Иззи
— Позволь прояснить кое-что, — сказала Дианна.
Это было на следующее утро на работе, и я не была уверена, хочу ли, чтобы она что-то проясняла ей. Всякий раз, когда Дианна занималась «прояснением чего-то», это «что-то» выливалось в логическую ясность, которую мой нелогичный разум отказывался допускать, пока на него не сходило озарение, и иногда это заканчивалось не очень хорошо.
У меня было такое чувство, что проясни она сейчас это «что-то», учитывая события той ночи с Джонни, ни к чему хорошему это не приведет.
Потому что обещание чего-то хорошего, и что оно не осуществится, стало бы катастрофой.
— Дианна… — попыталась я.
— Итак, — перебила она меня, — спустя три долгих, мучительных, убитых горем года Джонни Гэмблу звонит его бывшая, его Джульетта, его Гвиневра, его Скарлетт, но у него запланировано свидание с тобой. После этого звонка он знает, что у него нет выбора, и собирается покончить с тем, что между вами, но по какой-то причине это не в характере этого парня, и он не отменяет свидания. Для которого он, к тому же, покупает тебе десять бутылок вина на выбор, чтобы увеличить шансы того, что у тебя будет именно то, какое ты хочешь.
Да, так он и сделал. В тот момент это казалось милым.
Теперь это казалось еще более милым.
Я продолжала смотреть через свой стол на нее, сидящую напротив меня в одном из кресел, и попробовала снова:
— Дианна…
— Во время этого свидания он занимается с тобой сексом, зная, что это неправильно, и так расстраивается из-за этого, что не может заснуть. Ты просыпаешься, и он произносит страдальческую речь о том, как неправильно он с тобой поступил и как сильно его бывшая поимела его, что он не может быть тем, кто тебе нужен, если бы у вас все пошло дальше. Вы двое решаете остаться друзьями, но он не провожает тебя к машине, не сажает туда твоих собак и не целует в щечку с пожеланием безопасной дороги. Он целуется с тобой, а потом ведет в свою кровать и укладывает спать, прижимая тебя к себе.
Это он тоже сделал. И в то время это тоже казалось милым, но сейчас, определенно, стало еще милее.
И пока она говорила, я понимала, как бы сильно я ее ни любила, возможно, мне не следует так много ей рассказывать.
— Ди… — начала я, но это все, что я успела сказать.
— Ты его не видишь, ничего о нем не слышишь, затем он появляется в «Звезде» и не проходит мимо тебя, не оставляет в покое, не садится рядом со своим вторым отцом и единственной матерью, которую он когда-либо знал, кивнув тебе в знак приветствия, если вы встретитесь взглядами, в той горячей манере, с которой горячие парни сообщают почти все, когда им не хочется говорить. Он останавливается и не говорит «привет» или «как дела». А сразу же спрашивает, один ли ты.
Я почувствовала, как сердце забилось сильнее, потому что я не подумала об этом.
И я перестала пытаться прервать подругу. Дианна кое-что проясняла, и я должна была давным-давно научиться просто молчать при этом.
— Очевидно, это говорит о том, что он предположил, что ты на свидании, и, по всей видимости, ему это не понравилось, — продолжила она. — Совершенно не понравилось, — подчеркнула она.
Да, это можно было понять именно так.
— И вот, — продолжила она, — единственная мать, которую он когда-либо знал, приглашает тебя на ужин…
— Она не приглашала меня, Дианна. Просто поставила пред фактом, что я ужинаю с ними, — поправила я.
— И Джонни Гэмбл, — продолжила Дианна, как ни в чем ни бывало, — будучи Джонни Гэмблом, мог бы найти способ сделать так, чтобы этого не произошло, но он этого не сделал. Даже не попытался. Он предоставил выбор тебе: если ты так сильно волнуешься из-за ужина, что не можешь пройти через это, он позаботится об этом… но только, если не захочешь ты. Сам же он совсем не против.
Я прикусила губу.
Так все и было.
— Все узнают о вас с Кентом, — продолжала Дианна в том же духе, — Джонни сходит с ума, выволакивает тебя из ресторана, требует, чтобы ты позвонила ему, если что-то случится, а затем говорит, что хочет взять тебя позади «Звезды» и забрать твои трусики в качестве сувенира.
При этом напоминании мой клитор запульсировал.
Да, мне, определенно, нужно меньше рассказывать Дианне.
— И когда ты упомянула о ней, — продолжила она, — он даже не позволит тебе ничего сказать. Не потому, что он не хочет говорить о ней, а потому, что он отказывается позволять ей встать между вами, кем бы вы ни являлись друг для друга.
