Измена. Наследник мэра (СИ)

Глава 16. Сын

Стас

Тимофей. Сильное имя, идеальное. Северов Тимофей Станиславович. Лучше я бы и не смог придумать, Алена отлично постаралась.

Это не новость. Это гром среди ясного неба, взрыв атомной бомбы, не меньше.

Единственная женщина, с которой я когда-то был счастлив, родила от меня ребенка. Сына. Мое продолжение. Я вижу себя в нем, в каждой черте, в каждом движении. Сомнений в том, что он мой ребенок, нет — даже тест на отцовство делать не нужно.

Наливаю себе виски и осушаю стакан до дна. Бухаю как конченая алкота, но иного выхода я не вижу. Спать идти бессмысленно — я попросту не усну.

Много всего было в моей жизни. И почву из-под ног выбивали не раз, но чтобы вот так…перевернулось все с ног на голову. Такого со мной никто никогда не делал, и именно поэтому я нахожусь в полной растерянности.

Воспаленный мозг пытается найти выход, придумать план, который бы разрешил всю ситуацию. Для меня все просто: ребенок — мой. Женщина — моя.

Я злюсь на Алену, хоть и понимаю ее уязвленное самолюбие, мотивы и обиду. Стараюсь поймать волну здравой мысли, ведь, по сути, эта ситуация оказалась мне на руку — мой ребенок был под защитой. Конкуренты не знали о его существовании, поэтому Тиму ничего не грозило. Да, он жил вдали от меня, да, я не участвовал в его жизни, но зато впереди целая жизнь, чтобы исправить все. Болезнь… хорошо, что я вовремя задался вопросом поиска Алены и успел быстро среагировать. Сыну помогли, болезнь в прошлом.

У меня есть сын, и я больше не упущу своего шанса. Теперь я буду видеть, как он растет, и участвовать в его жизни.

Тема сожителя Алены так и остается открытой. Кто он ей и что делал рядом с моим сыном?

Достаю из сейфа бумаги, которые собрали на Алену не так давно, и ищу имя этого мужика. Виктор. Точно. Смотрю свидетельство о рождении сына: Захаров Тимофей Александрович.

Какой же я придурок — два и два не сложил.

Так. Стоп. Почему Александрович? Смотрю на копию паспорта Алены: Захарова Алена Александровна. Понятно, значит, дала сыну отчество по своему отцу.

Не стала указывать настоящее отчество. Обида колет иголкой, но в очередной раз торможу себя, уговаривая, что все к лучшему. Сама того не осознавая, Алена сделала все правильно. Фамилия и отчество — это мелочи, которые мы поправим быстро.

А вот как исправить остальное?

Наливаю очередную порцию виски и выпиваю.

Как всегда, алкоголь меня толком не берет. Только расслабляются какие-то узлы внутри, не более.

Тихо открывается дверь, и входит Марат. Оценивающе окидывает взглядом обстановку, поджимает губы. Плотно прикрывает за собой дверь, неспешно проходит внутрь и садится в кресло напротив.

— Празднуешь? — спрашивает тихо.

— Можно и так сказать, — улыбаюсь криво.

Впервые в жизни я растерян. Пытаюсь построить какой-то план действий, но мыслями постоянно возвращаюсь к своему ребенку.

— Что делать планируешь? — спрашивает Мар и откидывается в кресле.

Он тоже все понял, я видел это в его глазах, да и знаю, что Мар очень умный, мозг у него работает не так, как у многих других, многие вещи парень видит насквозь.

— Ты знаешь что, — пожимаю плечами, и Яд кивает в ответ:

— Какие будут указания?

— Пока что только слежка. Я не знаю, как отреагирует Алена на мое предложение, которое, на самом деле, сложно таковым назвать. У нее попросту нет выбора.

У нее нет выбора, потому что я не смогу их отпустить. Я отпустил ее однажды и во второй раз этого не допущу.

— А если она не захочет, Север? — неожиданно спрашивает Марат.

Поднимаю тяжелый взгляд на Яда. Он давно научился понимать меня без слов — как сейчас.

— Она захочет, Марат. А если не захочет, значит, сделаю так, чтобы захотела.

— Ребенка у нее заберешь?

— С дуба рухнул? — я едва не давлюсь вискарем. — Я не настолько поехавший. Марат, почему за Тимофеем никто не следил?

На скулах у Яда начинают ходить желваки. Так всегда бывает, когда он недоволен. И сейчас он недоволен собой.

— Все произошло очень быстро. Вчера ты сказал мне приставить человека, а сегодня Артем попросту не доехал до него — твой сын пропал раньше.

«Твой сын». Впервые эти слова произнесены вслух и режут больно.

— Я все исправлю, Босс, — говорит твердо. — Больше никаких осечек.

Киваю Марату и машу рукой, давая понять, чтобы он оставил меня одного. Парень кивает и уходит, а я наливаю себе очередную порцию.

