— Лиля Сергеевна, вы извините, что потревожу… А как вы вообще разузнали, что Герман Александрович сегодня в столицу приедет?
Мой водитель не отрывал взгляда от дороги, но время от времени всё-таки поглядывал на меня в зеркало заднего вида.
Разузнала… Я, может, даже сподобилась бы горько усмехнуться, если сумела бы. Но у меня все мышцы лица судорогой стянуло. Будто я вся-вся застыла с тех пор, как моё сердце лопнуло и раскололось на миллионы осколков.
— Я ничего не разузнавала. Так… получилось. Случайно.
И нарочно такую случайность вряд ли придумаешь. Какой-то доброжелатель, видимо, постарался.
Мне в мессенджер скинули голосовое сообщение. Сообщение от моего мужа. И это не он ошибся получателем, потому что контакт был анонимный и в моём списке не значился.
Сообщение короткое, ясное, не оставлявшее простора для особых фантазий. И предназначалось оно совершенно точно не мне:
«Я уже в Москве. Будь готова. Встречаемся у меня на квартире часа через два».
Встреча. На квартире. Это при том, что у него одних офисных зданий в столице с полдюжины. И дураку ведь понятно, что речь не о деловых переговорах.
Но дело даже не в этом. А в том, что последние пару недель между нами творилось нечто странное, необъяснимое.
— Случайно? — Сашке в моём туманном ответе что-то не давало покоя.
Эх, Сашка-Сашка, неймётся хоть как-то обелить передо мной своего босса? Не получится. Не после всего, что я видела…
— Так вышло. Саш, это неважно. Неважно, как я узнала. Разве это что-то меняет?
Охранник пожал широченными плечами:
— Не знаю, но…
— Но что?
— Да просто… меня когда Герман Александрович за вами отряжал, поинтересовался.
Внутри что-то кольнуло.
— Что он спросил?
— Да ничего такого-то и не успел. Он меня торопил, чтоб я вас нагнал и сопроводил. Но он думал, может, я знаю, как вы в Москве очутились.
Что ж он так распереживался? Будет теперь гадать, где мог проколоться, проговориться?
Да одного его хмурого вида и отстранённости в последние дни за глаза хватило, чтобы и безо всяких поездок начать подозревать.
Герман был против того, чтобы я работала. И, конечно, против корпоратива. Вот только после праздника по случаю дня рождения нашей фирмы он вёл себя как обычно. Не злился и претензий мне не предъявлял.
Странности начались значительно позже.
Я знала, что Герман меня ревновал. Не то чтобы часто, но такое случалось. И у него были на то причины. Эту боль он с собой притащил из прошлых, сильно изранивших его отношений. И эту рану, видимо, даже я не смогла залечить. Скорее уж, наоборот.
Но я держалась за свою работу ещё и потому, что именно там мы с ним познакомились. Глупо и сентиментально? Пусть. Но так уж сложилось, что мне моё место с тех пор стало во сто крат дороже.
Герман увидел меня в окошке нашей винтажной цветочной лавки, когда останавливался на светофоре.
Чистая случайность. Шанс на миллион.
Если бы он не повернул тогда голову, не выглянул в окно своего роскошного Audi, никогда позже не вошёл бы в нашу лавочку и не придумал банальный предлог:
— Мне нужен букет. Для матери.
— А какой повод? — при взгляде на посетителя у меня дыхание перехватило, до того он был хорош и совсем не соответствовал нашему скромному интерьеру в своём шикарном деловом костюме.
— Без повода, — его губы тронула тень улыбки. — Чтобы дарить любимой женщине цветы, повод не нужен.
А спустя пару недель букет из ста белых роз доставили прямиком к порогу моей съёмной квартиры.
Я над этим букетом море слёз пролила, но для проформы вознегодовала, мол, у меня и ваз-то столько не сыщется, чтобы все розы сберечь.
Спустя час в мою крохотную квартирку доставили дюжину молочно-белых дизайнерских ваз.
Воспоминания жгли калёным железом.
Но ладно бы только воспоминания. Все настоящие испытания оказались впереди, когда мы наконец добрались до нашего загородного дома.
Выбравшись из авто, я побрела к крыльцу, отказавшись от Сашкиных попыток сопроводить меня чуть ли не до самой спальни.
Мне нужно побыть одной. Собрать вещи. Решить, куда я съеду отсюда хотя бы на время.
Находиться под одной крышей с ним я попросту не смогу.
Я бросила взгляд на лежавшую у кровати дорожную сумку.
В роскошный дом Германа Ахматова я вошла, что называется, голой и босой. Такой отсюда и уйду. Мне ничего от него больше не нужно. Мне никогда ничего и не было от него нужно, кроме него самого.
Но стоило мне выйти из ванной, где я вместе со слезами смыла с лица остатки косметики, как дверная ручка лихорадочно дёрнулась и послышался глухой голос мужа:
— Лиля, открой. Сейчас же. Иначе я её вышибу.