От этих слов уже запульсировало мое сердце.
— Да, — прошептала я, когда она молча уставилась на меня.
Затем закончила:
— И едва ты переступаешь порог дома, как он тебе пишет.
Все верно.
Прошлым вечером едва я успела переступить порог, как пришло сообщение от Джонни.
— Да, — повторила я.
А потом прозвучало это.
Заключение из всего вышесказанного.
И импульс, который оно мне послало, был больше похож на ударную волну, прокатившуюся по всему телу.
— Этот парень влюблен в тебя.
— Дианна…
— Я не хочу этого говорить, — возразила она. — Черт возьми, я даже не думала, что когда-нибудь скажу такое. Но я говорю. Джонни Гэмбл влюблен в тебя. Нет, не так. Этот мужчина влюблен в тебя по уши.
— Шандра вернулась, или возвращается, или… — начала я.
Она покачала головой, подняла руку и прервала меня.
— Не заблуждайся, у парня в голове полный бардак. Она все еще сводит его с ума, и ему из-за этого плохо. Но ее хватка на его сердце на последнем издыхании, Из. Его поимела глупая женщина, которая выбросила, вероятно, лучшее, что у нее когда-либо было, и это разорвало его на части. А потом он встретил тебя.
Внутри у меня разлилось тепло. Такое сильное, что я чувствовала его повсюду, и оно все разгоралось.
— Я сказала ему, что не могу только заниматься сексом, и он согласился с этим, Дианна, — напомнила я. — Так что, ясно, что ему хочется секса без каких-либо обязательств или просто быть друзьями.
— Да, невербально он согласился. Также невербально он держал тебя за руку всю обратную дорогу до стола, подал грибы сначала тебе, продолжал прикасаться к тебе весь ужин, проводил тебя до машины и написал почти в ту же минуту, как ты вернулась домой.
Мне, определенно, нужно перестать так много рассказывать Дианне.
— Это ничего не значит, — тихо возразила я.
— У меня есть друзья-мужчины, и ни один из них не сжимал мою шею, не держал руку на спинке диванчика позади меня, не касался моего бедра, не играл с браслетом на моем запястье и не провожал до машины, даже еще в те времена, когда я не была с Чарли, который свернул бы им шею, попробуй они сделать это дерьмо со мной сейчас.
Первое касание моего бедра прошлым вечером не стало последним.
А игра с браслетом началась после того, как Марго заметила, что он ей понравился. Я сообщила ей, что он принадлежал моей мамы, и примерно через десять минут, после того, как тарелки были убраны, и до того, как нам подали десерт, на котором настояла Марго (я сказала, что слишком сыта, и она решила, что я могу разделить его с Джонни, и когда десерт принесли, она потребовала, чтобы я разделила его с Джонни, поэтому так я и сделала) Джонни увлекся моим браслетом.
Это означало, что я приложила некоторые усилия, чтобы не смотреть зачарованно за действиями Джонни.
Кстати, я потерпела неудачу.
И, кстати, Марго ничего из этого не упустила.
Козни Марго было нетрудно разгадать. В попытке узнать меня получше и заставить проводить время с Джонни, она затянула ужин до такой степени, что мы просидели до закрытия ресторана.
Дэйв не сопротивлялся, потому что Дэйв не только расстелил бы свой носовой платок в луже, чтобы туфли жены не промокли, он любил ее так сильно, что сам лег бы в эту лужу.
Тем не менее, Дэйв тоже был полностью «за», чтобы заставить меня проводить время с Джонни.
Джонни не сопротивлялся по причинам, о которых я отказывалась думать.
То есть он не сопротивлялся до тех пор, пока не стало ясно, что Марго все равно, что ресторан закрывается, и персоналу нужно готовить зал на следующий день, и они хотят, чтобы мы ушли. Она бы проболтала до рассвета, если бы ей это сошло с рук.
Но я зевнула.
Я старалась не привлекать к этому внимания, но Джонни заметил.
Через две секунды вечер завершился.
Нет, я отказывалась думать о какой-либо из его причин.
До настоящего момента, пока Дианна не заставила меня задуматься о них.
— Тебе нужно переждать, — тихо посоветовала Дианна.
— Куколка… — начала я.
— Детка, я бы ни за что не подставила тебя под такой удар, если бы не думала, что оно того стоит.
— Три недели назад ты говорила мне, чтобы я была осторожна и не слишком увлекалась Джонни Гэмблом, — напомнила я ей.
