Избранный

Глава 48

Сердце Блэя подскочило в груди, когда открылась дверь, и до него дошел запах его единственного-и-неповторимого.

Один плюс в курении — сигарета занимает руки. Минус — когда приходится стряхивать пепел, сигарета выдает дрожь в руках, если таковая имеется.

— Привет.

Блэй прокашлялся.

— Привет.

— Я рад, что ты здесь. — Пауза. — Не думал, что увижу тебя.

Какое-то мгновение Блэю хотелось закричать «Я тоже, говнюк». Но этот комментарий лучше оставить при себе, если он хочет выглядеть сильным, быть сильным… оставаться сильным.

Боже, ну почему у Куина такой шикарный запах?

— Я привез Рэмпа, — пробормотал Куин.

— Ты же собирался. — Но потом Блэй нахмурился. — А где Лирик…

— А, она тоже здесь. Да.

С юга прилетел легкий ветер и как балерина закружился по снежному ландшафту с легким оттенком голубого. Листья не сопровождали его, все было укрыто белым покрывалом, а еловые ветви на границе участка, согнувшиеся под тяжестью выпавших осадков, смогли облегченно вздохнуть, когда ветер освободил их от снежного бремени.

Боковым зрением, сквозь окна за спиной Куина, Блэй видел своих родителей в желтом, уютном свете кухни. Его мамэн, не слушая возражений, простояла за плитой почти шесть часов, восторг и предвкушение придавали ей сил после ночи и дня в клинике. Ее радость была настолько сильной, что почти забылись мучения на операционном столе, когда ей пришлось вправлять кость. Швы под гипсом. Что ей также придется через два дня вернуться в клинику на осмотр к доктору Манелло.

По крайней мере, Фритц смог отвезти их назад в тонированном минивэне. Хотя стоял день, когда Лирик выписали из клиники, родители после всего пережитого очень хотели вернуться домой, и Блэй уж точно не стал бы оспаривать их решение…

— У меня есть кое-что для тебя, — сказал Куин.

Когда мужчина засунул руку в пальто, Блэй покачал головой и затушил недокуренную сигарету.

— Зайдем в дом? Я замерз.

Блэй не дождался ответа, и, в сущности, ему было плевать.

Он зашел внутрь, и его снесла волна запахов, ассоциировавшихся с домашним уютом… вызывающих тошноту. Особенно когда Куин последовал за ним в кухню, хотя он исчез из поля зрения, его присутствие нисколько не уменьшилось.

Может, даже увеличилось.

— Чем я могу помочь? — Блэй с улыбкой обратился к своей матери.

Старшая Лирик сидела на стуле перед газовой плитой, жарила бекон с яйцами и французскими тостами.

— Ты можешь поздороваться со своими детьми, — сказала ему мама, оглянувшись через плечо. — И накрыть на стол.

Затушив боль, вспыхнувшую в груди, словно от удара, Блэй положил пачку «Данхиллс» возле домашнего телефона, подошел к раковине, чтобы помыть руки… и попытался приготовиться к встрече с малышами.

Нет, подумал Блэй, вытирая руки. Он не готов смотреть на те переноски. Сначала нужно взять себя в руки, иначе он сорвется.

Изобразить бурную деятельность перед ящиком со столовым серебром. Расставить красно-белые салфетки. Достать четыре тарелки.

За кухонным островом, занимавшим всю кухню, Куин и его отец обсуждали войну, человеческую полицию, футбольные матчи, плей-офф в НАСС[134] и начало игр в конференциях НАСС[135] по баскетболу.

Все это время Куин неотрывно смотрел на Блэя.

И мужчина был умен. Он понимал, что если предложит Блэю подойти к малышам, которые заснули в переносках, стоящих на столе, то это выйдет ему боком.

Черт возьми. Он больше не мог избегать детей. Собравшись с духом, Блэй сложил в одну кучу салфетки, вилки, ножи и все остальное, и подошел к столу.

Он попытался не смотреть. И потерпел крах.

В мгновение, когда его взгляд упал на малышей, пали все его щиты: все рассуждения о том, что ему следует оставаться третьей, незаинтересованной стороной, чтобы не причинить им боль, полетели в окно.

И словно почувствовав его присутствие, двойняшки проснулись и сразу задрыгали ручками и ножками, ангельские мордашки зашевелились, малыши заворковали.

