Алена
— Привет, красивая, — гость сидит за самым неприметным столиком и потягивает эспрессо.
Я давно обратила на него внимание. Высокий, широкоплечий мужчина в шикарном костюме. Волевой подбородок, внимательные темные глаза и черные волосы. Сколько ему? Лет тридцать пять, не больше.
Сразу видно: сильный мира сего, кому все и всё подвластно. Он зачастил к нам.
— Добрый день. Вы просили позвать управляющего. Меня зовут Алена, чем я могу вам помочь?
Ноги едва держат. Он поднимает взгляд и смотрит мне прямо в глаза, а кажется, будто бы в душу. И вот тут я понимаю — пропала. Как глупая девчонка пропала.
— Посиди со мной, красивая Алена, — звучит как просьба, но в голосе столько стали, что сомнений не возникает: это приказ.
Сглатываю ком и выговариваю с трудом, стараясь, чтобы было не слышно, как стучат мои зубы:
— Прошу прощения, персоналу не разрешено присаживаться за столик к гостям, — Мамочки, я сейчас грохнусь в обморок. — Могу я еще чем-то вам помочь?
Губы мужчины трогает едва заметная улыбка-насмешка. Он встает, а мне только и остается, что поднять подбородок и заглянуть в его глаза. Темнота обволакивает, опаляет запахом тяжелого парфюма и сигарет, и я готова купаться в этих ароматах.
Он отодвигает стул, берет меня за локоть и усаживает за стол.
— Давай же, красивая Алена, не нужно бояться. Не обижу.
Сколько я иду?
Где мои умные часы?
Точно. Не умная я забыла умные часы дома. Какая ирония.
Резко выхожу из ступора и останавливаюсь посреди тротуара. Обнимаю себя руками, пытаясь согреться, и оглядываюсь.
По телу проходит дрожь. То ли от холода, то ли от нервного напряжения. Как хлыстом, по лицу бьют воспоминания, и я поднимаю ладони к лицу, с силой вдавливая их в глаза, причиняя себе отрезвляющую боль.
Зубы стучат. Еще бы. Осень в разгаре, а я вышла из дома в одной толстовке, хотя не помешало бы накинуть куртку. Отнимаю руки от лица и смотрю на них. Мокрые.
Натягиваю рукав толстовки на пальцы и размазываю слезы по лицу. Даже не заметила, что плакала. Вот так, ушла в себя просто в одно мгновение. Даже не помню, как покинула дом Северова. Кто мне открыл дверь?
Может, меня вообще пинками под зад вытолкали из особняка богатого дяди?
Через приложение вызываю такси и жду его, кажется вечность.
Уже дома, в квартире, не включая свет, иду в спальню. Скидываю с себя одежду и кутаюсь в два одеяла, как в кокон. Постепенно холод уходит, измученный переживаниями организм расслабляется, и я проваливаюсь в спасительный сон-воспоминание.
Быстро прощаюсь с персоналом и выхожу на улицу. Честно говоря, я стараюсь не ходить по ночи в одиночку, но сейчас нужно проветрить голову, тем более после разговора со Стасом.
Не успеваю я сделать и пары шагов, как передо мной вырастает тень. Знакомый голос стелит бархатом:
— Алена, ты разве не знаешь, что бродить одной по ночам небезопасно?
Неконтролируемо дергаюсь. Он что же — поджидал меня тут?
— Я… я просто решила прогуляться, подышать свежим воздухом.
— Садись, подвезу тебя, — Стас указывает на дверь машины, а я качаю головой.
— Нет, спасибо. Мне пора, простите, — спешу обойти его, но куда там. Разве мимо этой скалы можно так просто прошмыгнуть?
Стас перехватывает мою руку и сжимает в своей большой горячей ладони.
— Что ж, раз не хочешь садиться, то пойдем вместе, котенок.
— Почему котенок?
— Потому что ты как кошка, гуляешь сама по себе. Только до кошки еще дорасти надо, — усмехается, но как-то тепло.
Смотрит на меня сверху вниз, и я действительно ощущаю себя крохотной рядом с таким громилой.
Мы проходим двенадцать кварталов до моего дома. Это были самые лучшие двенадцать кварталов в моей жизни. Это была лучшая ночь в моей жизни. Это был лучший мужчина в моей жизни.
Трель дверного звонка кажется совершенно чужеродной, а мне просто хочется провалиться обратно в свой сон.
Не без труда разлепляю глаза и буквально стягиваю себя с кровати. Надеваю теплый халат и кутаюсь в него.
Грешным делом думаю: а вдруг это Стас? Пришел извиниться или, может быть, все объяснить?
Но нет, на пороге стоит моя встревоженная подруга Рита:
— Черт, Ален, я так испугалась за тебя! Куда ты пропала?! Почти сутки не отвечаешь на звонки.
Гоша — так я привыкла называть подругу — хватает меня за рукав и затягивает на кухню, усаживает на стул и садится на колени передо мной.
— Скажи, что тебя никто не обидел. Пожалуйста, скажи, что тебе никто не причинил боль, — в ее голосе тревога, а на глазах слезы.
— Рит, прошу, не кричи, мне и так плохо, — массирую пальцами виски, пытаясь унять пульсирующую боль. — Бросили меня, ясно тебе? Ничего, не смертельно, переживу.
— Я так и знала, что у тебя кто-то был! — Рита поднимается на ноги, придвигает стул и ставит рядом с моим.
— Ничего не расскажу, прости. Могу поделиться только одним: я беременна.
Она молчит. Я молчу. Нам нечего друг другу сказать, потому что этой новостью ошарашены обе.
— Что делать будешь? — спрашивает подруга севшим голосом.
— Прямо сейчас приведу себя в порядок, налеплю дюжину патчей на все лицо, пообедаю, соберусь и поеду на работу.
— А дальше-то? С ребенком что, Ален? — Риткин голос дрожит, но мне и без того тошно.
— Не знаю, Рит. Не мучай хоть ты меня! — выпаливаю все, на что хватает сил.
Подруга притягивает меня к себе и крепко обнимает. Гоша проводит со мной весь день. Не знаю почему — то ли она боится, что я что-то сделаю с собой, то ли просто хочет быть рядом и поддержать.
Мне же дико больно. Кажется, кто-то прожег огромную дыру в груди, и теперь мне не вдохнуть и не выдохнуть. Будь у меня панцирь, я бы с удовольствием спряталась в него, но у современных принцесс нет панцирей, а вот работа, которая кормит, — есть. Именно поэтому я собираюсь на нее.
Когда все хреново на душе, картинка должна блистать так, чтобы никто не заметил тоски в глазах. Примерно с таким девизом я выбираю самое потрясающее платье, накручиваю локоны, надеваю самые убийственные шпильки и еду на работу.
День отрабатываю на автопилоте, собирая комплименты от коллег и гостей. Лучезарно улыбаюсь и решаю рабочие вопросы.
Возвращаюсь домой. Трясущимися от нервов руками достаю ключи и юркаю внутрь квартиры. Не включая свет, прислоняюсь лбом к двери и впервые за день выдыхаю. Сбрасываю с себя маску. Закрываю глаза, которые невыносимо печет, и уговариваю саму себя не раскисать. Не надо больше слез. Только не это.
Сил нет. Я с трудом отлипаю от двери и сажусь на пуфик.
В темноте коридора мерещатся тени, монстры, поджидающие меня. Я их не боюсь, в моей жизни есть реальный монстр пострашнее фантомных.
Именно он отделяется от стены, включает свет и произносит:
— Ну привет, котенок.