— Это было до десяти бутылок вина и слов о его желании взять тебя у стены «Звезды».
Это действительно было до всего этого.
Она еще не закончила.
— И три недели назад Шандра не звонила ему и не заставила хорошенько пересмотреть свою жизнь и то, что он имел в ней. Последние две недели ты потратила на переживания о чем-то, чего хотела, чему никогда не суждено было сбыться. Полагаю, прошлым вечером стало ясно, что Джонни Гэмбл провел последние две недели точно так же.
— Я не могу думать об этом в таком ключе. Мы друзья. Возможно, потребуется немного потрудиться, чтобы этого достичь, но мы будем только друзьями, — твердо заявила я. — Он услышал о Кенте и встал на защиту, потому что такой уж он парень. — Я выдержала паузу, а затем добавила: — И на мне было красивое платье.
— Детка, то платье — прекрасно, и ты прекрасно в нем выглядишь, и Джонни Гэмбл мог бы захотеть урвать кусочек этой красоты, но Джонни Гэмбл никогда бы на такое не пошел, скажи ты ему об этом хоть слово. Ради тебя и твоего душевного спокойствия, чтобы между вами двумя все было так, как должно быть, он бы подавил желание, отодвинул его на задний план и продолжил сдерживаться. То есть он сделал бы это, если бы ему не нужна была та, кто был в этом платье. Возможно, он не собирался сознательно заставлять тебя весь ужин думать о том, как он прижимал тебя к стене «Звезды», но не думаю, что он бы слишком расстроился, узнав, что половину этого ужина ты провела именно с этими мыслями.
— Нет, Джонни не такой, — несколько пылко сказала я ей, защищая Джонни.
— Конечно, — парировала она, уловив мой тон.
Иногда я действительно ненавидела, когда Дианна все проясняла.
— Мой совет не изменился, — объявила она. — Будь осторожна. Приглядывай за собой. Но в то же время я внесу в него некоторые корректировки, потому что знаю тебя, Иззи. Я знаю, как ты прекрасна до мозга костей. Я знаю, что твоя красота так невероятна, что она расточается повсюду. Я плохо знаю Джонни Гэмбла, но того, что мне известно, достаточно, чтобы понять: этот мужчина не глуп. Он заметил это. Заметил твою нежность, и, определенно, твою честность, и он заметил, с какой нежностью ты относишься к пониманию вашей ситуации, и не заканчиваешь все некрасиво, а заканчиваешь с состраданием, пытаясь спасти какую-то часть тех зарождавшихся чувств, что вы оба испытали. Опять же, я не знаю Джонни, и я также не знаю, что случилось у них с Шандрой. Но, как и любой житель Мэтлока, я обратила на это внимание, потому что на такое просто невозможно не обратить внимание.
Она обратила на это внимание, потому что была любопытной.
Я не прервала ее, чтобы поделиться этим. К тому же, у меня не было шанса, потому что Дианна все еще не закончила.
— И из того, что я знаю об этом мужчине, и по твоим рассказам о нем, я могу сделать вывод, что он джентльмен. Он не стал бы играть с тобой. Он мог бы поужинать с тобой и семьей, что у него осталась, в попытке завязать дружбу, которой, как ты считаешь, вы двое строите. Но он никогда, никогда, Из, не подавал смешанных сигналов, как сделал прошлым вечером. Возможно, он все еще не в себе, но он не играет в игры. Его сердце говорит ему что-то, и мне кажется, он к нему прислушивается.
— Я не могу этого сделать, — прошептала я.
— Тогда не надо, — ответила она. — Если Джонни соберется с мыслями и решит, что он осилит сценарий, о котором я сейчас тебе рассказала, пусть сделает это.
Я решила не отвечать.
Но мое сердце все еще билось быстро, согревая все тело.
— Я люблю тебя, куколка, но мне нужно перестать думать об этом и вернуться к работе, — сказала я.
Она кивнула.
— Я услышала тебя. Но ты меня услышала?
Я кивнула.
