Избранный

Глава 11

В это время в особняке Братства, в четырех дверях от спальни, где развернулся вооруженный конфликт, Тор валялся на своей койке, так и не раздевшись. Упершись взглядом в балдахин над своей головой, он пытался убедить себя в том, что постепенно расслабляется… но этот спор он проиграл. Начиная от одеревеневших бедер и подрагивающих пальцев, заканчивая метавшимся по комнате взглядом — он был таким же спокойным, как электрический ток.

Закрывая глаза, он видел лишь одно: сороковой и пули, летающие под крышей особняка.

Казалось, весь мир сошел с ума…

— Я принесла тебе чай.

Тор, не думая, вытащил пистолет из кобуры подмышкой, но, мгновенно уловив запах женщины и узнав ее голос, он опустил руку и сосредоточился на Осени. Любимая шеллан стояла рядом с ним, держа в руке его термокружку, ее взгляд был серьезен и полон печали.

— Иди ко мне, — сказал он, протягивая руку. — Ты нужна мне.

Устроив женщину рядом с собой, он поблагодарил ее за чай и отставил «Эрл Грей» в сторону. Потом, облегченно выдохнув, он уложил Осень к себе на грудь, обернув вокруг нее руки, и прижав к своему сердцу.

— Ужасная ночь, — прошептал он в благоухающие волосы. — Кошмарная.

— Да. Я рада, что никто не пострадал… и сегодня день рождения Велси. Невероятно сложная ночь.

Тор чуть отстранился от Осени, чтобы заглянуть ей в лицо. После того, как его беременная супруга погибла от рук врага, он был уверен, что уже никогда не полюбит. Разве можно после такой трагедии? Но эта добрая, терпеливая, уравновешенная женщина помогла ему открыть сердце и душу, вернула его к жизни, стала лучом света в кромешной тьме, спасла от голодной смерти.

— Как ты это терпишь? — удивленно спросил он, проведя пальцем по ее щеке.

— Терплю что? — Она протянула руку и смахнула назад седую прядь, появившуюся у него сразу после смерти Велси.

— Ты никогда не злилась на нее… — Было сложно признаться вслух в его чувствах к покойной жене. Он не хотел, чтобы Осень чувствовала себя менее значимой в его жизни. — … или на мои чувства к ней.

— Разве я могу? Кормия никогда не злилась на Фьюри из-за того, что у него нет ноги. Бэт не обвиняла Рофа из-за его слепоты. Я люблю тебя таким, какой ты есть, а не тебя-потенциального, притворяясь, словно ты никогда не любил другую, не потерял ее и возможность стать отцом.

— Только с тобой, — прошептал он и наклонился, прижавшись к ее губам в поцелуе. — Я мог бы быть только с тобой.

Она одарила его душевной, открытой, простодушной и понимающей улыбкой.

— Как удачно совпало, что я чувствую к тебе то же самое.

Тор углубил поцелуй, но потом разорвал контакт… и Осень поняла, почему он это сделал, как всегда понимала его: он не мог быть с ней в этот вечер, в этот день. До полуночи. Тогда закончится день, в который родилась Велси.

— Не знаю, где бы я был без тебя. — Тор покачал головой, вспоминая, в каком состоянии отправился в пещеру, чтобы убить Кора. — То есть…

Когда Осень разгладила морщинку между его бровей, он еще больше углубился в прошлое, вспоминая, как Лэсситер появился посреди леса с пакетом из «МакДональдса» в руках и стойким намерением вернуть Тора его братьям. Падший ангел отказывался слушать его доводы — так было с самого первого дня — и они вдвоем доковыляли до особняка.

Тор тогда был при смерти, выживая на оленьей крови все то время, что скитался в лесах. Он пытался убить себя, заморив голодом, потому что не желал испытывать на себе байку о том, что самоубийц не пускают в Забвение.

Его протухшие мозги решили, что голодная смерть не считается, он же не пустил себе пулю в лоб.

Но его судьба оказалась иной. И его спасение заключалось не в том, чтобы просто вернуться в особняк Братства за ручку с Лэсситером.

