Иззи
— ОТПУСТИ, — услышала я рычание Джонни, но предпочла проигнорировать его.
Потому что он сидел спиной к подушкам, прислоненным к изголовью кровати, согнув колени, широко раздвинув бедра, обе его руки вцепились мне в волосы, а его член был у меня во рту.
Вот так он выглядел потрясающе, распростертый передо мной, предлагающий себя: широкие плечи, вырисовывавшаяся ключица, широкая грудь с россыпью черных волос, крупные ореолы сосков, выступающие кубики пресса, — будто он отжимался, а не получал удовольствие от минета, — темные волосы на руках и массивных бедрах.
Он ощущался потрясающе у меня во рту: шелк поверх стали.
И на вкус был великолепен: мускус и мужчина.
И мне нравилось то, кем я была прямо тогда, стоя на коленях между его ног, отсасывая ему, чувствуя, что я даю ему, когда его бедра неудержимо дергались, звуки, которые поднимались по его груди и вырывались изо рта, его сильные пальцы, нетерпеливо сжимавшие мои волосы.
Я была той женщиной, которая могла вызвать у такого мужчины подобную реакцию, почувствовать, как он сдерживается, чтобы не проникнуть глубже мне в рот, но я знала, что ему это нужно, и контроль дорого ему обходился, потому что ему настолько нравилось то, что я делала, что он хотел взять больше.
И я была той женщиной, между ног которой стекала влага, кто боролся с дрожью, угрожавшей охватить все тело, потому что мне нравился его вкус, его вид, его прикосновения, знание того, как сильно он возбуждался от того, что я делала с ним одним своим ртом, сила, которая пронизывала меня, вибрируя в клиторе, понимание, что в этот момент Джонни был весь мой.
Я хотела довести его до предела. Встать на колени между его ног и наблюдать, как он взорвется для меня. В те моменты, что я успевала уловить, он был прекрасен в оргазме, почти мучительно прекрасен.
И я хотела этого, хотела его, распростертого для меня, предлагающего себя… всего себя… только мне.
Я продолжала ласкать его, сосать сильнее, добавив руку, крепко сжимавшую член и двигающуюся по его длине вслед за губами.
— Из, отпусти меня, — пророкотал он.
Я продолжала смотреть на него.
— Элиза, черт возьми, отпусти меня.
Я подняла на него глаза, вытащила член изо рта, но продолжала сильнее двигать рукой и почувствовала, как меня охватил трепет от мрачного голода, отразившегося на его красивом лице.
Внезапно я оказалась на животе. И меня охватил трепет иного рода, когда его колени прижались к внутренней стороне моих бедер, раздвигая их так широко, что я почувствовала напряжение в мышцах.
Я всхлипнула сквозь звук шуршащей фольги, а затем прошептала:
— Джонни.
Он впился пальцами в мои бедра, дергая их вверх.
Я начала подниматься на четвереньки, но Джонни опустил руку мне на середину спины, толкнув обратно на матрас, и прорычал:
— Лежи.
Это не вызвало трепета.
Это заставило меня задрожать.
И заставило мою киску намокнуть еще больше.
Затем он схватил меня за волосы, намотав их на кулак так, что они болезненно натянули кожу, и я снова захныкала, дрожа перед ним, теперь предлагая ему себя.
И мне это нравилось.
— Держи ноги широко, — приказал он, грубо, но все же нежно дернул меня за волосы и ворвался в меня.
Моя шея выгнулась дугой, я вскрикнула и мгновенно стала кончать.
— Нравится мой член? — резко спросил он, входя глубоко и быстро.
— Да, — простонала я сквозь волны оргазма.
Я почувствовала, как его большой палец обвел мой анус, и мои ноги тут же сомкнулись, я сжала в кулаки простыни, и мой оргазм отступил.
— Джонни, — прошептала я.
— Нет, детка?
— Нет.