Она ласково улыбнулась мне и встала, но оперлась рукой о стол и, удерживая мои взгляд своими теплыми карими глазами, сказала:
— И в заключение: я была неправа еще в одном. Ты имеешь дело с заблудшей маленькой девочкой. Потерянной и одинокой, возможно, отвергнутой, но, определенно, с которой скверно поступили. А ты Иззи Форрестер. Никто лучше тебя не умеет заботиться о заблудших и находить им дом. И еще, Скарлетт хотела Эшли. Он выбрал Мелани. И Мелани была самым прекрасным созданием в этой книге. Даже Ретт обожал Мелани. Скарлетт привлекает все внимание, потому что эта женщина — дива, которая может заткнуть за пояс любую диву. Но нет ничего плохого в том, чтобы быть Мелани. Совсем наоборот. Она была такой же сильной, как Скарлетт, но гораздо спокойнее, что само по себе является силой. Джонни — не Эшли, но мне он и Реттом не кажется. Думаю, Джонни Гэмбл осознает это, тем самым понимая, что Скарлетт была не для него. Он думает, что всецело поглощен Мелани.
— Тебе нужно прекратить это, — тихо попросила я.
— Хорошо. — Она ухмыльнулась, отталкиваясь от стола. — Но скажу, что это будет весело. — Она продолжала ухмыляться, покачивая головой. — Не волнуйся, я все еще не спускаю с тебя глаз и всегда рядом. Но это все равно будет весело.
— Не для меня, — пробормотала я.
— Тогда, Иззи, начни обращать внимание.
С этими словами она плавной походкой вышла из моего кабинета.
Я смотрела ей вслед, пока она не исчезла.
Затем, по глупости, я опустила глаза на свой телефон и потянулась к нему.
Оставив его лежать на столе, я включила его.
И перешла к сообщениям Джонни.
Прокрутив страницу вверх, начала читать.
«Ты тоже». Джонни несколько недель назад.
«Ты дома, в порядке?» Джонни прошлым вечером.
«Да, Джонни, спасибо. И спасибо за ужин». Я, потому что Джонни и Дэйв слегка повздорили по поводу того, кто заплатит за ужин. Хотя я зашла так далеко, что достала бумажник, они даже не удостоили меня вниманием, полностью проигнорировав, так что у меня не было выбора, кроме как убрать бумажник обратно в сумочку, не имея возможности произнести ни слова.
Неудивительно, что спор уладило вмешательство Марго, которая заявила:
— Поделите счет, парни. Дэвид заплатит за меня, а у Джонни есть Иззи.
У Джонни есть Иззи.
Они сразу же согласились.
Боже, как я ненавидела, когда Дианна все проясняла.
«Без проблем, детка. Идешь на фестиваль?» — написал Джонни.
«Да. Мое первое крупное мероприятие в качестве жителя Мэтлока», — ответила я. Затем, опьяненная вечером, проведенным с Джонни и двумя важными для него людьми, которые заботились о нем, в то же время смущенная этим и не соображающая здраво, таким образом, будучи идиоткой, я добавила: «Хотя я бывала там раньше с Дианной и Чарли».
«Там потрясающе, но приходи пораньше и выезжай заранее. Неместные приезжают днем, а стоять в пробке хреново».
«Спасибо за совет. Ты дома?»
«Ага».
«Как? Тебе же ехать дальше, чем мне».
«Я ехал следом за тобой, Из. Тебе нужно брать уроки вождения у Марго. Дэйв называет ее Эй Джей Фойт. Ты ведешь машину так, словно сидишь за рулем «Бьюика» и только что отпраздновала свое девятое столетие на этой земле». (прим.: Энтони Джозеф Фойт-младший — американский автогонщик на пенсии, который участвовал в гонках во многих жанрах автоспорта)
Рассмеявшись над его шуткой, я стала бродить по дому, выпустила собак, проверила кошек, закрыла клетку с птицами, подготовилась ко сну, все это время держа телефон в руке, как спасательный круг, и писала Джонни Гэмблу.
«Не удивлена, что Марго водит машину как пилот на гонках Инди», — написала я.
«Слабо сказано. Ее езда больше похожа на гонки на выживание. Ее машина оказывается в моей автомастерской чаще, чем любая другая в трех округах, и не потому, что она очень любит менять масло».
Это снова заставило меня рассмеяться.
«Ладно, тебе завтра на работу, так что я тебя отпущу. Собаки в доме?»
От этого все внутри меня перевернулось, и я ответила: «Впускаю сейчас».
«Запри за собой. Окна тоже, детка».
Детка.
Я скучала по этому.
Два завтрака, два ужина (теперь три) и то немногое, что осталось от остального, и я скучала по нему.
Сильно.
Теперь я получала от него все больше и больше.
Намного больше.
И мне это нравилось.
Слишком.
«Я так и сделаю, Джонни. Добрых снов».
И он закончил переписку словами, которые уже использовал раньше.
Но на этот раз они совсем не казались концом.
