарелки на деревянную поверхность, но я держала рот на замке. Я принесла кружки. Он вернулся на кухню и принес тосты, бутылку кетчупа и банку виноградного желе.

— Садись, — распорядился он, ставя все это на стол и возвращаясь на кухню.

Тарелки с одинаковыми порциями стояли в центре стола рядом друг с другом, так что я просто выбрала стул и села.

— Нет, Из, другая тарелка, — сказал он, возвращаясь со столовыми приборами.

— Извини, — смущенно пробормотала я, пересаживаясь на другой стул.

— Отсюда лучше вид, детка, — пробормотал Джонни мне на ухо, кладя вилку и нож рядом с моей белой тарелкой.

Я перевела взгляд со столовых приборов на комнату и увидела, что сижу лицом к ней и окнам, так что Джонни был прав.

Отсюда открывался лучший вид.

Я ощутила в груди тепло, когда он сел на свое место.

Джонни взял кетчуп и полил им яичницу.

Я взяла вилку и воткнула ее в свой завтрак.

Я ела, попеременно заглядывая себе в тарелку, чтобы подцепить очередную порцию, и, жуя, любовалась пышной зеленью за стеной окон, испещренной солнечным светом.

— Тихо, — внезапно нежно заметил он.

Я перевела взгляд на Джонни.

— Прости?

— Ты ведешь себя тихо, — пояснил он.

— Яичница вкусная, — ответила я.

Его губы дрогнули.

— Яичница, как яичница, детка.

Я кивнула, хотя на самом деле она была очень вкусная. Воздушная, легкая и хорошо прожаренная.

Затем я сказала:

— Спасибо, что позволил мне занять место с таким видом.

— С моего места тоже открывается прекрасный вид, — ответил он, его взгляд говорили мне, каков его вид. — И мой лучше.

Я почувствовала на щеках жар и опустила взгляд в свою тарелку.

— Я наблюдал, как ты входила в «Дом» прошлым вечером, нет… буду честен, я наблюдал за твоей задницей, пока ты покачивая ей, входила в «Дом» прошлым вечером, и мои планы немного отвлечься и расслабиться после завершившейся недели пошли прахом. Когда я сел рядом с тобой, и ты посмотрела на меня, я думал, ты сбежишь. Но ты шокировала меня до чертиков, назвав свое имя, когда я спросил тебя о нем, — заявил он, и я снова обратила на него внимание. — Может, «маргарита» придала тебе смелости, чтобы уйти со мной, но в самом начале была только ты. Теперь ты здесь, продолжаешь надевать трусики, хотя знаешь, что я сниму их, а это значит, что ты должна знать, что ты мне нравишься, но все еще не можешь принять какой-то несчастный комплимент.

— Прости, — прошептала я.

Он медленно покачал головой, не сводя с меня глаз.

— Это твоя фишка, и ты о ней понятия не имеешь, и я, правда, не знаю, должен ли объяснять, но все же сделаю это. Это твоя суть, Иззи, так что не извиняйся.

Я наклонила голову и схватила тост.

Джонни усмехнулся.

— Да, это твоя фишка, — пробормотал он.

Откусив от тоста, я посмотрела на стол, прожевала, проглотила и объявила:

— Я воспользовалась твоей зубной пастой.

— Судя по тому, что я целовал тебя после этого, я, вроде как, заметил.

Мой взгляд метнулся к нему, он откусывал приличный кусок бекона.

— Но я не пользовалась твоей зубной щеткой.

Он проглотил, прежде чем заявить:

— Из, ты сидела у меня на лице. Думаешь, мне не насрать, что ты пользуешься моей зубной щеткой?

Я была несколько потрясена.

— Это довольно противно.

— Сидеть у меня на лице? — уточнил он, хотя по блеску в его глазах я поняла, что он поддразнивает.

— Нет, — быстро опровергла я.

— Ну, раз ты ей не пользовалась, мне не нужно испытывать отвращение.

— Верно, — пробормотала я, опуская тост на тарелку и откусывая бекон.

— Я понимаю, — тихо начал он, и я снова посмотрела на него, пока жевала бекон. — Тебе пришлось рыться в моих вещах, чтобы найти зубную пасту. Ты не хочешь, чтобы я думал, что ты проявила любопытство. Но мне нечего скрывать, Иззи.

Я кивнула.

Все это казалось очень странным, сложным и во многом противоречивым, но, по крайней мере, это было полезное знание.

— У тебя очень красивая ванная, — заметила я, и это повторилось снова.

Он отключился и опустил взгляд в свою тарелку.

Отгородился от меня.

Иззи, которой я обычно была, проигнорировала бы это, нашла бы способ обойти это, но что-то заставило меня спросить:

— Извини, я… ты… я ступаю туда, куда не следует?