Его большой палец исчез, вместо этого ладонь скользнула по моей ягодице. Он схватил меня за бедро, продолжая вколачиваться, и кульминация вернулась с такой силой, что я начала задыхаться.
— Выгни спину, — скомандовал он.
Я сделала, как мне сказали.
— Дай мне больше, — проворчал он, звук соприкосновения нашей плоти становился все резче, каждый шлепок был все быстрее.
Я снова прижалась к нему, раздвинув широко ноги, принимая его жесткие удары, чувствуя себя уязвимой… только для него.
Я полностью принадлежала Джонни.
И это было лучшее из чувств.
Меня начал сотрясать следующий оргазм, и я ахнула, когда он пришел.
— Да, — прорычал Джонни, звуча возбужденным и довольным, и был близок к тому, чтобы кончить.
Он задвигался быстрее, потянул меня за волосы и приказал:
— Теперь встань, Иззи.
Я встала на четвереньки, запрокинув голову, мой позвоночник выгнулся дугой, тело врезалось в его тело, оргазм все еще пылал, отчего меня всю трясло.
— Боже, бл*ть, Иззи, бл*ть, — стонал он.
Я оглянулась на него, чтобы увидеть, как он смотрит, как я беру его член, и меня вновь пронзила дрожь.
Он отпустил мои волосы, схватил меня за бедра и жестко врезался в них, ведя меня через свой оргазм, его стоны разрывали тишину комнаты.
Я вторила ему, издавая неясные всхлипы, охи и тихие вскрики, пока он не замедлился, мощь ушла, сменившись нежностью, а затем он в последний раз погрузился глубоко, и я вновь упала на кровать, прижавшись щекой к мягким простыням.
Я почувствовала, как он легко скользнул одним пальцем между моими лопатками, вдоль позвоночника по пояснице, к ягодицам и между ними, касаясь ануса. Мои бедра дернулись, но его палец уже исчез, и он, опустив ладони мне на ягодицы, вышел.
Джони повернул меня набок.
Я подняла на него глаза. Он заглянул в них, затем встал с кровати и накрыл мое обнаженное тело простынями.
Я наблюдала, как он идет в ванную, за ним следовал лишь Демпси (Вихрь устроился где-то на ночь), и я была слишком измотана, чтобы думать о восхитительных стейках, которые он приготовил для нас раньше, с толикой чеснока, душистыми травами и хрустящей сырной корочкой. Или о том факте, что он купил мне десять бутылок вина на выбор: четыре красных, пять белых и одно игристое, все белые охлаждались в холодильнике.
Я также не думала о его удовлетворенном, но отстраненном взгляде, который я поймала перед тем, как он оставил меня в своей постели. Я также не думала о том, что он не сказал ни слова после того, как мы разделили самый интимный момент, которой могут разделить мужчина и женщина, прежде чем уйти, чтобы избавиться от презерватива.
Это последнее было его способом. Он сделал то же самое у меня дома.
Хотя у меня дома, вернувшись, он дразнил меня по поводу моей девчачьей ванной, сосредоточившись на полках с розовыми завитушками, заполненными флакончиками с девчачьими средствами, пушистыми полотенцами, натуральными губками, мочалками и розовыми ватными шариками.
У меня было такое чувство, что я не смогу подразнить его по поводу его соли для ванн.
Я наблюдала за его возвращением, он был все еще полутвердый, без презерватива, весь такой красивый. Он щелкнул выключателем на стене во время своего возвращения, погасив лампы на потолке кухни и на подвеске над кухонным островком, свет, который он оставил перед тем, как уложить меня в постель.
Демпси следовал за ним, и Джонни рассеянно почесал ему между ушами, но сам наблюдал за мной, пока приближался ко мне. Когда он добрался до кровати, я подвинулась. Он приподнял простыню и скользнул под нее.
Демпси понял намек и побрел прочь.
Джонни приспустил простыню, откинулся на подушки, упершись плечами в изголовье кровати, и только тогда потянулся ко мне, приподняв так, чтобы я прижалась щекой к его груди.