«Ты тоже».
Я уставилась на экран телефона, лениво прокручивая сообщения вверх и вниз, читая и перечитывая, настолько погрузившись в них, что позволила себе слегка улыбнуться и чуть не вскочила с кресла, когда телефон, на который я смотрела, зазвонил.
Экран сменился с вкладки сообщений от Джонни на уведомление о звонке Джонни.
О, боже, что я наделала?
Мозг не понимал.
Но прежде чем раздалось два сигнала, моя рука все решила сама, схватила телефон, приняла вызов и поднесла сотовый к уху.
— Привет, — поздоровалась я.
— Привет, есть минутка? — спросил Джонни.
Минутки не было. Сегодня я почти ничего не сделала.
— Конечно, — заверила я.
— У моего друга есть конь. Друг с семьей уезжает в отпуск, а человек, который раньше присматривал за конем, уехал из города. Приятель живет далеко отсюда, примерно в сорока минутах езды, иначе я бы сам присмотрел за животным. Я заметил, что у тебя есть пара свободных стойл в конюшне. Подумал, не согласишься ли ты взять его коня. Больше никакой работы для тебя, Из. Я сам буду приезжать и ухаживать за ним.
Я сидела, уставившись на документы на столе, с которыми должна была разобраться, но при мысли о том, что Джонни каждый день будет приходит ко мне домой, чтобы позаботиться о коне, не думала, что что-то сделаю.
Мысль была приятной.
— Так что? — напомнил он о себе, когда я ничего не ответила. — Сможет ли Серенгети справиться с компанией?
— Я… ну, все равно ухаживаю за Серенгети и Амаретто, так что тебе не нужно…
— Пока Туман у тебя, я позабочусь и о Серенгети с Амаретто.
Он бы позаботился о моих лошадях.
— Джонни…
— Ты бы очень ему помогла. Он в затруднительном положении. Все, кого он может найти, берут тонну денег. Он заплатил бы тебе, привез бы свой корм, позаботился бы о том, чтобы у тебя было сено и время. Остальное оставь мне.
Мой рот принял решение за меня.
— Не думаю, что это будет проблемой.
— Потрясающе, spätzchen, я ему передам.
— Spätzchen?
— Что?
— Ты назвал меня spätzchen.
Джонни ничего не ответил.
Мое сердце конвульсивно сжалось.
Что бы это слово ни значило, ее он тоже так называл.
— Ладно, неважно. Просто дай мне знать, когда… — начала я.
— Дедушка так называл бабушку. Она была немкой. Они встретились в Германии, когда он служил там. Поженились тоже там.
— Как мило, — выдавила я.
— Она любила использовать ласковые прозвища. Меня она назвала häschen, — продолжил делиться он.
— Это… мило? — На этот раз это прозвучало как вопрос, потому что я не знала значения этого слова.
Он усмехнулся.
— Это означает «зайчик». А моего брата она называла mäuschen. Это означает «мышонок».
— Да, мило, — пробормотала я.
— Spätzchen означает «воробушек», и нет, я никогда не называл ее так, — прямо заявил он, прочитав мои мысли, и у меня перехватило дыхание. — Из? — позвал он, когда я сосредоточилась на том, чтобы заставить себя дышать.
— Я здесь.
— Я бы никогда не стал бы звать ее так.
Конечно, нет.
— Хорошо, — прошептала я.
— Что еще более важно, я бы никогда так не поступил с тобой.
Дыхание вновь перехватило.
Что еще более важно?
— Мы с этим разобрались? — потребовал он ответа, казалось, рассердившись.
— Ты сердишься?
— Я бы так с тобой не поступил.
— Хорошо, — тихо сказала я, понимая, что он действительно так бы не поступил.
— Я не называл ее тем, что мне досталось от бабушки.
— Хорошо, Джонни.
— Мы разобрались? — повторил он, определенно, желая убедиться.
— Разобрались, — подтвердила я.
— Чтобы такого больше не повторялось, — заявил он.
— Прости?
— Такого рода дерьмо не должно приходить тебе в голову.
— Джонни, не думаю, что это…
— Скажи это, детка. Отпусти это дерьмо, — мягко уговаривал он, определенно, желая, чтобы я сделала и это.
— Оно не будет приходить мне в голову, — прошептала я.
— Хорошо. Я поговорю со своим приятелем, позвоню тебе насчет Тумана.
— Ладно.
— Повеселись на фестивале.
— Ты, эм… не идешь?
