Глава 9 Воссоединение

Иззи

— Займем место на газоне, расположимся, а затем сходим за едой и напитками, — предложила я Адди, когда мы поздним утром следующего дня прогуливались по одной из многочисленных дорожек городской площади Мэтлока.

Адди катила Брукса в коляске, и мы сделали круг, чтобы рассмотреть все киоски и палатки.

Фестиваль в этом году был больше, чем тот, на котором была я, часть киосков располагалась в переулках, а одна из улиц, прилегающих к площади, была перекрыта, чтобы туда могли въехать закусочные на колесах.

Здесь было все, что могло подаваться на фестивале еды, но также множество лавочек с товарами, выставленными на всеобщее обозрение, не говоря уже о художниках-портретистах, умельцев, плетущих косы, изготовителей цветочных лавров, продавцов воздушных шаров в виде животных и многих других.

Вокруг еще не было многолюдно, но оживленно и празднично.

Но я чувствовала себя, как в аду.

Мой ад был вызван тремя причинами. Накануне вечером я выпила слишком много «маргариты». Не спала до четырех утра, разговаривая с сестрой. И тем, что она решительно избегала любых разговоров о Перри, но я заметила, что ее машина явно загружена до отказа, в основном, вещами Брукса, и все это она привезла ко мне домой.

Своих детей у меня не было, но я знала, что путешествовать налегке с ребенком — непозволительная роскошь.

И все же, нет необходимости путешествовать, как она, чтобы провести несколько выходных со своей сестрой.

Она привезла переносную кроватку, стульчик для кормления, тонну детской одежды (и своей, кстати), несколько пакетов с подгузниками, салфетками и прочей мелочью, вероятно, все игрушки Брукса, и достаточно детского питания, чтобы продержаться месяц.

Так что, пока мы бродили, я устала, страдала от похмелья и очень волновалась, и в довершение всего солнце светило очень ярко. День выдался самым теплым из всех, что у нас были в этом году, и все, что мне хотелось сделать, это прилечь и вздремнуть или встряхнуть сестру и потребовать, чтобы она рассказала мне, что происходит.

Но я знала Адди. Она не из тех, кто будет скрывать что-то вечно, она делилась, когда приходило время. Мне просто нужно подождать.

Мне это не нравилось, но это был мой единственный вариант.

— Как насчет этого места? — спросила я, указывая на участок газона под тенью большого дерева, вокруг которого быстро располагались посетители фестиваля.

— Подходит, — ответила Адди, выглядя отдохнувшей и бодрой, что меня раздражало, но она была мамой и работала официанткой в элитном ресторане. Она привыкла ложиться поздно, не досыпать и уставать.

Я бросила корзину с салфетками, пластиковыми стаканчиками, настоящими вилками, ложками, ножами, влажными салфетками, лакомствами Брукса и бутылочкой солнцезащитного крема, которую несла, и сняла с крышки клетчатое покрывало, развернула его и расстелила на траве.

— Не верится, что у тебя есть такая корзина для пикника, — заметила Адди.

Я посмотрела на корзину с двумя створками сверху, обитую розово-белой клетчатой подкладкой, а затем на сестру.

— Я купила ее на гаражной распродаже за двадцать пять центов. Она была грязной, но в идеальном состоянии. Единственное, мне пришлось заменить подкладку, а этот материал я купила на дворовой распродаже за целых пять центов.

Она опустилась на колени на покрывало и повернулась к сонному Бруксу в коляске, сказав:

— Это моя Из. Если есть выгодная сделка, она ее найдет.

Я ничего не сказала, потому что сочла это высшей похвалой.

Адди посмотрела на меня.

— Кроме собачьего и кошачьего корма и семечек для птичек, ты когда-нибудь за что-нибудь платила полную цену?

— Нет, — ответила я, и с этим у меня тоже не возникло проблем.