Его черные глаза смотрели прямо на меня, и они не были полностью бесстрастными. В их глубине что-то мелькало. Я просто не могла это прочесть.

Но, к моему удивлению, он ответил:

— Я съехал с прежнего жилья, продал дом, где вырос, отремонтировал это место и переехал сюда после смерти отца.

— О, боже, Джонни, мне так жаль.

— В моей жизни есть дерьмовые вещи, о которых я не очень люблю говорить. Мы с отцом были близки. Так что, эта тема — одна из таких вещей.

Я кивнула.

— Конечно, извини. Мне так жаль.

Он схватил еще один ломтик бекона.

— Ты не знала, так что не нужно извиняться.

— Верно. Хорошо, — быстро согласилась я.

Но даже несмотря на это объяснение, что-то не давало мне покоя, потому что казалось странным, что он, все еще так глубоко переживая кончину отца, решил обосноваться в месте, которое ежедневно, ежечасно, ежесекундно, когда он находился здесь, напоминало ему об этом таким образом, что явно его беспокоило.

Я знала, каково это — потерять родителя, потому что потеряла обоих. И с тем, как это произошло, у меня не было выбора, кроме как отпустить их, и я потеряла каждого совершенно по-разному, но не одинаково мучительно.

Я знала, как это тяжело. Как больно. Неважно, каким образом вы их теряли.

Я также знала, что бегство от всего, что приносило дополнительную боль, было хорошим механизмом преодоления.

Поэтому задалась вопросом, каким бы сказочным ни был этот дом, почему Джонни не жил в своем собственном.

Я не стала спрашивать об этом, так как ясно, даже если бы спросила, он, скорее всего, не ответил бы мне.

Из этого стало ясно кое-что еще.

Это не было свиданием, чтобы узнать друг друга получше.

Это вообще не было свиданием.

Это была интрижка.

Здесь ничего не могло начаться.

Это было нечто другое.

Не просто секс как таковой.

Но кое-что, с чем я никогда не сталкивалась.

И каким бы красивым ни был Джонни, как бы ни было приятно, что он уступил мне лучшее место (и все остальное), как бы сильно я не хотела (а я очень хотела) быть для него девушкой на одну ночь, я ею не была.

Я всегда хотела большего.

Сидя здесь, я поняла с большей болью, чем должна была испытывать, что хотела этого, особенно с Джонни.

— Детка.

Слово прозвучало нежно, и я переключила внимание на него.

— Не уверен, что мне нравится выражение твоего лица. Кажется, это случилось целую вечность назад, но в то же время, словно вчера. Большую часть времени я просто живу с этим. Но иногда у меня бывают плохие дни. Сегодня — один из таких.

Один из таких дней.

Солнечное раннее летнее утро в его доме… со мной.

— Моя мама умерла от рака, Джонни, так что я понимаю.

Он уставился на меня.

— Он съел ее. Мамы не стало через шесть месяцев.

Он моргнул.

— Я скучаю по ней каждый день, и если позволяю себе, то каждую секунду.

— Из, — прошептал он, наполнив мое имя смыслом и пониманием, и многим другим, и то, что я делила этот плохой день с ним, не заставляло меня чувствовать себя очень хорошо.

Я не стала заострять на этом внимание.

— Но выражение моего лица означало не это, — выпалила я, удивляясь своей откровенности.

— Что же оно означало?

Я не знала, что происходит. Что это было. Куда это вело.

Я просто знала, что Джонни мне очень нравится по целому ряду причин, самая последняя из которых заключалась в том, что он был достаточно заботлив, чтобы уступить мне место за обеденным столом в своем доме, откуда открывался лучший вид.

Но, похоже, я нравилась ему в основном потому, что он мог заниматься со мной сексом, и я забавляла его своей застенчивостью, пока мы с ним много занимались сексом.

Он позволил мне рассказать о себе и выслушал, потому что так было проще, чем рассказывать о себе, чего, как стало ясно, он делать не собирался. Или, по крайней мере, не без значительных усилий с моей стороны и с тщательным подбором слов с его.

Однако он без проблем делился своим телом и своими талантами в постели.

Так что, возможно, у меня не так много опыта в общении, но в этом уравнении один плюс один равнялось единице, а не пути к тому, чтобы стать двумя.

— Мне нужно домой. Дианна позаботилась о питомцах, но сегодня у меня дела, — заявила я.

В какой-то степени я не лгала. Мне нужно было сделать кое-что, но это заняло бы у меня минут десять.

Не сводя с меня глаз, Джонни опустил вилку на тарелку и откинулся на спинку стула.

— Ты не против, после того, как я помогу тебе прибраться, отвезти меня обратно к моей машине? — спросила я.

Он задумчиво посмотрел на меня и ответил:

— Тебе не обязательно помогать мне прибираться.

— Не хочу быть невежливой.

На это он ничего не ответил.