— Я всегда заскакиваю. Автомастерская спонсирует палатку, выручка от которой идет команде Поп Уорнер. Думаю, что в этом году будем подавать жареную свинину. Или ребрышки. Или что-то в этом роде. Мой менеджер все организует, но я должен появиться.
Больше он ничего не добавил. Не то, что встретиться со мной там. Не то, что, мы могли бы провести там какое-то время, потом поехать в «Дом» и провести какое-то время там, а потом, возможно, пойти к нему или ко мне и трахаться до потери сознания.
Так что, хоть он и назвал меня ласкательным прозвищем, доставшимся ему от бабушки немки, каким не обращался к Шандре, все было не так, чем оно могло показаться, особенно для Дианны, если бы она об этом узнала (о чем я бы ей не рассказала, потому что училась на прошлых ошибках).
И, в любом случае, я только что пообещала себе не позволять этому приходить мне в голову.
Это не мое дело.
Они были теми, кем были, и будут теми, кем станут.
И мы были теми, кем были, и будем теми, кем станем.
И Джонни явно не горел желанием смешивать две эти ситуации.
— О, ясно, — ответила я.
— Хорошего дня на работе, поговорим позже.
— Тебе тоже, Джонни.
— Пока, детка.
— Пока, Джонни.
Линия разъединилась. На экране вновь всплыла наша переписка. И я уставилась на экран, сбитая с толку тем, что только что произошло.
Дианна бы во всем разобралась.
Но я не расскажу об этом Дианне.
А также не последую ее совету, хотя части его я все же буду придерживаться.
Я не стану обращать внимания. Не буду читать между строк, пытаясь понять, разыгрывает ли Джонни какой-нибудь сценарий, а затем позволить ему сделать это, только для того, чтобы мои надежды рухнули.
Что я собиралась сделать, так это быть осторожной, приглядывать за собой и исполнить то, что я сказала себе несколькими неделями ранее, когда все это началось.
Я просто собирался быть.
***
Приближаясь в тот вечер по дороге к дому, я уставилась на желтый «Форд Фокус», припаркованный перед моим жилищем, и мое сердце бешено заколотилось.
Собаки гуляли во дворе, но не приближались к машине, пока я парковалась, однако, как только я открыла дверцу, они кинулись ко мне.
Я любила своих деток.
Но в данный момент им от меня достались всего лишь мимолетные ласки, прежде чем я побежала к дому, распахнула сетчатую дверь, а за ней парадную.
Мы с Вихрем и Демпси протиснулись внутрь, и едва успели сделать два шага, как я крикнула:
— Адди!
Моя сестра появилась в конце коридора, выходя из кухни, мой племянник сидел у нее на бедре.
— Боже, какая драма, — протянула она.
Я помчалась по коридору и обняла ее и Брукса.
Свободной рукой она ответила на мои объятия и крепко сжала.
Брукс потянул меня за волосы.
Я немного отстранилась, не отпуская ее, и радостно заявила:
— Не верится, что вы здесь!
— Ну, так и есть, во плоти, — ответила она.
Я улыбнулась ей, повернулась и небрежно чмокнула Брукса в шею. Он наклонился навстречу поцелую и взвизгнул. Я посмотрела на сестру.
— Где Перри? — спросила я о своем шурине.
Адди замкнулась.
О, нет.
Мой энтузиазм по поводу ее неожиданного визита начал угасать.
— Что случилось? — мягко спросила я.
— Ничего, — ответила она, вырываясь из моих объятий, но затем вложила Брукса мне на руки, прежде чем вернуться на кухню. — Нам с Бруклином просто нужно немного отдохнуть. Пятизвездочный отель на Ривьере нам не по карману, поэтому мы приехали в следующее лучшее место.
Она остановилась у кухонного островка и повернулась ко мне.
— Сюда.
— И Перри не смог приехать на эти каникулы? — не унималась я.
Она пожала одним плечом.
Брукс теребил мое ожерелье.
Я перевела внимание на него, осторожно высвобождая цепочку из его хватки.
— Нет, малыш. Она тонкая и принадлежала бабушке, — прошептала я.
Клянусь, он посмотрел мне в лицо так, будто понял, а затем так сильно захихикал, что его тело качнулось в моей руке, и его внимание переключилось на пол, где бегал Вихрь.
Брукс взвизгнул и потянулся к псу.
— Курица в маринаде, — объявила Адди, и я посмотрела на нее. — Я готовлю свою знаменитую курицу под пармезаном.
— Это моя знаменитая курица под пармезаном, — поправила я ее.