Я скользнула рукой по его животу и остановилась там.
Я не прижималась к нему. Джонни не был моим, чтобы обниматься.
Но когда он притянул меня к себе, я позволила себе расслабиться.
— Ты в порядке? — тихо спросила я.
— Когда я говорю тебе перестать сосать мой член, детка, ты перестаешь сосать мой член.
Я моргнула, глядя на его грудь.
Его пальцы скользили по моей пояснице легкими, приятными, даже нежными движениями, но в его голосе слышалось некоторое волнение и твердость.
В том же духе он продолжил:
— Я хотел твою задницу. Но почувствовал это еще до того, как ты сказала «нет». Я спросил, ты отказала. Я остановился. Так что, если я говорю тебе отпустить меня, ты отпускаешь.
— Прости, — прошептала я, теперь не чувствуя легких или даже нежных касаний его пальцев. Ощущая лишь жгучий жар унижения, пронизывающий мое тело.
Я не знала, что делать. Никогда не делала ничего настолько плохого в постели, чтобы потом меня вот так упрекали. Я не знала, как поступить дальше.
И что еще хуже, мне нравилось то, чем я занималась, и я думала, ему тоже нравилось.
Но, по-видимому, все оказалось не так.
Я уставилась поверх его груди на свою одежду на полу и прошептала:
— Наверное, мне следует…
— Ты думаешь о том, чтобы сбежать, а я просто говорю все как есть. Не нужно так переживать по этому поводу. Просто не делай этого снова.
— Хорошо, извини. — Я медленно начала отстраняться. — Но я все же думаю, вероятно, мне стоит уйти.
Джонни перестал водить пальцами по моей пояснице, притянул меня к себе на грудь, бросил один взгляд на мое лицо и совершенно замер.
— Я, правда… — я запнулась и начала снова: — Я не подумала об этом, но мне нужно проснуться еще раньше, чтобы добраться домой, позаботиться о лошадях и подготовиться к работе, так что, наверное, мне не стоит оставаться на ночь.
— Господи, Из, — пробормотал он, все еще глядя на меня.
— Так что, я лучше поеду домой, — сказала я, собираясь оттолкнуть его.
Я увидела, как его рука направилась в мою сторону, будто он собирался обхватить мое лицо, и в то же время в выражении его лица появилась нежность.
Но теперь я придерживалась плана, который в основном состоял из миссии не разрешать Джонни нежничать со мной, касаться моего лица так, как он никогда не касался, учитывая то, кем мы были. Поэтому я вскинула руку и оттолкнула его, одновременно переместившись на кровати, чтобы встать.
Однако в разгар всего этого я каким-то образом оказалась на спине, а Джонни лежал на мне сверху, и эта рука, которую я оттолкнула, нежно обхватывала мое лицо.
— Иззи, детка, прости. Я должен был найти способ объяснить все более деликатно, — прошептал он.
— Нет, все в порядке. Я имею в виду, нет… ты должен чувствовать себя свободно и быть откровенным со мной. Но, понимаешь… мне, правда, наверное, лучше уйти.
— Все было невероятно, — тихо сказал он.
— Я рада, что ты так подумал. Теперь, я знаю, ты злишься, когда я становлюсь такой, но сейчас мне действительно нужно идти.
— То, как ты принимала меня, Иззи, это было так прекрасно, смотреть, как мой член погружается в твою киску, такую чертовски влажную и нежную. Твое лицо, Иисусе. Твое лицо. Ты чертовски хорошенькая, но когда становишься такой для меня, ты невероятно красива. Я хотел заявить права на все это. Хотел быть внутри тебя всеми возможными способами. Так что я набросился на твою задницу.
— Все в порядке. Я имею в виду, то, что ты говоришь — это очень мило, и спасибо тебе за эти слова, они много значат для меня, и то, что ты послушался меня во время, ну, знаешь… того, что собирался сделать большим пальцем, и почувствовал, что я этого не хочу. Извини, что я не смогла дать тебе этого, и когда ты сказал, чего не хотел, чтобы я делала, а я не послушалась, но теперь мне нужно…
Джонни прервал меня.