Он кивнул на мою тарелку и спросил:

— Ты достаточно наелась?

— Да, спасибо.

— Готова ехать сейчас? — спросил он, хотя ни один из нас не убрал тарелки, и это так противоречило моей сути, что мне трудно было ему ответить.

Но я сделала это.

— Да, вероятно, так было бы лучше всего.

— Хорошо, Элиза, — сказал он, коротко кивнув. — Я замочу тарелки. Ты одевайся.

— Я могу помочь, — предложила я.

Его взгляд остановился на мне.

— Одевайся.

Я испытала боль. Ее не должно было быть. Ведь это я положила всему конец.

Но мне было больно.

Я встала и пошла собирать свою одежду. Я отнесла ее в ванную и оделась.

К тому времени, как я вышла, тарелки были убраны, отмокая в раковине, желе и кетчуп все еще стояли на столе.

— Буду через секунду, — пробормотал Джонни, проходя мимо меня в коридор.

Он исчез в ванной.

Я почувствовала внезапную потребность заплакать.

Вместо этого я подошла к стене с окнами, прислонилась плечом к одному из них и посмотрела наружу.

Именно тогда я поняла, почему Джонни не бросил это место, напоминавшее ему об отце.

Широкий ручей, медленно бежал, исчезая в гуще леса. Некоторые деревья росли прямо в нем, их широкие стволы образовывали берега. Даже в начале лета листвы было так много, что солнце с трудом пробивалось сквозь нее, но сила лучей была такова, что они отбрасывали яркие полосы на листья и стволы и мерцали в чистой воде и русле каменистого ручья, придавая ему волшебный вид.

Я могла бы стоять здесь с кофе каждое утро пятнадцать минут, полчаса, целую вечность, просто позволяя тишине и легкому вращению водяного колеса успокаивать меня.

У меня не будет такой возможности ни сейчас, ни когда-либо.

— Готова? — окликнул из-за моей спины Джонни.

Я оттолкнулась от окна и посмотрела на него, он переоделся в другую футболку и другие джинсы, и я глупо удивилась (этого мне тоже никогда не узнать), откуда он взял одежду, и кивнула.

Я подошла к островку за сумочкой, убедилась, что телефон внутри, а затем последовала за ним к двери.

Он не запер ее за собой.

Я двигалась следом за ним к грузовику, чувствуя, как меня охватывает меланхолия, когда он направился прямо к дверце со стороны пассажира.

Он открыл ее.

Я начала обходить его, чтобы подойти к открытой дверце и забраться внутрь, но остановилась, когда он захлопнул дверцу у меня перед носом и повернулся ко мне. Обхватив меня рукой за талию, он развернул меня, положил руку мне на живот и прижал к грузовику.

Мое сердце забилось сильнее, когда я запрокинула голову, чтобы посмотреть на него.

— Ты уже насытилась или как? — холодно спросил он.

— Что? — с тревогой прошептала я.

— Значит, такова твоя игра? — потребовал он ответа все еще ледяным тоном.

— Моя… игра?

— Прекрати нести чушь, Элиза. Какого хрена?

Я уставилась на него снизу вверх.

— Я не знаю. Я не женщина, — продолжал он. — Знаю только разные причины, по которым мужчина идет в бар одни. Причина, по которой я пришел вчера в «Дом», — не та, чем все обернулось в итоге. Но полагаю, есть одна причина, по которой и мужчины и женщины ходят в бар одни. Так это она? Ты отправилась найти себе член. Нашла его, насытилась, теперь закончила с этим?

Я почувствовала, как мои глаза расширились.

— Ты мне ничего не должна, — продолжил он. — Мне было хорошо, так что я не жалуюсь. Но утоли мое любопытство. Какого хрена?

— Я никогда… никогда… — я замолчала, не зная, была ли я оскорблена, обижена, зла или все вместе.

— Ты никогда, что? — рявкнул он.

— Это, — сказала я, взмахнув рукой в сторону дома.

Его густые брови сошлись вместе.

— Пытаешься сказать мне, что была девственницей?

— Конечно, нет, — быстро ответила я.

— Тогда, что? — настаивал он.

— Не знакомилась, — сказала я.

— Ты никогда не знакомилась, — заявил он, давая понять, что не верит мне.

— Ну, я знакомилась, но не так. Ну, знаешь, как это сделали мы. Я не знакомилась с парнем, чтобы потом уйти с ним, а потом, ну… делать все, что мы делали дальше.

Он сердито посмотрел на меня.

— Я не знаю правил, — выпалила я.

Сердитый взгляд дрогнул, когда он спросил:

— Правил?

— Я не знаю, как себя вести. Что делать. В смысле, что делать, когда связь на одну ночь явно подходит к концу?

— Господи, — прошептал он, теперь уставившись на меня так, будто никогда в жизни не видел женщину.