— Даже если кто-то что-то умыкнет, теперь оно принадлежит ему, — ответила она.
— Но оно все еще у меня, так что оно мое.
— Можем поделиться, — ответила она.
Я не хотела говорить о курице под пармезаном.
Я хотела поговорить о том, почему сестра и ее сын приехали ко мне без предупреждения, а Перри с ними не было.
— Адди… — начала я.
— Опусти его. Собаки его любят, а он любит их. С ним все будет в порядке, — распорядилась она, направляясь к холодильнику.
— Адди… — попыталась я снова.
— И переоденься. Я привезла две бутылки текилы и все необходимое для моей знаменитой «маргариты», и она моя, даже если ты ее у меня умыкнула, и не говори, что это не так.
Она была права. Рецепт «маргариты» принадлежал ей, и я его украла, потому что ее «маргарита» была невероятной.
— Мы ужинаем, укладываем Брукса и напиваемся, — закончила она.
Я решила поднять тему с Перри после того, как она выпьет «маргариту» или две.
— Завтра в Мэтлоке состоится фестиваль еды в честь Дня памяти, — поделилась я.
Она послала мне улыбку.
Улыбку, которая не была обычной беззаботной улыбкой Аделины Форрестер.
— Потрясающе, — объявила она.
— Я так понимаю, ты хочешь пойти, — заметила я, наклоняясь, чтобы поставить Брукса на пол.
Демпси мгновенно двинулся к нему, да и Вихрь не отставал.
Брукс взвизгнул, когда получил собачьи поцелуи, а затем начал хихикать.
— Солнце, обилие еды, мой ребенок и моя сестра? Черт возьми, да, я хочу пойти.
— Отлично, куколка, — пробормотала я, добавив громче: — Сбегаю переодеться и скоро вернусь.
— Поторопись.
— Ты занесла вещи? — спросила я.
— Я все сделала, — ответила она, взбивая яйца в миске.
— Хорошо. Когда вернусь, займусь «маргаритой».
— Договорились.
Я вышла из кухни и как раз ставила сумочку, которая висела у меня через плечо, на столик в прихожей, когда зазвонил телефон.
Я вытащила его и увидела, что звонит Джонни.
На этот раз я позволила ему прозвонить чуть дольше, потому что не хотела быть в пределах слышимости Адди, когда ответила бы.
Сегодняшний разговор будет о Перри, я об этом позабочусь.
Я не расскажу ей о Джонни. Если она узнает о Джонни, то накачает меня «маргаритой», сама отвезет меня на мельницу и уложит в его постель.
— Привет, — ответила я, находясь на полпути вверх по лестнице.
— Ты за рулем? — спросил он.
— Нет, я дома, и здесь моя сестра. Неожиданный визит.
— Она привезла Брукса?
Он спрашивал о Бруксе так, будто не только встречался с ним, но и помогал его воспитывать.
— Да.
— Здорово, детка, — пробормотал он.
— Да, — согласилась я, и так оно и было. Я любила сестру. И мне было невыносимо, что она жила так далеко.
Что я не любила, так это не знать, что что-то происходит. Что-то, о чем она мне не рассказывала.
— Тогда я не отниму у тебя много времени, — сказал Джонни, когда я вошла в свою спальню. — Поговорил с Беном. Они улетают в следующую субботу. Я собираюсь съездить за Туманом и привезти его к тебе в тот же день, если ты не против.
— Нет, не против, — рассеянно ответила я, снимая обувь.
— Уверена? — уточнил Джонни.
— Конечно.
— Я привезу корм и вымою его стойло после того, как он вернется домой, что произойдет через субботу.
Я зажала телефон между шеей и плечом и потянулась к ремню на брюках.
— Все в порядке, Джонни. Серенгети и Амаретто жили в конюшне с кучей лошадей до того, как мы приехали сюда. Они любят компанию.
— Превосходно, детка. А теперь позволю тебе вернуться к сестре.
Расстегнув ремень, я оставила брюки в покое, села на кровать и выпалила:
— Ее мужа здесь нет.
— Что?
— Перри. Ее мужа, которого мне хотелось бы любить, и я пыталась это сделать, но не смогла, потому что он неудачник, здесь нет. Она здесь. Брукс здесь. Но не Перри. Она не говорит, почему. Она что-то скрывает от меня.
— Черт, — пробормотал он.
— Вот именно, — согласилась я.
— Почему этот парень неудачник?