— Ты глотаешь?
Вопрос был настолько странным, что на секунду я забыла об унижении и уставилась на него.
— Что?
— Сперму. Ты глотаешь?
Ох, боже милостивый.
— Эм…
Его взгляд стал еще нежнее.
— Я так не думаю, — пробормотал он.
— Джонни, я…
— Еще десять секунд в твоем рту, детка, и у тебя не было бы выбора, кроме как проглотить.
Я почувствовала, как мои глаза округлились.
— Ой.
— Да. — Его губы дрогнули. — Ой. Ты ведь знаешь, что феноменальный минет этим и заканчивается? — спросил он.
— Феноменальный? — выдохнула я, и его глаза потеплели.
— Детка, ты стояла на коленях между моих ног, поклоняясь моему члену. Ты так увлеклась этим, у меня никогда в жизни такого не было. Это было прекрасно. Вдобавок ко всему, у тебя талант. Так что, да, но, возможно, «феноменальный» — не то слово. Выдающийся. Превосходный. Сногсшибательный. Невъе*енный. Выбирай сама.
— Я хотела посмотреть, — прошептала я.
— Что?
— Я хотела… не… ртом. Я собиралась закончить рукой и хотела посмотреть.
Его глаза потеплели по-другому, его тело на мне переместилось, и голос прозвучал с рычанием, когда он спросил:
— Ты хотела посмотреть, как я кончу для тебя?
Я кивнула.
— А кто бы позаботился о тебе? — спросил он.
— Я не… ну, не думала об этом, но все шло к тому, что у меня могло произойти все… само собой.
Он одарил меня сексуальной улыбкой, прежде чем наклонил голову, провел носом по мочке уха, поцеловал в шею, поднял голову и снова поймал мой взгляд, но на этот раз он был намного ближе.
— Думаешь, ты могла бы кончить, просто наблюдая, как заставляешь кончить меня?
— Доказательства указывали на это, — ответила я, испытывая неловкость.
Еще одна сексуальная усмешка.
— Как тебе такой вариант, если мы сделаем это, ты встанешь на колени сбоку, чтобы я мог ласкать тебя между ног и помочь с этим?
— Думаю, звучит… выполнимо, — выдохнула я.
Именно тогда некое выражение пробежало по его лицу, что не было сексуальным, теплым или милым, но казалось настороженным, будто он только что что-то вспомнил. Затем показалась неловкость, и, если я правильно понимала, все свелось к раскаянию, прежде чем Джонни наклонился, коснулся губами моих губ и отстранился.
— Собак нужно выпустить, прежде чем мы устроимся на ночь? — тихо спросил он.
— Думаю, Вихрь уже заснул, но Демпси, вероятно, мог бы прогуляться, — ответила я, а затем попыталась встать, что оказалось невозможным, потому что он прижимал меня телом к кровати. — Я выведу его.
— Я сам, — возразил Джонни, проводя большим пальцем по моей щеке, прежде чем отстраниться.
Он надел джинсы и больше ничего, прежде чем свистнуть, и я оглядела комнату, увидев, как Вихрь поднял голову со своего места на диване, однако в остальном не пошевелился, но Демпси побежал в сторону Джонни.
Мужчина и собака вышли за дверь, и я услышала, как они спускаются по лестнице.
Я натянула простыню до груди, размышляя о беспокойстве и раскаянии, которые, как мне показалось, увидела на лице Джонни.
Затем откинула простыню в сторону, встала с кровати, нашла свои трусики и натянула их. Я также надела сброшенную Джонни рыжую футболку, с очень крутой, выцветшей, отслаивающейся желтой наклейкой, выглядящей как старомодная реклама моторного масла пятидесятых годов, на которой говорилось: «На пути к дому».
