Испорченный рыцарь

20

НИКО

Я некоторое время смотрю на нее, пораженный ее искренностью.

Думаю, если бы я потрудился покопаться в себе, не ограничиваясь тем, что Брианна предлагала мне в прошлом, то, возможно, уже знал бы кое-что из того, что Тео показал мне прошлой ночью.

Я должен был догадаться, что он вытащит все, что сможет найти об этой женщине, как только она и Джоди появятся в нашей жизни. Но я, наверное, был слишком слеп, чтобы даже подумать об этом.

— Расскажи мне о своей маме, — потребовал я, мой голос был жестким и холодным.

Когда я вчера вечером уходил от Дэмиена, мысль о том, что это она дала течь, проникала в мои вены, как яд, и я чуть не сорвался с нашего сеанса у Микки и не отправился к ней в квартиру, чтобы разобраться с ней. Но я не хотел делать это там, в ее доме, где ей комфортно, я хотел сделать это здесь. Где она находится вне своей зоны комфорта, в окружении людей, с которыми ей трудно общаться и которых она пытается впечатлить.

Безумный наряд, который она надела сегодня — купленный, разумеется, мной, — еще одно напоминание о том, насколько отличается здешняя жизнь от ее обычной. Я просто никогда не осознавал, насколько велик этот разрыв. До вчерашнего вечера.

И я не уверен, помогло ли чтение информации унять мою тревогу или только усугубило ее.

— М-моя мама? — заикается она.

— Конечно, почему бы и нет. Если я хочу узнать, так ли ты надежна, как о себе заявляешь, с чего лучше начать, как не с самого начала?

— Э-э… — Она колеблется. Теперь, зная правду, я понимаю, почему. Это не самая лучшая история для рассказа. — Моя мама была… ну, она сама была ребенком, когда родила меня. Она восстала против всех правил и ожиданий, возложенных на нее, и сбежала, чтобы не дать моим бабушке и дедушке заставить ее отдать меня на усыновление.

Прочитать этот факт на бумаге было достаточно сложно, но услышать его из ее собственных уст? Ай. Не то чтобы я собирался позволить ей увидеть такую реакцию.

— Так где вы жили?

— Начнем с того, что мы жили в различных приютах, предназначенных для матерей-подростков. Разумеется, я ничего из этого не помню. Но когда я стала старше, мы продолжили переезжать, в основном в муниципальные квартиры.

— Твоя мама сама справилась с этим? — невинно спрашиваю я, заставляя Брианну заливаться смехом.

— Моя мама была мечтательницей. Она точно знала, какой жизни хочет, но, к сожалению, понятия не имела, как ее добиться. В итоге она встречалась с любым подонком по всей стране, лишь бы он давал нужные обещания. Она пыталась найти ответы на свои вопросы на дне бутылки или в пустом пакете из-под того, что попадалось ей под руку.

— Почти уверена, что она ни дня в своей жизни не работала, если не считать лежания на спине и раздвигания ног ради удовольствия.

— Она была проституткой? — спрашиваю я, не увидев этого в ее биографической справке. Хотя не могу сказать, что удивлен. Обычно такую работу не указывают в налоговой декларации.

Брианна снова смеется. — Нет. Она была просто шлюхой. У нее не хватало терпения искать работу или клиентов. Она просто использовала всех, кто случайно попадался ей на пути.

— Так что же произошло? Как ты здесь оказалась? — Из разговоров Джоди и Тоби я знаю только одно: Брианна много лет жила с Джоди и ее мамой. И этот маленький факт только подтвердился, когда я пробежался глазами по списку школ, которые она посещала. Примерно в тринадцать лет все, казалось, улеглось. Она перестала переезжать с места на место и посещала только одну школу вплоть до получения аттестата зрелости. Не нужно было долго искать, чтобы выяснить, что это та же самая школа, в которой училась Джоди.

Брианна откинулась на спинку стула и сложила руки на груди, отчего ее декольте стало чертовски аппетитным, а мне было очень трудно сфокусироваться на ее глазах.

— В конце концов она зашла слишком далеко и получила передозировку, — говорит она, ее голос лишен каких-либо эмоций. — Я нашла ее, вызвала скорую, и меня наконец забрали.

— Мама Джоди? — спрашиваю я, немного увлекшись этой историей.

Ее глаза вспыхивают от удивления. — Да, тетя Джо и глазом не повела, чтобы забрать меня к себе. Она бы и раньше это сделала, если бы знала, где мы находимся.