— Ладно, — пробормотала она, поворачиваясь к Бруксу и вытаскивая его из коляски. — Я виню отца во многих вещах, и эта одна из них.

— Какая?

Она положила Брукса на покрывало, и он сразу же, но сонно пополз ко мне, так что я опустилась на колени, чтобы, когда он доберется до цели, мог вскарабкаться на меня.

— Ты всегда чего-то хотела. Вот кто ты есть, и это круто, потому что почти все такие. Мама хотела мира на земле и маникюр раз в две недели. Я хотела его, — она указала на Брукса, — и больше похожих на него. Ты тоже чего-то хотела.

— Я ничего не хотела, — возразила я, чувствуя себя уязвленной.

— Тебе нравилась одежда и обувь, а еще сумочки, прибамбасы для причесок, и украшения для дома. Мама купила тебе пластиковый бокал для вина на день рождения, и, клянусь, ты несколько месяцев пила только из него.

— Я была маленькой девочкой, и это было модно, — объяснила я.

Наши взгляды встретились.

— Нам позволено хотеть чего-то, не только добывая это борьбой и работой в поте лица, но и, хотя бы время от времени, ожидая подарка от того, кто нас любит и хочет, чтобы у нас это было.

Я молча выдержала ее пристальный взгляд, позволяя высказаться.

Адди не остановилась в своих рассуждениях.

— Если бы это было в маминой власти, и мы этого хотели, мама заарканила бы Луну и отдала ее нам. Неудивительно, что она умерла такой молодой. Я много об этом размышляю, каждый день, и мне кажется, что ее раком был наш отец, и эта болезнь всегда была с ней, даже до того, как ее обнаружили, разъедая каждый раз, когда она не могла нам что-то дать. Каждый раз, когда ей приходилось обходиться теми вещами, что у нас были, нужными для выживания вещами, а не теми, которые бы нам хотелось иметь. Ей столько всего пришлось пережить и со стольким мириться, что неудивительно, что это прожгло ее насквозь и истощило.

— Не думай об этом так, — прошептала я, поднимая Брукса и крепко прижимая к себе, но не сводя глаз с сестры.

Она взглянула на Брукса в моих руках, прежде чем отвернуться и заявить:

— Я возьму сувлаки.

— Я пойду с тобой.

Она повернулась ко мне.

— Останься. Стереги наше место.

— Греческая палатка находится не в Африке. Мы не уйдем на неделю. Наши вещи здесь в безопасности.

— Из, неприятно тебя огорчать, — начала она, взмахнув рукой, — но плохие вещи, действительно плохие вещи, случаются. Даже в Мейберри.

Я не думала о Мэтлоке как о Мейберри (прим.: Мейберри — вымышленный городок с населением в 2000 человек из американского сериала 60-х гг. «Шоу Энди Гриффита»).

С беседкой на площади, милыми магазинчиками и красивыми зданиями с произрастающими вокруг яркими цветами, я бы сказала, что он больше похож на Старс Холлоу (прим.: Старс Холлоу — вымышленный город в Коннектикуте, показанный в телесериале «Девочки Гилмор»).

— Никому не нужна старая корзина для пикника, — сказала я.

— Люди способны на все. Они не знают, что ты ее почистила и обновила, и ты не можешь позволить себе купить новую, потому что тебе нужно кормить лошадей. Если они захотят — они возьмут, ни на секунду не задумавшись, что эта вещь значит для кого-то, и что у них нет права обладать ей.

— Адди…

— И я, конечно, люблю сына больше своей жизни, но было бы неплохо прогуляться на солнышке и поесть сувлаки, не толкая моего мальчика перед собой.

Я знала, что таких моментов у нее было очень мало. Ее соседка организовала небольшой детский сад в своем доме, она любила Адди и Брукса, поэтому часто за ним присматривала, потому что Перри не утруждал себя этим. Даже когда не работал.

Но если не работала Адди, все, что имело хоть малейшее отношение к заботе о Бруксе, лежало на моей сестре.