Покончив с этим, я подошла к своей сумочке и взяла ее с собой в ванную.
Вытащив из нее зубную щетку, я воспользовалась ей. Затем достала очищающее средство для лица в мини-формате, которое захватила с собой, и тоже им воспользовалась. Наконец, нанесла увлажняющий крем, тоже в мини-формате.
Убрав все обратно в сумочку и вернувшись в гостиную, я обнаружила, что Джонни и Демпси уже пришли с прогулки.
Взгляд Джонни был прикован к футболке, а губы кривились в ухмылке.
— Ты просто ничего не можешь с собой поделать, да? — поддразнил он.
— Я не могу чистить зубы голой, Джонни, — возразила я.
Его пристальный взгляд встретился с моим.
— Нет, можешь.
Я закатила глаза, бросила сумочку на его островок и направилась к кровати.
Демпси подошел и уткнулся мне в ноги, поэтому я остановилась, чтобы приласкать его, прежде чем направиться к кровати, рядом с которой стоял Джонни, он еще не снял джинсы, просто наблюдал за мной и моей собакой.
Но когда я подошла ближе, он обхватил меня за талию и притянул к себе.
Затем заключил в легкие объятия.
Я положила руки ему на грудь и запрокинула голову, чтобы посмотреть на него.
— Я из тех парней, кому нравится контролировать то, что он получает в постели.
При этом заявлении я от удивления дернулась, и его объятия стали крепче.
— Кажется, ты уже это заметила, — продолжил он. — И, вероятно, ты также заметила, что у меня есть правила. Ты кончаешь первой. Потом кончаю я. Все шло совсем не так. Я бы кончил тебе в рот, не доставив тебе удовольствия, и это неприемлемо для меня. Мне нравилось то, что ты делала. Слишком. Это и то, какой я тебя видел отвлекло меня от того, где мне нужно было быть. Я немного разозлился из-за этого и не очень хорошо это объяснил. Я непреднамеренно повел себя как мудак, и все еще продолжаю быть мудаком, и это не круто. Я извинился, но хочу, чтобы ты поняла, Из, мне действительно очень жаль.
Его признание очень меня тронуло.
И, возможно, именно поэтому я заметила тогда раскаяние на его лице.
Это принесло мне огромное облегчение.
— Спасибо, Джонни, — тихо сказала я.
— Можешь встать утром в свое обычное время. Я провожу тебя до дома и позабочусь о Серенгети и Амаретто, и о собаках, покормлю твоих кошек и приготовлю тебе завтрак, чтобы ты хорошенько выспалась.
Я расслабилась в его объятиях.
— Ты не обязан этого делать.
— Знаю, что не обязан, но сделаю.
Я улыбнулась, и моя рука, сама по себе, скользнула вверх с намерением обхватить его челюсть, мои ноги чесались от желания приподняться на цыпочки и поцеловать его, но я остановила и то, и другое.
В итоге я стиснула то место, где его шея переходила в плечо, вместо того, чтобы сделать что-то более нежное, более близкое, чем то, кем мы являлись друг для друга. Но я скрыла разочарование тем, что не могла этого получить, не могла этого дать, продолжая улыбаться.
— Хочешь сказать, мы закончили заниматься сексом? — спросила я.
Он улыбнулся в ответ.
— Сегодня у меня была усиленная тренировка, детка, и ты устроила мне второй заход, так что это хреново, но, да. Я разбит.
Я еще раз сжала его плечо.
— Значит, на самом деле ты заботишься о своем здоровье.
— Это тело — не чудо природы.
— Ты ешь овощи?
— Протеиновые коктейли, но иногда зеленый коктейль, — признался он.
— Я так и знала.
Джонни усмехнулся.
Затем он отпустил меня, мягко подтолкнул к кровати, и его руки потянулись к пуговице на джинсах.
Я забралась в кровать в его футболке.
Он присоединился ко мне и потянулся, чтобы выключить лампу возле себя, в то время как я сделала то же самое со своей стороны.