— А твоя мама? — спрашиваю я.

— Она выжила. Но это все, что я знаю. Она выписалась из больницы раньше, чем должна была, и просто… исчезла. С тех пор я ее не видела и ничего о ней не слышала.

— И Джоанна просто взяла тебя на воспитание, как будто ты была ее собственным ребенком?

— Да. Но какое это имеет значение?

Я делаю паузу, обдумывая этот вопрос в своей голове.

— Просто все это рисует интересную картину.

— Интересную, серьезно? Я просто подумала, что это чертовски удручающе. У меня ничего нет, Нико. Нет родителей, только тетя, которая, к счастью, сделает для меня все, что угодно. У меня нет ничего на мое имя. Все, чем я владею, я заработала сама.

— Кроме того, что ты у меня украла, — говорю я.

Она поспешно вскакивает со стула. — Ты хочешь это вернуть? — спрашивает она, поднимая руки с боков. — Так вот в чем дело? Ты хочешь ткнуть мне в лицо моим прошлым, доказать мне, что я недостаточно хороша для таких, как ты и элитных учеников этой школы?

— Что…

— Ты можешь получить это, — сердито огрызнулась она. — Все. Забирай все обратно, потому что это ничего не значит. Ничего, — шипит она, потянувшись за спину, чтобы расстегнуть молнию на платье.

Верхняя половина платья тут же спадает с ее тела, обнажая то, что я отчаянно хотел узнать совсем недавно. Под белым кружевным бюстгальтером виднеются розовые соски.

— Брианна, — начинаю я, но мои слова быстро обрываются, когда она стягивает платье с бедер, позволяя ему опуститься вдоль талии и оставляя ее стоять в одном лишь нижнем белье и туфлях на каблуках.

— НЕТ, Нико. Ты хотел доказать свою точку зрения. Что ж, считай, что доказал. — Она собирает в кучу свое платье и бросает его мне. — Я знаю, что недостойна всего этого. Я знаю, что я всего лишь ребенок из муниципального района, который вырос в холоде и голоде. Я не могу понять твою жизнь и жизнь других студентов в таком месте, как это, так же, как и не жду, что ты сможешь понять меня.

— Все, что я хочу сделать, — это изменить ситуацию. Я хочу помочь детям, которые родились в чем-то или живут в чем-то, что делает их несчастными. И, честно говоря, неважно, сколько денег будет у их родителей. Дети все равно страдают. Жизни все равно разрушаются.

Она подается вперед, как будто действительно собирается покинуть эту маленькую, замкнутую комнату в одном лишь нижнем белье.

— Я так не думаю, Сирена, — рычу я, хватаясь за нее, когда она пытается обойти меня и проскочить к двери.

Я обхватываю ее за талию и притягиваю к себе.

— Что ты делаешь? — она тяжело дышит, глядя на меня своими большими голубыми глазами.

— Не позволяю тебе выйти на улицу в своем гребаном нижнем белье — вот что я, блядь, делаю. Никто, кроме меня, этого не увидит.

Все ее дыхание стремительно покидает легкие, прежде чем она тянется вверх и прижимается губами к моим.

На секунду я теряю дар речи, не ожидая, что она бросит осторожность на ветер и сделает что-то настолько рискованное. Но как всегда с Брианной, мое самообладание длится недолго, и вскоре я обнаруживаю, что мои руки скользят к ее заднице и еще крепче притягивают ее к себе, а мой язык проникает внутрь ее рта.

Ее вкус взрывается у меня во рту, дразня меня всеми вещами, которые я хочу, но отказываюсь признать или принять.

Вместо этого я сосредоточился на том, что произойдет, когда мы столкнемся вот так.

Ее удивленный возглас заполняет мой рот, когда я прижимаю ее спиной к стене, сметая ее ноги с пола. Я оборачиваю ее ноги вокруг своей талии, и она задыхается, обнаружив, насколько я тверд для нее.

— Прошло пять дней, — простонал я в наш поцелуй. — Чертова смерть.

— Ты считал? — вздохнула она, не веря в свой хрипловатый голос.

— Зависим от твоей тугой киски, Сирена.

Прижав ее к стене своими бедрами, я тянусь вверх, просовываю пальцы под бретельки ее лифчика и стягиваю их.

Чашечки поддаются, позволяя ее груди вывалиться наружу.