Очевидно, дети узнали его.

Может, даже скучали по нему.

Медленно опустив то, что он держал в руках… не важно, что там было — что-то съедобное или столовый прибор, тостер, лопата или даже телевизор… Блэй наклонился к креслам.

Он открыл рот, но из него не вырвалось ни звука. Горло было сжато.

Поэтому придется довериться рукам. Ну и пусть. Малыши тоже не могли разговаривать.

Сначала он потянулся к Лирик, погладил ее по щечке, пощекотал мягкую шейку. И, он мог поклясться, она захихикала.

— Как моя девочка? — прошептал он хрипло.

Но потом он осознал, какое местоимение использовал… и резко зажмурился. НЕ мои дети, исправил он себя. Они — НЕ мои.

Да, конечно, Куин снова заскочил на поезд под названием «Семья». Но насколько его хватит? Когда у него снова поедет крыша от проблемы с Лейлой? Самое умное в его ситуации — принять удар, залечить рану так, чтобы она больше никогда не раскрылась… и уйти без оглядки.

И на этой ноте Блэй сосредоточился на Рэмпе. Какой он крепыш. Блэй твердо верил в то, что традиционные представления о мужских и женских ролях — конкретная ересь, и если Лирик захочет стать такой же крутой как Пэйн или Хекс, то Блэй ее поддержит. И наоборот, если Рэмп решит стать врачом или юристом и держаться подальше от боевых действий, то ничего страшного. Но, блин, они были так непохожи… хотя казалось очень важным не навешивать на малышей ярлыки. Он свято верил, что дети вольны…

Черт, опять его понесло. Он забыл о границах.

Услышав звон ножей и вилок, Блэй вскинул голову. Куин приступил к сервировке стола, занялся салфетками и серебром, склонив голову, с угрюмым выражением на лице.

Блэй прокашлялся.

— Я могу сам.

— Ничего. Я справлюсь.

В это мгновение Рэмп подбросил зловонную бомбу, достаточно вонючую, чтобы заслезились глаза.

— Ох ты ж… блин.

— Ага, — пробормотал Куин. — Ты бы знал, как пахло, когда он обделался перед приездом сюда. Я потому и опоздал. Будь добр, проверь его? Может, нам повезло, и это всего лишь газы.

Блэй стиснул зубы. Он хотел сказать парню, чтоб тот сделал все сам, но это было бы мелочно. К тому же в глубине души, он хотел подержать ребенка, и здесь были родители, которые старательно пытались не следить за ними.

Казалось, время остановилось, он ощутил, словно вся его жизнь и его понимание семьи сошлись в одной точке… и забавно, как порой бывает с жизнью. Ты живешь, создаешь связи и разрываешь их, двигаешься вперед в отношениях или скатываешься на дно, плывешь по морю своих чувств и чувств окружающих тебя людей… но, как правило, не видишь леса за деревьями, танцуешь под раз-два-три, принимаешь решения наобум, а не руководствуясь компасом и дорожными знаками.

Но потом, внезапно, кадровое окно фотоаппарата открывается так резко, что ты впадаешь в экзистенциальный шок, и приходится раскрыть, наконец, глаза и понять, что «да, вот, где я нахожусь».

Стою над ребенком, который обделался в своих штанах, и собираюсь разобраться с этим.

Куин уселся прямо напротив Блэя.

— Я скучаю по тебе. Они скучают по тебе, — сказал он едва различимым голосом.

— Я их дядя, — услышал Блэй свой ответ. — Ясно? Всего лишь дядя.

Дрожащими руками он расстегнул ремешки и взял Рэмпа. Высоко задрав зад парня, он прижался к нему носом и сделал глубокий вдох.

— Хьюстон, все чисто, — сказал он хрипло. — Повторяю, это всего лишь газовое облако. Прорыв силового поля не зафиксирован.

Устроив сына Куина на локтевом сгибе, Блэй опустился на стул и начал играть с Рэмпом, водя пальцами перед его глазами.

— Ну, кто голодный? — радостно спросила его мама. Будто решила, что все хорошо лишь потому, что он держал ребенка.

— Вы посмотрите на его рефлексы, — заметил его отец, когда кулачки Рэмпа ловили пальцы с возрастающей точностью. — Куин, это точно твой ребенок.

— Да, — согласился Блэй. — Это так.