Когда рассвет раскрашивает небосвод алым, я проваливаюсь в сон на неудобной софе в кабинете. Просто отключаюсь на час. Потом выныриваю из тревожного забвения и иду в душ. Без малого полчаса стою под ледяными каплями, до тех пор пока не перестаю чувствовать собственное тело. Привычными движениями привожу себя в порядок, надеваю свежие брюки и рубашку и выхожу на кухню, чтобы, как всегда, выпить кофе в одиночестве.

Обычно в такую рань в доме тихо, народ тут начинает собираться только к десяти утра. Слышу аппетитный аромат, нехарактерный для этого времени.

Каково же оказывается мое удивление, когда я застаю на кухне Алену. Тимофей сидит за столом и весело болтает, его мать увлечена готовкой, а я замираю на мгновение, фотографируя в памяти этот момент, запоминая все, каждую деталь.

По кухне распространяется ароматный запах ванили, и я впервые за долгое время понимаю, что не отказался бы от завтрака из рук Алены. Когда-то давно она готовила для меня, и это казалось настолько правильным и естественным в наших отношениях.

На ней вчерашняя одежда, волосы заплетены в тугую косу и лежат на тонких плечах. Вся тонкая, хрупкая, как фарфоровая статуэтка. Но это только с виду. Внутри нее есть стержень, который мне предстоит не сломать, но настроить под себя.

— Стас! — восклицает Тимофей, и я невольно улыбаюсь сыну.

— Доброе утро, — произношу хрипло вмиг севшим голосом.

Подхожу ближе к сыну и протягиваю ему руку для приветствия. Тот с готовностью протягивает мне свою в ответ и пожимает по-детски крепко. Его лицо светлое, как заря над рекой. Чистое, открытое. Я замираю возле него и ловлю каждое его движение и мимику.

Мне хочется его схватить, заграбастать в объятия и прижать к себе, но я сдерживаюсь, чтобы не напугать ребенка.

— А мама готовит сырники. Будешь? — Тимофей спрашивает с такой надеждой, что я не представляю, как можно ему отказать.

— Если только для меня найдется парочка лишних, — говорю я и оборачиваюсь.

Алена разглядывает меня с интересом, а потом, будто бы опомнившись, резко разворачивается лицом к плите, отчего длинная коса бьет ее по попе. Аппетитной, ничуть не изменившейся попе.

Во рту мгновенно собирается слюна, и я не без труда отлепляю от Алены взгляд. Не хватало еще, чтобы Тимыч заметил, как я пускаю слюни на его маму.

— Парочка найдется, — произносит она, так и не обернувшись, увлеченно переворачивая румяные сырники. — Стас, прости, пожалуйста, Тимофей рано проснулся и попросил есть. Я тут похозяйничала, надеюсь, никого не оскорбила этим?

— Ты все правильно сделала, Алена, не нужно мне ничего объяснять, — стараюсь говорить как можно спокойнее, но ситуация в целом и присутствие этой женщины рядом просто не оставляют мне шансов на бесстрастие.

Алена оборачивается и бросает на меня мимолетный взгляд, а я сажусь рядом с Тимофеем и теперь так же с нетерпением жду своего завтрака, осталось только, как он, начать болтать ногами.

Завтрак не заставляет себя ждать, потому что Алена подходит и ставит перед нами две тарелки с аппетитными сырниками. Она задерживается возле меня и хмурится. Смотрит тяжелым взглядом и спрашивает с недовольством, как самая настоящая жена, только скалки в руках не хватает:

— Кофе? Или похмелиться?

Мои губы снова невольно растягиваются в улыбке. Полбутылки вискаря не прошли бесследно, чего уж тут. Впервые в жизни кому-то не нравится то, что от меня исходит запах алкоголя. Я уверен, что он минимальный, но этот акт недовольства что-то перещелкивает во мне. Это не забота, но и не безразличие. И я понимаю, что с подобным ночным времяпрепровождением покончено.

— Кофе, пожалуйста.

Алена готовит напитки, ставит перед Тимом, который практически за минуту умял три сырника, чай, а передо мной кофе.

Сама же садится напротив нас и крутит в руках чашку с чаем.

— Почему ты не завтракаешь? — стараюсь говорить равнодушно, но моя выдержка рассыпается в пух и прах.

— Кусок в горло не лезет, — отвечает она честно и отпивает чай.

Я же, следуя примеру сына, буквально за пару минут съедаю восхитительный завтрак и залпом выпиваю кофе. Внутри разливается непривычное тепло, как будто впервые в жизни все встало на свои места.

Алена барабанит пальцами с розовыми ноготками по столешнице и неожиданно выдает:

— Стас, нам нужно ехать. Тимофею в девять надо быть в реабилитационном центре. Остались финальные тесты, мы не можем их пропустить. Еще нам нужно забрать документы. Разговор придется отложить.

Сцепляю зубы, осознавая, что на данный момент ничего не знаю о планах Алены по контролю здоровья Тимофея, но быстро беру себя в руки:

— Хорошо. Игнат отвезет вас, и это не обсуждается. Поезжайте, но даже не надейся сбежать от меня, Алена. Твоя жизнь теперь в моих руках.

Алена замирает, а после кивает. Недовольна. Ей не нравится все происходящее, но кто теперь будет ее спрашивать?