— Он не может удержаться ни на одной работе, потому что убедил себя, что он следующий Крис Робинсон, и должен быть свободен для концертов, которые никогда не состоятся, так как он даже больше не в группе. Но его все устраивает, он смотрит телевизор, пьет пиво и веселиться со своими приятелями, пока Адди содержит семью и работает сверхурочно. Перри относится к Бруксу, как к игрушке, с которой можно повозиться время от времени. У него полностью отсутствует ответственность за воспитание ребенка и все, что с этим связано, например, смена подгузников, ночные кормления, уход за ним, потому что он о себе-то не может позаботиться, или же, ну, не знаю… внести свой вклад в ведение домашнего хозяйства, чтобы сохранить крышу над головой.
— Черт, — повторил Джонни.
— Вот именно, — повторила я свое согласие.
— Где ты? — задал он странный вопрос.
— Дома, — ответила я.
— Нет, spätzchen, — тихо сказал он с легким весельем. — Где ты в доме? Кажется, будто ты можешь говорить так, чтобы она тебя не слышала?
— Я в своей спальне. Она на кухне.
— Значит, ты можешь говорить так, чтобы она не слышала?
— Да, Джонни.
— Ей нужно бросить этого парня.
Я уставилась на свои босые ноги, услышав его откровенный и непреклонный указ после того, как поделилась тем немногим, что из себя представлял Перри.
— Он ее муж и отец ее ребенка, — напомнила я.
— Насрать. Она у тебя, это хорошо. Когда дома что-то идет не так, это лучшее место, где она может быть. Со своей сестрой. С семьей. С кем-то, кто позаботится о ней, присмотрит за ней и поддержит. Существует шкала неудачников — от придурков до у*бков. Убийцы и насильники находятся на вершине этой шкалы. Но мужчины, которые не заботятся о своих женах и детях, не поддаются ранжированию. Они стоят выше всех. Ей нужно дать ему пинок под зад, и раз уж она с тобой, тебе нужно направить ее к этому.
— Она любит его, — поделилась я.
— Любовь — это еще не все. Когда дело доходит до такого рода вещей, любовь — это ничто. Я понимаю людей, которые остаются вместе ради своих детей, потому что оба их любят и хотят работать над тем, чтобы обеспечить им уют в доме. Но я не понимаю тех, кто остается с мудаками, потому что любит их.
— В этом есть смысл, — пробормотала я, даже если его заявление о том, что «любовь — это ничто», прозвучало несколько тревожно.
— Иззи, детка, в мире есть хорошие парни. Она бросит мужа и найдет одного из таких парней.
— Мама так и не нашла, — сказала я.
— После ухода матери, отец тоже не нашел хорошую женщину. Но ему было весело пытаться. И она дала ему две вещи, которые значили для него все. Его сыновей. Так что с твоей сестрой все будет в порядке. Что бы ни случилось после, у нее останутся ты и ее сын. Мы все должны смириться с тем, что у нас есть, и просто радоваться, если жизнь дает нам больше или лучше. У нее не просто «больше», у нее есть сын, так что это «лучше».
Хотелось бы мне знать о его маме. И о его отце. А также о его брате. Мне хотелось знать, почему у него, казалось, было все время в мире, чтобы выслушать и посоветовать о возможной проблеме с моей сестрой, о которой даже я не знала, что происходит.
И я хотела сказать ему, как много для меня значит, что он может выслушать и дать совет, но также и то, что он был из тех людей, кто говорит честно.
Но, будучи осторожной и присматривая за собой, я не собиралась делать ничего из этого.
— У нас вечер «маргариты», так что, может быть, я смогу кое-что прояснить и поделиться с ней твоей честностью, — сказала я.
— Мой опыт общения с тобой показывает, что вечера с «маргаритой» приводит к очень хорошим вещам, так что я болею за тебя, детка.
Я снова уставилась на свои ступни, когда от этих слов у меня поджались пальцы на ногах.
— Теперь я отпущу тебя к сестре. Береги себя, Из.
— Ты тоже, Джонни. Пока.
— До скорого, spätzchen, — пробормотал он и отключился.
Именно тогда я поняла, что он не сказал «пока», он сказал «до скорого», и эта версия «пока» также могла означать нечто совершенно другое.
Осознав это, я поняла, что обращаю внимание и улавливаю некоторые нюансы, посланные мне Джонни, вместо того, чтобы просто позволить тому, чем мы становимся, быть.
Как бы то ни было, мне нужно переодеться и спуститься к сестре. Она жила не так близко, так что мне ее не хватало.
И хоть она и молчала, но я знала, что нужна ей.