Нет, своим спасением он обязан этой женщине. Именно Осень помогла ему выбраться из ада. С ее появлением перспективы его дальнейшей жизни на Земле изменились кардинальным образом, и хотя периодически у Тормента случались плохие ночи, вроде этой… бывали ведь и хорошие.

Он сосредоточился на своей женщине.

— Твоя любовь изменила меня.

Боже, Лэсситер словно изначально знал, чем все закончится, был уверен, что пришло время Тору вернуться и воскреснуть…

Тор нахмурился, ощутив перемену в своей женщине.

— Осень? Что случилось?

— Прости. Я просто беспокоюсь… что будет с Лейлой?

Прежде чем он успел ответить, дверь в их спальню загрохотала от стука… и подобная настойчивость могла значить только одно: мобилизация всех сил.

Шайка Ублюдков решила напасть?

Тор нежно передвинул свою женщину, а потом вскочил с кровати, прихватив ножны с кинжалами.

— Что стряслось? — крикнул он. — Куда мы?

Дверь резко распахнулась, и на пороге появился растрепанный Фьюри.

— Куин в Гробнице, один на один с Кором.

Тор застыл на мгновение, сложил в уме дважды два и пришел к выводу, что у него отобрали право собственноручно убить ублюдка.

— Проклятье, он мой, Куин не…

— Ты останешься здесь. Нужно, чтобы кто-то был с Рофом. Все остальные отправляются туда.

Усаженный на скамейку запасных, Тор стиснул зубы, но едва ли сильно удивился такому раскладу. А охрану Короля нельзя назвать понижением в должности.

— Держите меня в курсе событий?

— Обязательно.

Выругавшись, брат развернулся и ушел вместе с остальными, присоединяясь к стаду ботинок, с топотом пробежавших по коридору со статуями.

— Иди, — сказала ему Осень. — Найди Рофа. Так ты почувствуешь свою полезность и значимость.

Он оглянулся.

— Ты хорошо меня знаешь.

Его прекрасная супруга покачала светловолосой головой.

— Некоторые твои тайны до сих пор пленяют меня.

Ощутив неожиданную похоть в крови, Тор тихо заурчал.

— Полночь, женщина. И ты моя.

Ее улыбка была древней, как сама раса, и свидетельствовала о такой же выносливости.

— Жду с нетерпением.

Мгновенье спустя Тор вышел в коридор… чувствуя себя наказанным, запертым в спальне ребенком, несмотря на огромные размеры особняка. Но когда он дошел до открытой двери в кабинет Рофа, Король едва не переехал его.

— …чушь собачья, я ухожу! — Роф закрыл двойные двери за собой и направился к парадной лестнице. — Черт подери, я Брат, я имею право там находиться…

— Мой господин, вам нельзя в Гробницу.

Когда Джордж, пес-поводырь Короля, заскулил, запертый в кабинете, последний чистокровный вампир на планете уже спускался по лестнице.

— Роф. — Тор бежал вслед за ним, но особо не парился с громкостью своего голоса. — Прекрати. Стой. Хватит.

Да, он был также убедителен, как придурок с сигнальными флагами и двумя сломанными руками: он не встал на пути своего правителя. Не схватил парня, не попытался удержать Короля на месте. И он, в конечном счете, не помешает своему правителю отправиться в Гробницу. Туда, где был Куин.

Туда, где был Кор.

Потому что, алло, раз он охранял Короля, значит должен повсюду следовать за парнем, верно? А если по чистой случайности он отправится туда, где находился этот Ублюдок? Ну, вины Тора здесь нет. И учитывая настроение Рофа? Все доводы о необходимости остаться в особняке будут лишь пустой тратой времени. Король был крайне рационален… не считая тех моментов, когда отключал всякую логику. И когда этот черноволосый сукин сын в очках решал что-то сделать или чего-то не делать, то никто и ни за что не заставит ублюдка изменить свое решение.

Исключение составляла разве что Бэт… и то не факт.