— Посмотри на себя, — бормочу я, глядя на покрасневшую кожу ее груди и тугие бутоны сосков. — Такая соблазнительная маленькая шлюшка.

— Нико, — стонет она, выгибая спину, предлагая себя мне и насаживаясь на мой член, заставляя меня стиснуть зубы.

— Тебе это чертовски нравится, не так ли? — простонал я. — Любой может войти сюда прямо сейчас и узнать правду о том, кто такая мисс Эндрюс на самом деле.

— О Боже, — стонет она, когда реальность настигает ее, и она начинает толкать меня в плечи. — Нико, остановись. Мы не можем…

— Мы можем. И сделаем это.

— Нико, — простонала она.

— Что случилось, Сирена? Ты не можешь сказать мне, что не жаждала моего члена. Я знаю, что жаждала. Я чувствую, как твоя киска горит сквозь мои брюки. Ты, блядь, отчаянно хочешь его.

— Н-не здесь.

— О да. Прямо здесь, блядь.

Она визжит, когда я отталкиваю ее от стены и усаживаю на стол. Держа ее одной рукой, я сметаю с нее папку и работу, которую она собиралась мне дать, и с грохотом бросаю ее на пол.

— Нико.

— Чертовски люблю, когда ты выкрикиваешь мое имя, Сирена.

Опустив ее на прохладное дерево, я тут же опускаю голову и засасываю один из ее сосков в рот, снова заставляя ее выгибаться для меня.

Я ласкаю ее, дразня зубами ее твердый пик, а моя рука обхватывает другой, щипая его и заставляя ее стонать и мурлыкать для меня.

Мой член упирается в брюки, отчаянно желая освободиться и погрузиться в ее тугой жар.

Он еще никогда не был в такой впечатляющей киске, как у Брианны, и эта привередливая шлюха, похоже, не очень заинтересован в посредственной замене.

— О Боже, пожалуйста, — умоляет она, заставляя меня еще сильнее напрячься, если это вообще возможно.

— Никогда раньше не трахал никого в библиотеке, — признаюсь я.

— Вот дерьмо. Мы не можем… НИКО, — кричит она, слишком громко, учитывая наше положение, когда я оттягиваю ее трусики в сторону и погружаю два пальца в ее пылающий жар.

— Такое впечатление, что ты хочешь, чтобы тебя поймали, грязная шлюха.

— Н-нет. П-пожалуйста, — почти бессвязно умоляет она, ерзая на столе так, словно собирается с него скатиться.

— Я так не думаю.

Звук того, что ее кружевные трусики рвутся, раздается достаточно громко, чтобы заполнить пространство вокруг нас, когда хлипкая ткань спадает с ее тела.

— О Боже, ты просто…

Скомкав ее трусики в руке, я засовываю их ей в рот на середине предложения, чтобы заткнуть ей рот.

— О, Сирена. Я уверен, что лучше ты выглядишь только тогда, когда прыгаешь на моем члене.

Она стонет в свои трусики, когда я загибаю пальцы внутри нее, задевая то место, которое заставляет ее по-настоящему кричать. И, блядь, если я не хочу, чтобы этот звук отражался от стен вокруг нас, как будто мне нужен следующий вдох.

Но даже я не настолько глуп. Я могу быть уверен, что нас не обнаружат, но риск есть всегда.

И Брианна, видимо, достаточно храбрая, чтобы его игнорировать.

Что ж, думаю, я просто настолько хорош.

С этим маленьким эго, заставляющим мою грудь вздыматься, я трахаю ее пальцами, как человек на задании, заставляя ее стонать и кричать изо всех сил.

— Вот так, Сирена. Ты ведь так сильно кончишь, правда? — подбадриваю я.

Ее спина выгибается, бедра крутятся, требуя большего, чтобы подтолкнуть ее к последнему шагу в свободное падение.

— Блядь, ты кончаешь мне на пальцы.

Она вскрикивает, когда я сосредотачиваюсь на ее точке G, мой большой палец обводит ее клитор, а я снова наклоняюсь вперед и посасываю ее сосок.

— Кончай для меня, Сирена, — рычу я в ее мягкую грудь.

Ее киска плотно сжимает мои пальцы, а ее крики становятся все громче, прежде чем она кончает.

— Трахни меня, — хриплю я, когда она заливает мою руку, и ее соки капают на столешницу под ней.