***

Лейла потеряла счет тому, сколько раз они занимались любовью. Дважды на диване. Потом в душе. Еще три раза в кровати?

Лежа в темноте, бок о бок со своим мужчиной, поглаживая его массивное плечо, чувствуя его дыхание на своей шее, она улыбнулась. Ненасытность — ценное качество, когда это касается любовника в твоей жизни.

А Кор был очень, очень ненасытным мужчиной.

Внутренняя сторона ее бедер болела. Лоно ныло после долгого секса. А его запах покрывал ее тело, изнутри и снаружи.

Она ничего бы не изменила.

Ну, разве что кроме одной вещи…

— Что тревожит тебя? — спросил Кор, поднимая голову.

— Прости?

— Что не так?

Не стоило удивляться его способности прочитать ее настроение даже в полудреме и кромешной темноте. Мужчина поразительно чувствовал ее, и речь была не только о сексуальной стороне отношений.

— Лейла?

— Я просто не хочу, чтобы ты уходил, — прошептала она. — Мне невыносима сама мысль не…

Когда она замолчала, Кор опустил голову и поцеловал ее горло. Лейла не удивилась, когда он ничего не сказал в ответ. Да и что здесь можно сказать? У нее были дети, и как бы она не любила Кора, она не увезет их в Старый Свет. Детям нужен их отец.

И Куин никогда не допустит этого.

— Не думай об этом, моя женщина.

Он был прав. У нее вся жизнь впереди на то, чтобы скучать по нему. Зачем начинать сейчас, когда он все еще с ней?

— Я так мало о тебе знаю, — прошептала Лейла. — Как ты рос? Где бывал? Как оказался в новом Свете?

— Нечего рассказывать.

— Или ты просто не хочешь, чтобы я знала.

Молчание ответило за него. Но Лейла могла о многом догадаться из того, что прочитала о нем в документах Святилища. Воистину, у нее болела душа при мысли о жестокости, что он пережил в детстве… особенно когда она думала о Рэмпе. Сама мысль, что родной человек может отвернуться от невинного дитя только из-за дефекта, за который младенец не в ответе?

Думать об этом было невыносимо, и все же она ничего не могла с собой поделать.

— У нас осталось так мало времени, — сказала она тихо… хотя пообещала себе не зацикливаться на расставании. — Как только ты найдешь своих соратников, ты приведешь их к Рофу, и они принесут клятвы… а потом ты уедешь. За оставшиеся ночи я должна прожить целую жизнь.

— Ты будешь жить дальше.

— И ты тоже, — возразила она. — Просто мы будем не вместе. Поэтому, прошу, откройся мне. Пока у нас есть время… покажи все, добро и зло, чтобы я узнала всего тебя.

— Если ты не хочешь тратить время впустую, то забудем про болтовню.

Но когда он попытался поцеловать ее, она не позволила ему приблизиться.

— Я не страшусь твоего прошлого.

— А стоит, — сказал Кор тихо.

— Ты ни разу не причинил мне боли.

— Тебе известно, что это неправда.

Когда она вспомнила, как он отверг ее, Кор сел, включил свет и вытащил ноги из-под покрывала. Но он не ушел.

Она хотела прикоснуться к нему, провести ладонью по спине, успокоить его, когда он уткнулся головой в руки. Но знала, что его не стоило трогать.

— Я чувствую твои сожаления, — прошептала Лейла.

Кор молчал какое-то время, но потом сказал:

— Порой человек попадает под влияние… — Он резко покачал головой. — Нет, я сделал все сам. Никто не заставлял меня. Я последовал за злом, творил злые деяния, и лишь я ответственен за это.

— Расскажи мне, — прошептала она.

— Нет.

— Я в любом случае буду любить тебя.

Кор напрягся, а потом медленно повернулся к ней. На его лицо опустились резкие тени… но они не могли сравниться с теми, что залегли в его глазах.

— Ты не ведаешь, что говоришь.

— Я люблю тебя. — Она коснулась его руки и выдержала резкий взгляд, побуждая оспорить ее слова. — Слышишь? Я люблю тебя.

Кор покачал головой и отвел взгляд.

— Ты меня не знаешь.

— Так помоги мне в этом.

— И рискнуть, дав тебе основание вышвырнуть меня? Ты говоришь, что хочешь провести оставшееся время вместе со мной. Я гарантирую, что этому не бывать, если ты узнаешь обо мне больше, чем знаешь сейчас.