Я устроилась поудобнее, и у меня не было времени задуматься, будет ли он обнимать меня в случае, когда я не отключаюсь в его объятиях из-за большого количества безумно хорошего секса.
Он притянул меня к себе, прижимая спиной к своей груди.
— Тебе нужно, чтобы я поставил будильник? — спросил он.
— Разве он не установлен?
— На шесть тридцать, а не на пять.
Обычно в шесть тридцать я уже отправлялась на работу.
— Обойдусь внутренним будильником, — сказала я.
Продолжая обнимать меня одной рукой, Джонни откатился в сторону. Я услышала звуковой сигнал, а потом он вернулся.
— На всякий случай, — пробормотал он.
Мне было невыносимо то, что я могла по уши влюбиться в этого мужчину… но я не могла.
Мне было невыносимо то, что он был весь мой, а я была вся его… но только когда мы занимались сексом.
Мне было невыносимо то, что я знала: когда все закончится, я буду скучать по этим моментам, и скучать сильно… но я предпочла бы иметь их, пока могу, чем не иметь вообще.
Но сейчас они были у меня, и они были прекрасны.
Эти моменты также указывали мне путь к пониманию того правильного и хорошего, что я буду искать в будущем.
Проблема заключалась в том, что я была в ужасе от того, что правильное и хорошее могло оказаться только здесь, в этой постели, с ним, и нигде больше на этой земле.
Я не считала это невыносимым.
Просто не позволяла себе думать об этом.
Если бы позволила, то не знала бы, что делать.
***
Я не поняла, что меня разбудило.
Я просто проснулась.
Я также не поняла, откуда, но сразу почувствовала, что Джонни не со мной.
Но я почувствовала.
Перекатившись на спину, осторожно протянула руку к его стороне кровати.
Она была пуста.
Я услышала скулеж, и когда глаза привыкли к темноте, увидела у двери возле стены из окон Демпси.
Снаружи я едва могла разглядеть грудь Джонни у перил, а также его лицо и темные волосы, слившиеся с мраком ночи, и ниже талии он был одет во что-то темное.
Он стоял боком и смотрел в сторону ручья, как и в тот раз, когда я впервые проснулась в его доме.
Откатившись назад, я посмотрела на часы.
Было чуть больше двух часов ночи.
Я не знала, что делать.
Однако мое тело сделало все за меня.
Оно подвинулось к краю постели, мои ноги осторожно спустились на пол, и зная по опыту, что Вихрь будет спать рядом со мной, мне пришлось бы прокладывать себе дорогу, не наступив на него.
Вихрь лежал возле кровати.
Я почувствовала, как он пошевелился, поднял голову, и пробормотала:
— Тише, малыш. Я просто собираюсь проверить, как там Джонни.
Он снова улегся на место, и я встала с кровати.
Демпси подошел ко мне.
Я несколько раз почесала ему голову, а затем направилась к двери.
Когда я открыла дверь, то с более близкого расстояния отчетливее увидела Джонни, и как его голова повернулась ко мне.
Высунувшись в узкий проем чуть приоткрытой двери, чтобы не дать Демпси выйти, я тихо позвала:
— Ты в порядке?
— Иди сюда.
— Я не хочу мешать, если тебе нужно…
— Элиза, иди сюда.
Не пуская Демпси, я выскользнула за дверь, закрыла ее и подошла к Джонни.
Несмотря на то, что я собиралась встать достаточно близко, чтобы поговорить с ним, в тот момент, когда я приблизилась, он выбросил вперед руку и странно, мощно, почти насильно притянул меня в свои объятия и крепко обнял.
Сильно.
Не как обычно.
Не сексуально.
Не равнодушно.
Крепко.
О, боже мой.
— Ты в порядке? — прошептала я, тоже обнимая его.
— Я мудак.
— Что?
— Я мудак.
— Джонни, если ты говоришь о случившемся ранее, то все в порядке…
— Вчера звонила Шандра.