Когда они с Рофом спустились в фойе и пересекли изображение яблони на полу, Тор сказал ему скучающим тоном:

— Ну, серьезно, пусть с этим разберутся остальные. Да стой ты.

Роф не помедлил и не остановился ни на секунду. Несмотря на отсутствие зрения, он хорошо знал особняк и мог просчитать количество ступенек, нужное направление, черт, да даже высоту, на которой располагалась нужная ему ручка на громадной двери. Такими темпами они будут в пещере через наносекунду.

Но… когда дверь в вестибюль открыли, и внутрь ворвался холодный воздух, Тор сделал глубокий вдох.

И его безумие мгновенно отступило.

Секунду, — подумал он. — Что, черт возьми, он творит?!

Одно дело — самому слететь с катушек… совсем другое — провалить свои обязанности личного телохранителя и позволить Рофу подвергнуть себя смертельной опасности. А также, П.С. это полный бред — хотеть собственноручно убить Кора за покушение на жизнь Рофа, и при этом отпустить парня навстречу возможной засаде. Сейчас Шайка Ублюдков была совсем непредсказуема. Что, если что-то пошло не по плану, Куину снесло башню, и Кор каким-то образом умудрился освободиться? Найти своих парней? Напасть на Братство?

Роф несся через вестибюль, направляясь к выходу, и в это мгновенье Тор взялся за работу.

Сейчас. Он наконец-то выскочил перед своим правителем, вскинул руки, толкнул парня в грудь.

— Стой, тебе нельзя в Гробницу, — сказал он, посмотрев в глаза за черными очками. — Как бы я не хотел получить повод отправиться туда и собственноручно разобраться с Кором, я не смогу жить, если с тобой…

Пока-пока.

Без единого слова и без промедления, Роф просто дематериализовался. И, значит, Тор был прав, что Король всегда творил что хотел… и он капитально сглупил, что не сдержал парня еще на лестнице.

— Проклятье! — выдохнул Тор, расчехляя оба сороковых.

Его собственная дематериализация прервала поток ругани, заполонившей неподдающиеся контролю мозги. А потом он принял форму в густом лесу, в месте, из которого его насильно выгнали всего час назад.

О… Боже.

Кровь. В порывистом, обжигающем ветре он почувствовал запах крови Кора.

Сукин сын на свободе? Что за херня?! И запах был свежим, и точно не доносился издалека, из пещеры.

Нет, кровь была у него под ногами, на земле и опавших сосновых иголках.

След.

Побега.

Инстинктивное желание выследить ублюдка практически захватило над ним контроль, но Роф был важнее. Повернувшись, Тор бросился за своим правителем.

— Мой повелитель! — Тор сканировал территорию, высматривая малейшие движения. — Да что с тобой?! Нужно уводить тебя отсюда!

Роф проигнорировал его и направился в пещеру, где эхом отдавались голоса других братьев, позволяя ему ориентироваться в пространстве.

Блин, они еще обсудят это.

Офигенная выдалась ночь для всех домочадцев. Просто нет слов.

Запах крови становился все гуще, и да, он почувствовал укол зависти в груди. Очевидно, Куин добрался-таки до ублюдка. Но что-то пошло не так. На выход из пещеры тянулась дорожка следов голых ног и крови, и Куин тоже был ранен. Запах его крови звучал в воздухе так же сильно.

Брат остался жив? Кор каким-то образом умудрился одержать над ним верх и отнять ключ от ворот? Хотя, как такое было возможно? Он же валялся на каталке в полудохлом состоянии.

Они с Королем уходили вглубь пещеры, свет факелов у ворот служил маяком, а потом они, наконец, добрались до всех остальных… и перед Тором открылась картина неожиданная и необъяснимая.

Куин сидел по ту сторону мощных ворот, ведущих в святая святых Братства, устроив задницу на каменном полу, упершись локтями в колени. У него шла кровь из нескольких ран, дыхание было весьма поверхностным, что свидетельствовало о возможном переломе ребер. Одежда в беспорядке и покрыта кровью — должно быть, его и Кора — а костяшки сбиты.

Но поражало не это.

