Глава 11. Все, что скажешь

Алена

Вроде все те же кованые ворота. И дом не изменился.

Но теперь выглядит иначе. Помпезнее, благороднее.

Неизменная охрана на воротах, территория освещена, как плацдарм для посадки самолета, увешана камерами, как украшениями.

— Вы к кому? — сурово спрашивает охранник, выходя за ворота.

Я его раньше никогда не видела, значит, это кто-то из новеньких. Хотя меня не было в жизни Стаса пять лет, а за это время могло многое измениться.

— Я к Станиславу, — говорю хриплым от рыданий голосом.

— Как вас зовут? По какому вопросу? — разговаривающая каменная глыба, вот кто этот охранник.

— Алена. Я по личному вопросу. Касается жизни и смерти. Пожалуйста, позовите его как можно скорее, у меня правда нет времени, — я практически пищу, слезу текут по щекам.

Я готова хоть встать на колени, на что угодно согласна, только пусть мне помогут.

Шкафообразный мужик уходит, а я вытираю мокрый нос и поднимаю глаза к небу.

— Пожалуйста, — шепчу тихо в черный небосвод без единой звезды, — пожалуйста, пусть он поможет. Пусть мой сын найдется.

Я бы никогда не пришла к Стасу. Я научилась жить без него. Решать все проблемы, даже самые сложные. Улыбаться и мечтать без него. Забыла его. Могу стирать из памяти все теплые моменты с ним. Умею выжигать его образ, оставляя на душе шрамы, лишь бы не было перед внутренним взором его лика.

А еще я научилась врать самой себе.

Охранник возвращается и жестом приказывает проходить внутрь. Быстро шагаю по участку и поднимаюсь по ступенькам. В дверях меня встречает женщина в возрасте, одетая в униформу. Смотрит на меня шокированным взглядом и хватается за сердце. Еще бы… даже боюсь представить, как выгляжу со стороны.

— Деточка… — не знаю, что она хочет сказать, но я перебиваю ее:

— Где он? — у меня нет времени на расшаркивания, нет времени на жалость.

Извинюсь перед ней потом, когда обниму сына.

Женщина спешит вглубь дома, и я иду следом знакомым коридором. Тут все изменилось. И интерьер, и атмосфера. Теперь ничто не напоминает об этом месте как о доме криминального авторитета. Современный интерьер с мебелью бежевого цвета и светлыми стенами. Живые цветы в больших кадках. Даже запах витает такой, будто работают ароматизаторы, как в отеле. Возле двери кабинета позволяю себе секундную заминку и толкаю дверь.

Заходить внутрь страшно и, откровенно говоря, нет ни малейшего желания. Картины прошлого преследовали меня долгое время, но сегодня приоритеты совершенно другие, и то, что было прошлым, отошло на задний план.

В кабинете Севера приглушен свет. Мужчина сидит за столом. Белая рубашка обтягивает массивные плечи и широкую спину. В воздухе витает аромат. Его аромат — тяжелый парфюм, перемешанный с запахом дорогого табака и беспощадного цинизма. На лицо Стаса падают тени от настольной лампы, скрывая от меня его выражение.

Он поднимает голову и откладывает бумаги в сторону. Осматривает меня с ног до головы, и я невольно подбираюсь, выравниваю спину. Чем выше поднимается его взгляд, тем более хмурым становится лицо. Наконец Стас находит мои глаза и произносит:

— Рассказывай. — Вот он, Север.

Воистину ледяной бог, не ведающий тепла, не знающий трепета и нежности. Он считывает любую мимику и всегда четко знает, что нужно делать. Сейчас он увидел мое опухшее лицо и моментально сделал выводы, именно поэтому нет ничего лишнего. Все коротко и по делу.

Буквально в два шага подхожу к его столу, становлюсь напротив Стаса и опираюсь руками в столешницу. Через подкатывающие рыдания набираю полную грудь воздуха и выдаю дрожащим голосом:

— Мой сын пропал два часа назад. Найди его. Только ты можешь мне помочь! — последние слова уже попросту выкрикиваю и срываюсь в рыдания.

Стас быстро поднимается, обходит стол, разворачивает меня и становится напротив. Я сразу же ощущаю себя слабой девчонкой рядом с этой стеной, за которой и спрятаться не страшно. Чувствую защиту, исходящую от него, но ведь это совершенно глупо! Мне никто ничего не обещал, сейчас он может попросту развести руками и отправить меня домой — мол, ничем помочь не могу.

Но где-то в глубине души я знаю, что он так не поступит. И не потому что я это я. А потому что, несмотря на всю тьму, клубящуюся в нем, мимо такой беды он не пройдет.

— Молю тебя, Стас. Я сделаю все, что скажешь! — говорю я из последних сил и ссыпаюсь к его ногам, проваливаясь в темноту.

Прихожу в себя тяжело. Виски пульсируют, во рту сухо, к горлу подкатывает тошнота. Резко сажусь на диване и со стоном обхватываю голову.

— Ну-ну, тише! — произносит рядом со мной девушка лет двадцати и протягивает стакан с водой. — На, выпей. Там успокоительное. Хорошее, я из Англии привезла.

Не сводя с нее взгляда, залпом выпиваю воду. Невероятно красивая девочка. Словно нимфа, фея из сказки. Глаза как блюдца, волосы темные, блестящие. Вся она такая мягкая, нежная, хрупкая. Улыбается виновато и гладит меня по руке, пытаясь успокоить.

— Отец найдет его, — говорит мягко, но уверенно. — Обязательно найдет. Ты только держись, ладно?

И только тут я включаюсь в реальность, понимая, как изменилась комната. Сколько я была без сознания?

В кабинете куча мужчин. Спорят, что-то обсуждают, смотрят огромную карту на столе. Из толпы выделяется Стас и подходит ко мне. Садится на корточки напротив и говорит нервно:

— Мы ищем, Алена. Взяли у полиции все данные, что у них были. Подняли наших людей. Мы найдем твоего сына. Обещаю.

Он говорит это, и я верю. Хотя умоляла себя: больше никогда и никому не верить, но я рушу тот замок из песка обещаний. Снова вслушиваюсь в его слова, но теперь это другая правда, в которую не верить невозможно.

Стас встревожен, но старается выглядеть спокойным. Он не касается меня, не гладит по руке, как девушка, чтобы успокоить, но даже слов мне хватает, чтобы довериться ему.

— Понимаешь меня? — спрашивает настойчиво, наверняка думая, что у меня поехала крыша.

— Да, — отвечаю хрипло, потому что дурнота не проходит.

— Теперь твоя задача взять себя в руки. Остальное доверь мне.

— Хорошо, — говорю тихо и киваю.

— Оль, отведи Алену в уборную, ей надо привести себя в порядок, — просит он.

— Конечно, пап.

Девушка тянет меня за локоть и выводит из шумного кабинета, проводит в ванную комнату и помогает. Я благодарна ей от всего сердца, ибо понимаю, что нахожусь в полнейшей прострации и даже элементарно не соображаю, что надо бы собрать волосы в хвост, прежде чем наклониться над умывальником.

Обращаю внимание, что стою босиком — с меня кто-то снял туфли на высоком каблуке.

Поднимаю глаза и смотрю на свое отражение. Боже! И это я? Лицо опухло, глаз не видно. Тушь размазалась по щекам и носу. Намыливаю руки и смываю остатки макияжа, а после плещу себе в лицо холодной водой и резко распахиваю глаза. Выпрямляюсь, и только тут до меня доходит…

Я оборачиваюсь, смотрю на девушку, которая сидит на бортике ванной, и бормочу нелепое:

— Папа?

Загрузка...