Я крепче прижала к себе ее мальчика.

— Мы с Бруксом останемся здесь.

— Это моя Иззи, — пробормотала она, снова встретившись со мной взглядом. — Если бы случившееся с мамой, когда-нибудь случилось с тобой, ты бы зачахла за считанные секунды, не в состоянии дать людям, которых ты любишь, все, что они хотят.

— Адди, — прошептала я.

Она вскочила на ноги.

— Скоро вернусь.

Сев на колени, я смотрела, как она уходит, исчезая в быстро растущей толпе.

Я думала о ней и обо всем, что она сказала. А еще у меня на руках был сонный Брукс. Для маленьких мальчиков пришло время сна, и сонный Брукс напомнил, что мне тоже нужно вздремнуть, и очень сильно.

При всем этом, поначалу я этого не замечала.

Но потом увидела.

Люди наблюдали за мной, и когда я ловила их взгляды, они не отворачивались.

Некоторые улыбались. Некоторые кивали. Одна женщина даже помахала рукой. Поэтому я неуверенно помахала в ответ.

Я бы подумала, что это жест дружбы, но они не обращались так к другим людям.

Только ко мне.

Это из-за Франсин.

Франсин, которая видела, что произошло у «Звезды» между мной и Джонни.

Дерьмо.

Я уселась на бедро и обхватила ноги, баюкая уютно устроившегося в моих объятиях Брукса и пытаясь игнорировать внимание, которое получала.

— Ладно-ладно, — начала я наполовину напевая, наполовину воркуя своему племяннику, мягко покачивая его из стороны в сторону, — хорошая новость в том, что, похоже, у меня есть одобрение города, когда дело касается меня и Джонни. Плохая новость в том, что, похоже, город думает, что здесь есть что одобрять.

Веки Брукса были опущены, но это была не единственная причина, по которой он ничего не ответил.

Солнце ласкало лучами покрывало, проникая сквозь широкую крону над нами и давая тень и прохладу, которые отсутствовали на некоторых тропинках, освещенных солнцем, и я решила уложить Брукса, чтобы устроить его поудобнее.

А еще я решила немного отдохнуть самой. Я не лгала, сувлаки не находились в Африке, и Адди скоро вернется.

Поэтому я положила Брукса на живот на покрывало. Аккуратно подвернула под зад пышную (но длиной до колен) юбку своего черного сарафана с ярко-красными, оранжевыми и желтыми цветами, смешанными с принтом бирюзовых павлиньих перьев, с короткими рукавами с оборками и глубоким v-образным декольте (ладно, одеваясь в тот день, возможность того, что я столкнусь с Джонни, приходила мне в голову, ну, подайте на меня в суд). Я поджала ноги в пыльных ковбойских сапогах, чтобы как можно больше окружить Брукса. Затем обхватила его рукой, положив голову на другую руку, которую вытянула.

В таком положении я наблюдала за спящим племянником.

Я подумала, что могу вздремнуть, Брукс спал, а Адди скоро вернется, и с нами все будет в порядке.

И я не уследила за этим, потому что заснула, но это была последняя мысль, которая пришла мне в голову перед тем, как заснуть.

***

Я проснулась почти в том же положении.

Но с сильными различиями.

Поэтому открыла глаза и увидела Брукса, лежащего поверх желто-золотистой футболки. На этой же футболке покоилась и моя голова. Под ней я почувствовала мягкую и твердую плоть. А ниже виднелась плоская поверхность, покрытая футболкой, которую обвивала моя рука. Дальше шли очень-очень вылинявшие мужские джинсы, одна нога согнута, колено смотрит в небо, другая выпрямлена, и мои ноги обхватывают ее.

Что за черт?

Чуть приподнявшись на локте с того места, где моя рука была зажата между мной и твердым, теплым телом, я откинула голову назад и наткнулась на красивые черные глаза Джонни Гэмбла. Глаза, затененные потрепанной бейсболкой.