Ключ, отпирающий ворота, лежал снаружи. На земляном полу, так, словно его намеренно туда положили.

Трое его братьев толпились вокруг ключа так, словно тот мог детонировать в любой момент, все остальные что-то активно обсуждали, но разговоры сразу затихли, когда они почувствовали появление Рофа.

— Это что за фокусы?! — воскликнул кто-то.

— Иисус, Мария и Иосиф! — Так, это точно был Бутч. — Что за херня?!

Остальные братья поддержали их, но Король не собирался это выслушивать.

— На что я смотрю?! Скажите, что это?!

В повисшем молчании Тор ждал, пока кто-нибудь из первых прибывших на место предоставит подробный отчет.

Смельчаков не нашлось.

Так, к черту, — подумал он.

— Куин в сознании, истекает кровью и заперт в Гробнице. Ключ… — Тор кивнул в сторону ворот, — на нашей стороне от замка. Куин, Кор с тобой или нет?

Хотя след крови и так дал ему ответ.

Свесив голову, Куин потер темную макушку, ладонь спутывала и без того взлохмаченные волосы.

— Он сбежал.

Лаааааааадно, вот вам и куча матов на букву «Б» Такое ощущение, что каждому из Братьев уронили на ноги по роялю, и в данном случае ругань заменила обезболивающее.

Срочность заставила его отключиться от происходящего. Отвернувшись, Тор достал свой мобильный, включил фонарик и осмотрел пещеру. Он без труда последовал за следами на песке и земле до выхода из пещеры. Кор скорее волочился, чем шел, очевидно, на его способность передвигаться повлияло два фактора — месяц, проведенный в коме, и то, что произошло между ним и Куином.

Тор вышел в густой лес, присел на корточки и провел фонарем по круговой траектории. Позади него между Рофом и Братством развернулись разборки, их громкие голоса отдавались эхом благодаря каменным стенам пещеры, но Тор оставил их. Двинувшись вперед, он выключил фонарь и спрятал телефон в заднем кармане штанов. Покидая особняк, он не взял с собой пальто или куртку, но двадцатипятиградусный[26] мороз не беспокоил его.

Он был слишком занят, вынюхивая в воздухе след, как ищейка.

Кор направился на запад.

Тор перешел на бег, причем не быстрый. Ветер дул со всех направлений, и было сложно держаться за след.

А потом он оборвался.

Покружив на месте, Тор вернулся назад, чтобы снова зацепиться за след из крови… и да, он опять потерял его.

— Долбаный ублюдок, — прошипел Тор навстречу ночи.

Как этот ослабленный, раненый кусок дерьма умудрился дематериализоваться? Тору ни за что не понять. Но с фактами спорить сложно: единственное объяснение тому, насколько резко оборвался след — ублюдок каким-то образом смог найти в себе силы и перенестись.

Если бы Тор так отчаянно не ненавидел этого сукина сына… то проникся бы уважением.

***

Кор принял форму на укрытом снегом лесном настиле, где-то в глубине леса, но не соснового, здесь были клены и дубы. Судорожно вздохнув, он заставил свои глаза работать, и когда он смог рассмотреть окружающую обстановку, то понял, что ему удалось убраться с территории Братства. Мис — защитный туман, искажающий ландшафт — исчез, и к Кору вернулась способность ориентироваться в пространстве.

Хотя он не представлял, где находится.

За время своего побега он смог дематериализоваться трижды. Сначала на пятьдесят ярдов от входа в пещеру, потом чуть дальше, спустился по горе примерно на милю, и затем сюда, в парковую зону, и, значит, он далеко убрался от места своего заточения.

Перекатившись на спину, он наполнил легкие воздухом, моля о силе.

Непосредственная угроза жизни отступила, и его охватила непреодолимая слабость, такая же смертоносная, как и любой другой враг. Холод лишь отбирал остатки энергии, замедляя и без того слабые рефлексы и сердцебиение. Но не это было самой большой его проблемой.

Повернув голову, Кор посмотрел на восток.