— Я не вышвырну тебя.

— Моя мамэн вышвырнула. Почему с тобой должно быть иначе? — Он снова покачал головой. — Может, она знала, какой дорогой я пойду. Может… дело не в моей губе.

Лейла понимала, что нужно аккуратно выбирать слова.

— Твоя мама отказалась от тебя?

— Меня отправили к няне… какой-то женщине… но она тоже покинула меня.

— А что твой отец? — спросила Лейла напряженно. Хотя кое-что знала об этом.

— Я считал Бладлеттера своим отцом. Этот мужчина сказал, что он мой отец, но позднее я узнал, что это была ложь.

— Ты никогда… никогда не пытался узнать, кто твой настоящий отец?

Кор расслабил руки, потом сжал в кулаки.

— Я пришел к осознанию, что семья по выбору важнее той, с которой тебя связывают общие гены. Мои люди, мои солдаты, они выбрали меня. Они решили последовать за мной. Они — моя семья. Те двое, что зачали меня и произвели на свет, а потом покинули меня, когда я был неспособен выжить без чужой помощи? Незачем мне знать их имена и местонахождение.

Сердце Лейлы пронзил чистый страх, когда она представила сначала новорожденного малыша, потом мальчика, неспособного защитить себя, а затем — претранса, который прошел изменение без должного присмотра.

— Но как ты выжил? — выдохнула она.

— Я делал то, что должен был. И я сражался. У меня всегда был талант к сражениям. Это единственное наследие моих родителей, которое принесло мне пользу.

— А твое превращение… как ты пережил превращение?

Это был честный вопрос, ведь Лейла не встретила этой информации в его биографии.

— Я отдал шлюхе, что обслужила меня, дом, в котором жил. Я должен был заплатить ей, иначе она не дала бы мне вену. Это казалось честной сделкой — жизнь за крышу над головой. Я решил, что смогу найти другое жилье, так и вышло.

Сев, Лейла натянула простыни до подбородка.

— Я бы не смогла поступить так с ребенком. Просто не смогла бы.

— Поэтому ты — достойная женщина. — Он пожал плечами. — К тому же, я родился уродом. Уверен, что они оба предпочли бы, чтобы я умер в утробе или при родах… даже если бы это убило мою мамэн. Пусть лучше ребенок умрет, чем родить кого-то вроде меня.

— Это неправильно.

— Такова жизнь, и тебе это известно.

— А потом ты отправился в военный лагерь.

Кор посмотрел на нее, на его лице было жесткое выражение.

— Ты намерена вытащить признание из меня, да?

— Не нужно скрываться от меня.

— В таком случае, ты захочешь узнать, как я лишился девственности? — резко спросил Кор. — Ну?

Лейла зажмурилась.

— Да.

— О, подожди. Думаю, мне стоит уточнить. Ты желаешь узнать, когда я впервые поимел женщину… или когда у меня был первый секс? Потому что эти два события не взаимосвязаны. Первое стоило мне в десять раз дороже обычной таксы у шлюх в Старом Свете, и сразу же после секса она бросилась к реке, желая отмыться от меня. Женщина так резво сиганула в воду, и я подумал, что она решила утопиться.

Лейла сморгнула слезы.

— А… последнее.

Его лицо исказила ярость.

— Меня поимел солдат. Перед всем лагерем. Когда я проиграл ему бой. После этого я часами истекал кровью.

Закрыв глаза, Лейла зашептала молитву.

— Все еще хочешь меня? — протянул Кор.

— Да. — Она открыла глаза и посмотрела на него. — Я не считаю тебя грязным. Ты не стал менее мужественным в моих глазах.

Ее напугала его улыбка, настолько холодной и чужой она была.

— Кстати, я делал то же самое с другими. Когда побеждал в бою.

Лейла ощутила столь сильную и не проходящую печаль, что даже не было слез. И она знала, почему он делал это. Кор снова пытался оттолкнуть ее, заставить бросить его, чтобы она сама не прогнала его. Однажды он уже поступил так, и что еще можно ожидать от мужчины, которого отвергали всю жизнь?

— Все еще хочешь это? Все еще думаешь, что любишь это? — Когда она не ответила, Кор указал на свое лицо и тело, словно они принадлежали кому-то другому. — Так что, женщина, каким будет твой ответ?