Я остолбенела.
— Ни с того ни с сего, я не слышал о ней много лет, и вот она звонит.
Снова по собственной воле, и на этот раз я их не остановила, мои руки скользнули вверх по его спине, по плечам, чтобы обхватить его шею по бокам.
Джонни опустил голову, перестав смотреть поверх меня и вместо этого взглянув мне в лицо.
— Ее отец болен. Она возвращается.
Удар, нанесенный после двух завтраков, двух ужинов, одного телефонного звонка, одной переписки и большого количества секса, ощущался гораздо сильнее, чем я была готова вынести.
Но я выдержала его, не подав виду.
И я сделала это ради него.
— Понятно, — прошептала я.
— Мне следовало изменить наши планы и встретиться с тобой в «Доме». Рассказать обо всем там. Позволить тебе вернуться домой с пониманием, как обстоят дела. Я не должен был привозить сюда твоих собак, заставлять тебя приезжать, кормить тебя ужином и трахать, и вести себя с тобой как придурок, и позволять тебе быть милой и сладкой, — все это делает меня полным мудаком.
— Ты хочешь, чтобы она вернулась, — предположила я.
— Нет, черт побери, — отрезал он.
Подушечки моих пальцев впились в его шею.
— Нет?
— Детка, она бросила меня по причинам, о которых я не могу сказать, и забрала с собой мою собаку. Причина, по которой она ушла, никуда не делась, хотя она и утверждает обратное. Я не собираюсь подставляться для того, чтобы она снова выпотрошила меня.
— Она украла твою собаку? — в недоумении спросила я.
— Я сам ей его отдал. Ей нужен был кто-то, кто бы защитил ее.
Боже.
Из того, что я узнала, это было так похоже на Джонни.
— Но я пожалел об этом, как только дверь за ней закрылась. Рейнджер был отличным псом. Я так сильно скучал по нему, что так и не взял другого. Но так все равно было правильно.
— Хорошо.
— Я не могу дать тебе того, чего ты заслуживаешь.
Я выдержала это без того, чтобы мое тело отреагировало, например, пошатнулось, дернулось, как будто по нему нанесли удар, но не физический, а словесный.
Вместо этого я ласково сказала:
— Я знаю. И знала это с самого начала. Я поняла это только тогда, когда Дианна рассказала мне о Шандре. Но я знаю, Джонни. Ты не мудак. Ты без слов дал мне понять о наших отношениях, и ты мне нравишься, поэтому я приняла решение остаться теми, кем мы были, чтобы ты не чувствовал себя плохо. Я понимаю. Понимаю на все сто процентов. И всегда понимала. Я знала, как у нас обстоят дела. Так что, пожалуйста, не расстраивайся из-за этого.
Джонни притянул меня еще ближе, опуская голову ниже и упираясь лбом в мой лоб.
— Ты удивительная женщина.
Теперь я понимала всех тех женщин, которые жаловались, когда при расставании мужчины говорили им подобные вещи, заставляя их задуматься: если это правда, то почему они с ними расстаются.
Со мной никогда не расставались. Я всегда первой разрывала отношения, потому что всегда делал неудачный выбор.
Полагаю, хоть обстоятельства сейчас были иными, но ситуация с выбором никак не поменялась.
Я сжала его шею и чуть приподнялась на цыпочки, чтобы теснее прижаться лбом к его лбу.
— А ты потрясающий парень.
— Прости, я не должен был устраивать сегодняшний вечер.
Я оторвала свой лоб от его и заставила себя широко улыбнуться.
— И лишил бы меня стейка с чесноком и сыром и потрясающего секса? Так вот, если бы ты это сделал, то был бы абсолютным мудаком, — поддразнила я.
— Ох, черт, — прошептал он, его руки судорожно сжались вокруг меня.
— Джонни, все в порядке, — вновь нежно сказала я.
— Хотел бы я встретиться с тобой до того, как она меня поимела, — его голос тоже звучал нежно.