Через час за горизонтом начнет подниматься неумолимое солнце. Даже в его состоянии он чувствовал всполохи тепла на своей обнаженной коже.

С усилием оторвав голову от земли, Кор поискал взглядом убежище, может, пещеру и груду валунов… перевернутый полый ствол дерева, где он мог бы укрыться. Он увидел лишь деревья, стоящие вплотную, но их обнаженные ветви неспособны были предоставить хоть какое-то укрытие от солнца.

Как только огненный диск поднимется, Кора охватит пламя.

Но, по крайней мере, так он согреется. И все наконец-то закончится.

Какие бы ужасы не ждали его впереди, они не сравнятся с пытками, ожидавшими его в Братстве… безрезультатными пытками, при условии, что они стремились получить информацию о Шайке Ублюдков.

Во-первых, его солдаты должны были подчиниться протоколу и после его исчезновения покинуть лагерь. В конце концов, могло быть лишь два объяснения его отсутствию — смерть или плен, и не было никакой логики в том, чтобы рисковать и гадать, какой стала его участь.

Во-вторых, он не выдаст своих бойцов, даже если его начнут потрошить.

Бладлеттер не смог сломать его. Никто не сможет.

С другой стороны, сейчас это неважно.

Устроившись на боку, Кор подтянул колени к груди, обхватил себя руками и задрожал. Листва под ним не могла послужить мягкой постелью, ее замерзшие, острые края впивались в его кожу. Над участком леса свистел ветер, словно мучитель в поисках своей жертвы, и казалось, что особенное внимание он решил уделить Кору, засыпая его лесным мусором, крадя крупицы энергии, оставшейся в теле.

Закрывая глаза, Кор отдался воспоминаниям прошлого…

То был декабрь девятого года его жизни, и он стоял перед ветхим домом с соломенной крышей, в котором жил со своей няней. С приходом каждой ночи Кора выгоняли на улицу и сажали на цепь, крепившуюся к шее, внутрь его пускали лишь в дневное время, когда солнце вставало на востоке, и люди покидали свои дома. Большую часть одиноких, холодных часов, особенно в зимнее время, он теснился у внешней стены его дома, перемещаясь в пределах своей привязи и стараясь тем самым скрыться от ветра.

В животе было пусто — так там и останется. Никто из представителей расы, проживающих в этой деревне, не посмеет приблизиться к нему и предложить ломоть хлеба, дабы спасти от голодной смерти, а няня точно не станет кормить его без крайней необходимости… и это будут объедки ее трапез после восхода солнца.

Коснувшись грязными пальцами рта, он почувствовал искривление его верхней губы, уходившее до самого носа. Уродство всегда было с ним, из-за этого мамэн отказалась от него на родильном ложе, отдала его на попечение няни. Больше о нем никто не заботился, и он пытался хорошо относиться к женщине, сделать ее счастливой, но никак не мог угодить ей… и, казалось, она получала особое удовольствие, снова и снова рассказывая, как родная мать бросила его, какое проклятье он навлек на высокородную, достойную женщину.

Ему оставалось одно — держаться подальше от взора няни, от ее дома, не переходить ей дорогу. Но женщина не позволяла ему сбежать. Он несколько раз пытался, но не мог уйти дальше кромки полей, окружавших их деревню. Как только обнаруживали его пропажу, она всегда приходила за ним и избивала так сильно, что он съеживался и рыдал между ударами, вымаливая прощение… он не знал за какие грехи.

И тогда его посадили на цепь.

Металлические звенья уходили от его горла к углу дома, к кольцу, предназначенному для конской упряжи. Никакой свободы передвижения, и менял положение он лишь в двух случаях — когда нужно было справить нужду или спрятаться. Грубая ткань стерла его шею до крови, и раз ошейник никогда не снимали, то и раны на коже никогда не заживали. Но он научился терпеть.

Вся его жизнь, какой он ее видел, была лишь испытанием на прочность.

Прижав колени к своей тощей груди, он обхватил ноги руками и задрожал. Из одежды на нем был лишь изношенный плащ его няни и мужские штаны, настолько большие, что он мог натянуть их до подмышек и подвязать веревкой. Ноги были босыми, но если укутывать их в плащ, то становилось не так холодно.