Брукс был в отключке, уткнувшись лицом в шею Джонни напротив того места, где секунду назад я утыкалась лицом в шею Джонни, в дополнении ко всему сгиб его руки поддерживал мою голову, так как он одной рукой крепко держал Брукса, а другую согнул, чтобы подложить его себе под голову.

Никогда…

Никогда…

Никогда…

Он не выглядел красивее.

— Привет, — прошептал он.

— Что происходит? — спросила я.

— Ты отключилась, — заявил он.

Я моргнула, глядя на него.

— Он тоже, но потом начал перекатываться, — сказал он мне, ласково шевельнув Брукса, который не дрогнул ни ресницей. — Я не спускал с вас глаз, он выскользнул из-под твоей руки, ты этого не почувствовала. Поэтому я подумал, что лучше всего подойти и убедиться, что все хорошо.

— И ты лег на покрывало и прижался ко мне?

— Нет. Я сел на покрывало, а потом ты прижалась ко мне, — ответил он. — После этого я лег.

О, боже.

Он был близко, очень близко, я все еще прижималась к его боку, обнимала за живот, наши ноги все еще были переплетены, и внезапно я потеряла нить разговора.

— Ты хорошо выглядишь в этой бейсболке, — сообщила я ему, и его губы дрогнули.

— А ты хорошо выглядишь в этом платье, spätzchen. Но просто к слову, в этом платье ты выглядишь намного лучше, чем я в бейсболке.

— Не уверена, — возразила я.

— Так и есть, — ответил он.

И тут у меня по позвоночнику пробежал холодок.

— Ночь «маргариты» вышла из-под контроля, — поделилась я, и в его черной бороде сверкнула белоснежная вспышка.

— С тобой обычно такое случается.

От этого у меня пробежали мурашки по спине, а не по позвоночнику.

— Мне требовалось вздремнуть, — защищалась я.

— Я, вроде как, заметил, что, выпив «маргариты», тебе нравится укладываться в постель.

От этого у меня по спине пробежала дрожь.

Джонни почувствовал это и сжалился надо мной, снова легонько пошевелив Брукса.

— Он милый, — отметил он.

Я переключила внимание на племянника, убрала руку с живота Джонни, положила ладонь на попку Брукса в подгузнике и прошептала:

— Он — весь мир.

С Джонни произошла перемена. Я ощутила это, потому что не смотрела на него.

Потом увидела это, вновь подняв глаза на Джонни, и весь мир стал чем-то иным, и это нечто иное зародилось и замерло в бездонных глубинах черных глаз Джонни Гэмбла.

— Ты хочешь детей? — прошептал он.

— Да, — немедленно прошептала я в ответ.

— Сколько? — спросил он, все еще шепча.

— Пятнадцать, но пусть будет один, если он здоров и счастлив.

Огонь в его глазах загорелся по-другому.

— Пятнадцать — трудная задача, spätzchen.

— Поэтому я была бы счастлива и с одним.

Его взгляд опустился на мои губы, и голос превратился в рычание.

— Черт, я хочу тебя поцеловать.

Немного здравомыслия вернулось, и я начала отстраняться, но его рука выскользнула из-под головы, чтобы обхватить меня и удержать на месте.

— Джонни, — выдохнула я.

— Нам нужно поговорить, — постановил он.

— Не уверена…

— Вот почему нам нужно поговорить. Это даст мне время убедить тебя.

О, боже!

— Джонни…

— После того, как твоя сестра уедет.

— Джо…

На этот раз я оборвала сама себя, потому что он упомянул Адди.

— Но я хотел бы с ней встретиться, пока она здесь, — продолжал он.

Я не слушала.

Я стала озираться кругом, увидев, как разросся фестиваль за время моего сна. Я также рассеянно заметила, что я — а теперь и мы с Джонни — все еще привлекали к себе много внимания.