— Я… там… ты был… ты стал… — я запнулась, затем сменила тему. — Это не похоже на свидание, чтобы узнать друг друга. С этим я знаю, что делать. Но я не знаю, что делать с интрижкой.

— Хочешь немного просвещу? — спросил он.

По выражению его лица я поняла, что мне не очень этого хочется.

И все же, осторожно кивнула, — единственный ответ, который я могла дать из-за выражения его лица.

Я ошибалась, этот нахмуренный лоб с такими густыми бровями мог выглядеть пугающе.

— Когда мужчина, которого ты превосходно трахнула четыре раза, открывается достаточно, чтобы сказать тебе, что у него тяжелые времена, потому что в этот день, тремя годами ранее, умер его отец, и именно по этой причине он накануне вечером отправился в бар, чтобы немного выпить, ты не сразу начинаешь избавляться от него, чтобы продолжить свой день.

— О, боже, — прошептала я.

— Вот именно, — выпалил он в ответ.

— Я не знала, — мягко заметила я (и, надо сказать, осторожно, так как то выражение все еще не покидало его лица).

— И это твое оправдание? — спросил он.

— Эм… нет. Но, в свою защиту…

— У тебя никогда не было связи на одну ночь и ты не знаешь правил, — закончил он за меня.

Сейчас это прозвучало совершенно слабым оправданием.

Я поджала губы.

Он изучал меня несколько секунд, прежде чем спросить:

— Господи Иисусе, ты, правда, никогда раньше не цепляла парня и не трахалась с ним?

Я медленно покачала головой.

— Ты ханжа, — заявил он.

— Ну, не в последнее время, но, гм… да, — подтвердила я. — Понимаешь, кто-то должен был кормить собак и приезжать на машине за мамой и сестрой, когда они попадали в ситуации и, э-э… другие вещи. Хотя, все шло своим чередом и казалось естественным, до определенного момента, как я уже сказала, у меня никогда такого не было, но ты уже об этом слышал.

— Почему я зол на тебя и все еще хочу смеяться до упаду? — с любопытством спросил он.

— Потому что я веду себя как идиотка? — спросила я в ответ.

— Да, поэтому, — согласился он.

Я замолчала.

Джонни не нарушил молчания.

Я не могла вынести тишины и выпалила:

— Как я тебе уже говорила, я умею готовить, не хочу хвастаться, но, на самом деле, я очень хороша в этом. Так что, чтобы загладить свое поведение идиотки, если хочешь, можешь отвезти меня к моей машине, и я разберусь с делами и приготовлю тебе ужин, а позже ты заглянешь ко мне. Познакомишься с детками. Я тебя накормлю, а потом, может быть, сделаю что-нибудь еще, ну, знаешь, чтобы… загладить вину за то, что я была идиоткой, когда у тебя был тяжелый день.

— Так ты говоришь, что накормишь меня, познакомишь со своими питомцами, а потом оттрахаешь до потери сознания.

По спине пробежала знакомая дрожь и, не отрывая взгляда от его горла, я пробормотала:

— Что-то вроде этого.

— Из.

Я посмотрела ему в глаза.

— У меня есть традиция на сегодняшний вечер, которую мне нужно сделать одному. Но завтра я приеду.

Сердце пропустило удар, и мои губы сложились в слово:

— Правда?

Он снова обхватил меня за талию, оттащил от грузовика, открыл дверцу, и после того, как я забралась внутрь, бросил мне свой телефон.

От неожиданности я чуть его не уронила, но все же поймала, пока Джонни говорил:

— Код: восемь, девять, один, два. Забей свой номер. Позвони мне. Забей мой номер себе. Позже я тебе позвоню.

Затем он захлопнул дверцу и начал обходить капот.

Я не знала, чем он зарабатывал на жизнь.

Но я знала код его телефона.

Я склонила голову к экрану, прилагая титанические усилия, чтобы не улыбнуться так широко, что лицо треснет.

Джонни сел рядом со мной, завел мотор, и я оторвалась от занесения своего номера в его телефон, чтобы уловить, как он положил руку на спинку моего сиденья, чтобы сдать назад и развернуться по широкой дуге на огромном пространстве возле дома.

Затем Джонни Гэмбл повез нас к моей машине.

Мы уже далеко отъехали по грунтовой дороге, я закончила с обменом контактами на наших телефонах и тихо сказала, не глядя на него:

— Прости, что так сильно облажалась за завтраком.

— Не волнуйся, — ответил он.

— Я потеряла маму, так что знаю…

Его пальцы крепко сжали мое колено, и он прервал меня.

— Выбрось это из головы. Единственное, о чем я хочу, чтобы ты думала, — это чем будешь кормить меня завтра вечером и что собираешься дать мне после.

— Тебе нравятся куриные энчиладас?

— Ага.

— А оливки?

— Ага.

— А сметана?