Ветер пронесся через голые ветви деревьев, своим завыванием напоминая волчий вой, и Кор, округлив глаза, всмотрелся в темноту, боясь, что этот звук действительно мог принадлежать клыкастым. Он боялся волков. Если к нему приблизится хоть один волк, хоть вся стая, то его неминуемо съедят, ведь цепь не позволяла найти убежище в доме или на дереве.

И он не верил, что няня спасет его. Порой он думал, что женщина пристегнула его в надежде, что его сожрут, смерть Кора от суровых природных условий или дикого зверя освободит ее и при этом не будет вменена ей в вину.

Однако он не знал, перед кем она держала ответ. Если его мамэн отказалась от него, то кто оплачивал его содержание? Его отец? Мужчина никогда не приходил к нему, он не знал его имени…

В ночи раздался жуткий вой, и мальчик съежился.

Это ветер. Это всего лишь… простой ветер.

Пытаясь хоть как-то успокоить свой разум, он уставился на теплый желтый свет, лившийся из единственного окна ветхого дома. Подрагивающий свет играл на зарослях малины, опоясывавших дом, колючие кусты словно казались живыми… и он попытался проигнорировать зловещие движения. Нет. Вместо этого он смотрел на свет и пытался представить, как сидит в доме перед камином, согревая руки и ноги, и постепенно слабые мускулы, сжавшиеся на холоде, расслаблялись.

В своих тщетных мечтаниях он представлял, как няня улыбается ему и раскрывает руки, побуждая войти под защиту ее объятий. Он представлял, как она гладит его волосы, не обращая внимания на грязь в них, как кормит его неиспорченной едой, не объедками. Потом бы он искупался, отмыл кожу и снял ошейник с шеи. Мази успокоили бы болезненную плоть, а потом няня скажет ему, что ее не волнуют недостатки мальчика.

Она простит ему его существование, прошепчет, что его мамэн на самом деле любит его и скоро придет за ним.

А потом он забудется сном, его страданиям придет конец…

Очередное завывание прервало его грезы, и он встряхнулся, снова внимательно изучив кусты и тощие деревья.

Так всегда было, он метался между необходимостью быть начеку, выискивая в окружающей среде признаки нападения… и попыткой найти приют в своих мыслях, сбежать оттуда, где он не мог спасти себя.

Накрыв голову рукой, он снова зажмурился.

Была и другая фантазия, которой он развлекал себя, пусть и не так часто. Он воображал, что его отец, о котором отказывалась говорить его няня, но который по представлениям Кора был свирепым воином, защищавшим расу, пришел к нему на боевом скакуне и спас, забрав с собой. Он представлял, как великий воин подзовет его к себе, усадит в седло перед собой и с гордостью назовет «сыном». Они пустят коня галопом, и грива будет бить в лицо Кору, пока они несутся навстречу славе и приключениям.

По правде, это было также маловероятно, как и его пребывание в самом доме…

Издалека послышался стук копыт, и на мгновение его сердце воспарило. Мог ли он своими мыслями призвать мамэн? Своего отца? Неужели невозможное стало возможным…

Нет, это не всадник верхом на коне. Это была роскошная карета, достойная короля, с позолоченным корпусом и подходящей двойкой белых лошадей. Сзади расположились два лакея, спереди — кучер в форме.

Привезли члена Глимеры, аристократа.

И да, когда лакей соскочил на землю и помог женщине в платье и мехах выйти из кареты, Кор понял, что не встречал в своей жизни никого прекрасней и хотя бы вполовину настолько же благоухающего.

Сдвинувшись, чтобы выглянуть из-за хибары, он поморщился, когда грубая кожа снова впилась в ключицу.

Величественная женщина даже не постучала, лакей распахнул перед ней скрипящую дверь.

— После рождения мальчика Харм сочетался браком. Все кончено. Ты свободна… он больше не станет удерживать тебя.

Его няня нахмурилась.