Чего я не заметила, так это своей сестры.

Я подскочила, усаживаясь на бедро, и меня пронзила паника.

Джонни поднялся за мной, крепко прижимая Брукса к груди.

— Из?

— Адди, — прошептала я.

— Иззи, — прорычал он, очевидно, почувствовав перемену в моем настроении, и мой взгляд упал на него.

— Как долго я спала?

— Не знаю.

— Как давно ты здесь?

— Наблюдал за вами, может, минут пять. Был с тобой и Бруксом пятнадцать, может, двадцать.

— Когда ты только меня увидел, я спала?

— Да.

— Парень с сувлаки не так уж далеко.

— Что?

Я наклонилась к нему, крепко прижав руку к его груди и коснувшись кончиками пальцев основания его горла, и сказала:

— Адди. Она пошла за сувлаки. Сказала, что скоро вернется. Чтобы купить сувлаки, уйдет минут пятнадцать, не больше.

— Может, она гуляет, — предположил Джонни.

— Она ушла в плохом настроении. Не злилась, просто… что бы ни произошло, это подействовало на нее.

— Позвони ей, — распорядился Джонни.

Хорошая идея.

Я повернулась к корзине для пикника, в которой также лежал мой телефон, и это движение заставило меня отодвинуться от Джонни. Я нашла сотовый. Набрав номер сестры, посмотрела на Джонни, а он смотрел в глаза мне, одной рукой придерживая моего племянника.

Адди не ответила.

— Где ты? — сказала я голосовой почте. — Позвони мне.

Отключившись, я прервала зрительный контакт с Джонни, чтобы наклонить голову к телефону и напечатать сообщение.

— Не отвечает? — спросил Джонни.

Я покачала головой, продолжая печатать сообщение.

Когда я посмотрела на него, он сказал:

— Найди ее фотографию, дай мне свой телефон. Я отдам тебе паренька, ты за ним присмотришь, а я пойду ее искать.

— Ты сделаешь это для меня?

— Да, черт возьми, — ответил он.

— Хорошо, я… ладно, — пробормотала я, снова склонив голову к телефону, чтобы найти фотографию Адди. Я показала Джонни найденную фотографию и сказала: — Это она.

— Почти такая же красивая, как ты, — пробормотал он, потянувшись за телефоном и забирая его, одновременно двигаясь, чтобы передать Брукса мне, но я не взяла Брукса.

Я так обрадовалась, что Джонни со мной, и я могла остаться на месте и подождать возвращения Адди, пока он ее ищет, что не подумала.

Вместо этого я сделала.

Наклонилась вперед и прижалась губами к его губам.

Я крепко держала его за шею, и когда закончила, руку не убрала.

— Спасибо, — поблагодарила я с чувством, сжимая его шею.

— Итак, Мейберри, похоже, хорошо влияет на мою сестру. Я иду за сувлаки, а девочка-паинька отхватывает себе красавчика.

Я откинула голову назад, моя рука оставалась на шее Джонни, и я увидела сестру, стоящую у края покрывала, с маленьким картонным подносом в одной руке, огромным стаканом безалкогольного напитка с соломинкой в другой.

— Где ты была? — потребовала я, наконец, отпуская Джонни.

Я отпустила его, но его свободная рука обвилась вокруг моих бедер.

Адди не упустила этого движения.

Она также проигнорировала мой вопрос, переключив внимание на сына и снова на меня.

— Он спал?

— Где ты была? — повторила я, паника отступила, и я пригляделась к сестре.

И я отметила, что когда она уходила, ее волосы были завязаны в конский хвост, но теперь они выглядели растрепанными, что, зная ее так, как знала я, говорило о множестве вещей, все из которых, опять же хорошо ее зная, означали правду.

Ей не хотелось попробовать сувлаки.

Я вспомнила, как она посмотрела на мужчину в греческой палатке, а он посмотрел на нее в ответ.