— Ты грязная шлюха, Сирена. Только подумай, следующие студенты, которые будут здесь работать, будут делать это именно там, где ты только что кончила и залила стол.

Она застонала от моих грязных слов.

— Держу пари, они все равно будут чувствовать твой запах. Но ты им не достанешься. Эта киска моя.

Я опускаюсь на колени и вытаскиваю из нее пальцы. Она стонет от потери, но я игнорирую ее требования, прижимая руки к ее внутренним бедрам и широко раздвигая их.

Вид моего следа от укуса, который все еще остается, заставляет меня чувствовать себя гребаным королем, но я не в восторге от того, что он начинает заживать.

Не успел я обдумать свой следующий шаг, как мои зубы снова вонзаются в ее кожу, вкус меди наполняет мой рот, когда я впиваюсь в нее в том же месте.

Моя. Вся, блядь, моя.

Брэд со своим волшебным членом может идти на хуй, если думает, что ему хоть как-то принадлежит моя сирена.

И чем скорее он это обнаружит и узнает правду, тем лучше.

Она бьется, сопротивляясь моим укусам, но все, чего она добивается, — это соблазняет меня своей блестящей киской, которая находится прямо в поле моего зрения.

— Блядь, мне нужно попробовать тебя на вкус, — признаюсь я, отпуская ее бедро и погружаясь в ее киску, очищая ее и наслаждаясь ее вкусом.

Она кричит, или, по крайней мере, кричала бы, если бы ее рот не был забит ее собственным бельем. От моего внимания не ускользает, что ее руки свободно лежат по бокам и она уже могла бы вытащить кружево. Но моя сирена — хорошая девочка, когда я уделяю внимание ее грешному телу.

Она продолжает стонать, пока я вылизываю ее разгоряченную плоть, а затем сосредоточиваюсь на ее клиторе — моя потребность почувствовать, как она кончает от моих ласк, граничит с одержимостью.

— Кончай для меня, Сирена. Покажи мне, как сильно ты любишь, когда я тебя ем. Покажи мне, как тебе нравится быть непослушной, непослушной девочкой.

Ее пальцы запутались в моих волосах, и она притянула меня ближе, желая большего.

Проталкивая два пальца обратно в нее, я нахожу точку G и усиливаю давление на ее клитор.

Она что-то бормочет, приближаясь к тому, чтобы разбиться вдребезги. Мне хочется думать, что это мое имя, но с ее кляпом разобрать это невозможно.

— Такая хорошая девочка, Сирена.

Под мои похвалы и вибрации моего глубокого голоса, проникающие в нее, она наконец падает, и ее приглушенные крики заполняют комнату.

— Да, блядь. Теперь ты возьмешь мой член, как хорошая девочка, мисс Эндрюс, — рычу я, поднимаясь на ноги и распахивая ширинку, сжимая в кулаке свой ноющий член и вытирая большим пальцем вытекающую из кончика сперму.

Глаза Брианны вспыхивают от страха, но я не позволяю этому остановить меня и проталкиваю большой палец в ее рот вместе с нижним бельем, не давая ей другого выбора, кроме как попробовать меня на вкус.

— Я знаю, что ты тоже отчаянно хочешь попробовать, Сирена.

Она бесстыдно лижет мою кожу, или, по крайней мере, все, что может в ее затруднительном положении.

Освободив руку, я хватаю ее за бедра, притягиваю к себе так, что ее ноги упираются в пол, и переворачиваю ее.

Моя ладонь сталкивается с ее задницей, и на бледной коже появляется ярко-красный отпечаток.

— Тебе это нравится? Ты хочешь, чтобы папочка вот так отшлепал тебя?

Она кричит как шлюха, когда я делаю это снова и снова.

Мой член упирается в ее киску, ее соки стекают по ней с каждым шлепком по заднице.

Ее стоны становятся все более отчаянными, и в конце концов я не могу больше терпеть и погружаюсь в нее одним быстрым толчком бедер.

В горле раздается низкий рык, когда ее жар окружает меня, а мышцы пытаются втянуть меня глубже.

— Так. Блядь. Хорошо, Сирена. БЛЯДЬ.

Одной рукой обхватив ее бедро, я закручиваю другую в ее кудри и отрываю ее голову от стола, не давая ей выбора, кроме как смотреть на окно перед собой.