— Что ты сказала?

— Это правда. Отец помог ему с большим приданым, которое он затребовал. Сейчас наш кузен обрел достойную шеллан, и ты свободна.

— Нет, этого не может быть…

Когда женщины скрылись в доме, закрыв за собой дверь, Кор попытался подняться на ноги и заглянуть в окно. Через толстое, пузырчатое стекло он наблюдал, как его няня отступает назад в шоке и неверии. Другая женщина, однако, развеяла ее сомнения, после чего последовала заминка… и на его глазах произошли метаморфозы.

Воистину, невиданная радость поглотила его няню, словно она была потухшим камином, в котором вновь растопили огонь, исчез тот уродливый призрак, к которому он привык.

Она сияла, даже несмотря на ее лохмотья.

Ее губы шевелились, и хотя он не мог услышать ее голос, Кор понял, что она шептала: «Я свободна… свободна!».

Сквозь мутное стекло он наблюдал, как она оглянулась по сторонам, словно в поисках ценных вещей.

Она бросит его, подумал он, охваченный паникой.

И словно прочитав его мысли, няня помедлила и посмотрела прямо на него через стекло, пламя камина играло на ее раскрасневшемся, радостном лице.

Их взгляды встретились, и он положил ладони на поверхность стекла, умоляя.

— Возьми меня с собой, — прошептал он. — Не бросай меня здесь…

Другая женщина посмотрела в его сторону, и она поморщилась так, словно ей стало тошно при виде него. Она сказала что-то няне, и та, кто заботилась о нем всю его жизнь, ответила не сразу. Но потом ее лицо задеревенело, она выпрямилась так, будто противостояла порыву сильного ветра.

Он заколотил по окну.

— Не бросай меня! Умоляю!

Когда женщины отвернулись от него и вышли из дома, он бросился вперед, пытаясь нагнать их прежде, чем они скроются в карете.

— Возьмите меня с собой!

Он достиг конца цепи, и от рывка в районе шеи отскочил назад, жестко приземляясь на задницу, из легких вышибло воздух.

Женщина в прекрасных одеждах даже не взглянула на него, собрав юбки и пригнув голову, забираясь в карету. А его няня поспешила за ней, прикрывая рукой глаза, чтобы не видеть его.

— Помоги мне! — кричал он, впиваясь пальцами в цепь, царапая свою плоть. — Что со мной станет!

Один из лакеев закрыл позолоченную дверь. А потом доджен помедлил, прежде чем вернуться на свое место в задней части кареты.

— Недалеко отсюда есть приют, — сказал он хрипло. — Освободи себя и пройди пятьдесят лохенов[27] на север. Там ты найдешь других.

— Помоги мне! — закричал Кор, когда кучер щелкнул поводьями, и лошади рванули вскачь по земляной дороге.

Он продолжал кричать им вслед, но топот копыт становился все тише… пока не исчез вовсе.

Ветер дул вокруг него, дорожки из слез застыли на щеках, а сердце билось в его ушах, лишая слуха. От приступа страха ему стало так жарко, что он скинул плащ, и кровь полилась с его шеи на голую грудь и огромные штаны.

Пятьдесят лохенов? Приют?

Освободиться?

Простые слова, брошенные от приступа вины. Но ему никто не помог.

Нет, подумал он. Сейчас он мог надеяться лишь на себя.

Как бы ему ни хотелось свернуться в клубок и заплакать от страха и горя, он понимал, что должен взять себя в руки и найти убежище. И держа эту мысль в голове, он взял эмоции под контроль и обеими руками сжал цепь. Подавшись назад, он изо всех сил дернул свою привязь, пытаясь освободиться, и звенья протестующе заскрипели.

Пытаясь вырваться на свободу, он отстраненно думал о том, что карета не могла уехать далеко. Он мог бы попытаться догнать ее, если удастся освободиться и бежать достаточно быстро…

И также он сказал себе, что уехавшая женщина не была на самом деле его мамэн, что лгала на протяжении долго времени. Нет, это была его няня.

Потому что об ином было невыносимо думать.