Ей хотелось попробовать грека в палатке сувлаки.

Она была необузданной, но никогда не изменяла Перри. Я знала это. Она любила его, обожала, вопреки всем моим советам вышла за него замуж. И она рассказывала мне все (в конце концов). Если бы она когда-нибудь сбилась с пути (чего она бы не сделала, и не просто потому, что сейчас у нее не было на это времени), то рассказала бы мне.

Если только не было причины сбиться с пути, и это произошло так недавно, что у нее еще не было шанса поделиться со мной.

— Адди, — огрызнулась я.

Она опустилась на колени, поставила содовую в траву, повалилась на бедро и взяла пластиковую вилку со своего подноса, но не взяла ни кусочка.

Она пронзила Джонни взглядом.

— А ты кто? — потребовала она ответа.

— Джонни Гэмбл, — пророкотал он.

— Думала, ты ответишь Магнус Макхоттерсон, но так тоже пойдет, — съязвила она, наконец-то вгрызаясь в свинину. — Итак, я знаю свою сестру, и она не стала бы заводить горячего парня и целоваться с ним в мое тридцатиминутное отсутствие, поэтому, предполагаю, кто-то не был полностью откровенен во время ночи «маргариты», — заметила она. (прим.: Макхоттерсон на сленге — очень красивый, сексуальный мужчина)

— Нас таких двое, — парировала я.

Она покрутила в воздухе вилкой с кусочком свинины на зубцах, а затем сунула ее в рот.

Едва проглотив, она спросила:

— Как давно вы встречаетесь?

— Мы не… — начала я.

— Три недели, — заявил Джонни.

Я посмотрела на него, все его внимание было сосредоточено на Адди.

— Я принимаю его ответ, — заявила Адди, и я перевела взгляд на нее, она пристально смотрела на меня. — Ты не целуешься взасос с тем, с кем не встречаешься.

— Мы не целовались взасос.

— Подруга, если бы ты схватила его крепче, твои пальцы слились бы с его шеей, — ответила Адди.

Я почувствовала, как жар ударил по щекам, и пристально посмотрела на нее.

— Давай прекратим говорить о нас с Джонни.

Она приподняла брови.

— Значит, есть вы с Джонни?

Я проигнорировал это.

— Давай поговорим о том, где ты была.

— Э-м… — Она указала вилкой на поднос. — Сувлаки?

— От покупки сувлаки твои волосы растрепались, как после секса? — резко спросила я.

Джонни расхохотался, обнимая меня одной рукой, чтобы притянуть ближе, крепко прижимая к себе.

Глаза Адди сузились.

— Мы не будем говорить об этом в присутствии твоего нового парня.

— Он не мой новый парень.

Рука Джонни сжалась, и это не укрылось от Адди.

Она посмотрела на Джонни.

— Только Иззи может уйти в отрицание, что у нее есть горячий парень. В старших классах она практически не ходила на свидания и убеждала себя, что это потому, что она уродина, парни злились на нее, потому что хотели с ней встречаться, но она отказывалась гулять с ними.

— Адди, перестань рассказывать обо мне Джонни, — огрызнулась я.

На этот раз Адди проигнорировала меня.

Насадив еще свинины на вилку, она продолжила:

— Вероятно, она убеждена, что ты увиваешься рядом только потому, что хочешь быть ее другом.

— Мы занимались сексом восемь раз, Адди, — сухо сообщила я ей.

Ее взгляд скользнул по мне.

— Восемь? Ты считаешь? — Она снова посмотрела на Джонни. — Молодец. Три недели, восемь раз. Обычно она заставляет парня ждать год, прежде чем отдаст ему себя.

Джонни хохотнул, и я повернулась к нему.

— Перестань смеяться.

— Хорошо, spätzchen. — Он обнял меня, его тело продолжало подрагивать от смеха, но он подавил остатки веселья.

Так что теперь я пристально смотрела на него.