— Но этого не случилось. Все произошло так, как произошло. И судя по твоим словам, тебе было хорошо со мной, как и мне с тобой. Так что давай закончим все, не привнося в это ничего плохого. Все есть, как есть, и у нас было то, что было. Я уйду, и если тебе когда-нибудь захочется хорошего гуакамоле или потусоваться с Уэсли, ты знаешь мой номер и, возможно, в следующей раз, когда мне потребуется поменять масло, ты сделаешь мне скидку.
— Я все еще хочу взять тебя в поход.
Я растворилась в нем.
— Но я не возьму тебя в поход, — прошептал он.
Он не возьмет меня в поход.
Почему после двух завтраков, двух ужинов, одного телефонного разговора, одной переписки и большого количества секса это прозвучало так, будто кто-то навсегда отменил Рождество?
Я придвинулась к нему, поцеловала, слегка прижимаясь губами к его губам, затем сильнее, наши губы приоткрылись, и я скользнула языком внутрь. На секунду он вобрал его глубже, затем вытолкнул обратно и сам вторгся в мой рот.
В прохладе ранней летней ночи, мы очень нежно, неторопливо и долго целовались у ручья, за которым слышался плеск водяного колеса.
После того, как мы закончили, Джонни отвел меня в постель и крепко прижал к себе, и я хотела, чтобы он занялся со мной любовью, но он был не таким мужчиной. Он бы обнял меня, но не взял бы от меня больше, чем уже имел.
Я заснула раньше, чем он.
Но проснулась также раньше него.
И так тихо, как только смогла, я оделась. Отыскала блокнот. И написала ему записку. Я отказалась смотреть на него, спящего в постели, когда оставляла записку на тумбочке. Я забрала собак. Мы сели в мою машину. И поехали домой.
Только когда Лютик оказался у меня на плече, а Уэсли запрыгнул на кухонный островок и защебетал, мой телефон, также лежавший на столешнице, возвестил о входящем сообщении, и, взглянув на него, я увидела текст под его именем на экране.
«Ты тоже»
В моей записке к нему было сказано: «Ты лучший. Спасибо за то, что ты такой».
Я закончила готовить завтрак, съела его, и все это под тихие, неторопливо катящиеся по щекам слезы.
***
В тот вечер после работы, поднимаясь на свое крыльцо, я совершенно забыла о том, чтобы наверстать все домашние хлопоты, которые забросила за время, проведенное с Джонни, о чем так усердно думала всю дорогу домой.
С некоторым страхом я уставилась на плетеное кресло-качалку.
Добравшись до кресла, я как вкопанная стояла в своих туфлях на высоких каблуках, уставившись на сиденье.
На клетчатой подушечке, прислоненной к подушечке с цветочным принтом, стояла круглая ваза, доверху наполненная водой и бледно-розовыми пионами.
Прошлой ночью, из-за волнения по поводу того, чтобы добраться до Джонни, я мельком заметила, что пышные кусты пионов, произраставшие позади мельницы, полностью расцвели.
И цветы были бледно-розовыми.
Перед вазой лежал свернутый кусок ткани рыжего цвета.
Я взяла его, развернула, и оттуда выпал листок бумаги.
Это была футболка «На пути к дому», в которой я спала прошлой ночью у Джонни.
Я наклонилась, подняла листок бумаги и прочитала:
Это приятное воспоминание.
Я надеюсь.
Для меня так и будет, Иззи.
Всегда.
Дж
Он не хотел быть жестоким, я знала. Он хотел, чтобы это было тем, чем я надеялась оно однажды станет.
Сладким воспоминанием.
И когда я прижала футболку к лицу и почувствовала запах свежевыстиранной ткани, я поняла, что это он сделал также из лучших побуждений.
Но я жалела, что он ее постирал.
Я позволила одной слезинке упасть, впитавшись в материал.
Затем, убрала футболку от лица, шмыгнула носом и направилась к двери, чтобы выпустить собак.