Ее пробирает сильная дрожь, ее страх перед тем, что и кто находится по ту сторону этой тонкой стены, становится ощутимым. Это питает что-то внутри меня, чего не должно быть.

Крепче сжав ее волосы в кулак, я оттаскиваю ее от столешницы.

— Представь, что кто-то заглянет в это окно, Сирена, — прорычал я ей на ухо. — Как ты думаешь, что произойдет, если они это сделают?

Она снова вздрагивает и поднимает руку, как будто собирается наконец избавиться от трусиков.

— Не-а, я так не думаю, — говорю я с укором, поймав ее прежде, чем она успела дотянуться до рта. — Все это, все, над чем ты работала, было бы напрасно, не так ли? Разрушено, потому что ты не смогла контролировать свою потребность быть моей грязной шлюхой. Не в силах противостоять соблазну моего члена и удовольствию, которое он тебе дарит.

Она кричит, ее тело вибрирует от ярости.

— И что потом? Ты останешься ни с чем. Ты вернешься к тому моменту своей жизни, когда у тебя буквально не было ничего и никого, кому бы ты была дорога. Твоя репутация оказалась бы в сточной канаве. Единственный учитель-студент, которого Найтс-Ридж пустил к себе, а ты все испортила в первую же неделю, приставая к ученику. Развратила одного из их самых престижных учеников.

Она снова кричит, бьется и борется со мной, но я сильнее ее, и у нее нет ни единого шанса сбежать от меня.

— Ты действительно слишком доверяешь мне сейчас, Сирена. — Я говорю ей, позволяя своим губам коснуться гладкой кожи под ее ухом. На этот раз в ее реакции меньше злости и больше отчаяния: она дрожит в моих объятиях, а ее кожа покрывается мурашками. — Это может быть нашим маленьким секретом. Или… я могу рассказать всем, кто будет слушать, как я трахал тебя в библиотеке. Тогда сплетни о том, кто преподал урок Джейми, блядь, Кармайклу, быстро сойдут на нет, да?

Она выкрикивает что-то, подозрительно похожее на «ты ебаная пизда», но этого недостаточно, чтобы остановить меня.

Отпустив ее запястье, я скольжу рукой вниз по ее животу, чтобы найти ее клитор.

Ее киска тут же сжимается вокруг меня, заставляя меня скрипеть зубами от необходимости сдерживаться. У меня есть все намерения, чтобы она кончила на мой член, прежде чем я позволю себе наполнить ее.

— Кончай для меня, Сирена. До сих пор ты игнорировала правила и закон. С таким же успехом можно кончить по полной программе.

Я щипаю ее за клитор и вхожу в нее еще раз, и она наконец падает, вскрикивая от нахлынувших чувств.

— Блядь. Такая чертовски хорошая девочка, Сирена, — прохрипел я, прежде чем мои яйца напряглись, и мой член глубоко вошел в нее, наполняя ее своей спермой и гарантируя, что она не сможет забыть об этой маленькой встрече в течение нескольких часов.

С моих губ срывается дикий рык, и я толкаю ее вперед, снова прижимая к столу.

— Знаешь, ты ведь не намного лучше своей матери-шлюхи, правда, Сирена? Один намек на бездумное удовольствие — и ты раздвигаешь ноги и забываешь об окружающем мире.

— Ты притворяешься, что ты такая благородная и хочешь творить добро. Но в глубине души ты ничем не отличаешься от любого из нас. Может, твое оружие и не ножи и пистолеты, но то, что ты прячешь у себя между ног, не менее опасно, и не только для тех, кому ты позволяешь к этому прикасаться.

Наконец она поднимается и вытаскивает свои трусики.

— Я ненавижу тебя, Нико, мать твою, — прошипела она. — Отвали от меня.

Она брыкается и извивается, а я несколько мгновений не шевелюсь, но в конце концов, сжалившись над ней, отхожу, заправляя себя обратно в брюки и разглаживая рубашку и галстук, как будто ничего не произошло.

Она поворачивается и смотрит на меня, но это мало на что влияет. Все, что я вижу, — это моя соблазнительная сирена в ее естественном состоянии. Свежеоттраханная и отчаянно жаждущая второго раунда.

Что ж, на этот раз она будет разочарована.

— Наслаждайтесь остатком дня, мисс Эндрюс. И помните, что доверие — очень непостоянная вещь.

С этим предупреждением, повисшим в воздухе, я открываю дверь и ухожу от нее.