— Spätzchen? Что это значит? — поинтересовалась Адди.

— Ничего, — отрезала я.

— Воробушек, — ответил Джонни.

— Мило, — сказала Адди с ухмылкой и полным ртом свинины. — И ты тоже милый, — добавила она, сверкая голубыми глазами в мою сторону.

— Я не заставляю парня ждать год, — выпалила я.

Она ткнула вилкой в Джонни.

— Очевидно, больше нет. С другой стороны, ради него, — она снова начала вращать вилкой в сторону Джонни, — я бы не стала ждать и пяти минут.

— О, боже, кто-нибудь, убейте меня, — сказала я пологу из листьев над нашими головами.

— Этому не бывать, — весело ответила Адди.

Поэтому я повернулась к Джонни, осторожно забрала у него Брукса и объявила:

— Я иду гулять и беру Брукса с собой.

— Не уводи Джонни. Нам есть о чем поговорить, — заявила Адди.

Я пронзила ее убийственным взглядом.

Она ухмыльнулась мне сквозь очередную порцию свинины.

И тогда самый очаровательный белый лабрадор в мире подскочил к нам, а затем вторгся на покрывало и прыгнул на Джонни.

Чтобы игривый пес не разбудил Брукса, я отклонилась в сторону, но потом замерла.

Полностью.

Потому что Джонни был спокоен.

Абсолютно.

Пес кружил вокруг Джонни, лизал его в шею, бородатые щеки, тыкался в него мордой и наклонялся, чтобы обнюхать его руку, а Джонни просто смотрел на него.

Я тоже уставилась на него.

Внезапно Джонни отпустил мою талию, поднял руки и зажал собачью голову между ладонями. Собака и мужчина пристально смотрели друг другу в глаза, прежде чем пес дернулся и лизнул Джонни от челюсти до виска.

Это был Рейнджер.

Его пес.

Его вернувшийся малыш.

Это было воссоединение.

Счастливое.

— Мальчик, — пробормотал Джонни с таким глубоким чувством, что мой желудок, скрутившийся в болезненный узел, опалило жаром даже сквозь боль.

Хвост Рейнджера вилял так сильно, что все его тело виляло вместе с ним.

Наконец, Джонни поднял глаза, и я посмотрела в том направлении, куда они были устремлены.

И там, может, в футах десяти от нашего покрывала, стояла она.

Высокая.

Пышногрудая.

С гривой диких, красивых, темно-рыжих волос.

В убийственном наряде, очень похожем на тот, в котором был Джонни: облегающая черная футболка с изображением сердечка с игральной карты и какой-то надписью, сильно вылинявшие джинсы, ковбойские сапоги и много серебра на запястьях, в ушах, на пальцах и шее.

И лицо, из-за которого войны могли начаться и закончиться.

Она была так красива, что я с первого взгляда позавидовала ей с такой силой, что мне показалось, будто я начала съеживаться, сидя на своем покрывале для пикника рядом с Джонни. Съеживаться и скукоживаться, пока не почувствовал себя ростом в два дюйма.

На ее лице отразилось поражение, страдание и мука.

А потом она побежала. Как героиня романтического фильма, с грацией красавицы, которая была присуща только ей, она повернулась и помчалась сквозь толпу, подпрыгивая и уворачиваясь, ее волосы развевались позади, отливая на солнце рубиновым сиянием.

Я наблюдала за ней, поэтому не знала, как это произошло, но Рейнджер сделал выбор и помчался за ней.

Однако он остановился. Остановился, оглянулся на Джонни и с чем-то похожим на «пойдем!» рывком головы в сторону Джонни, от которого его висячие уши взлетели, повернулся и побежал за ней.

А я сидела летним днем, застыв в агонии, на покрывале для пикника, залитом солнцем, держа на руках племянника, когда почувствовала рядом внезапное движение, и Джонни Гэмбл, не говоря ни слова, вскочил и побежал за ними обоими.


Загрузка...