– Ребенок должен родиться в законном браке, Саян.
Требование Ермолаевой даже звучит абсурдно. И самое раздражающее, что на меня она не смотрит.
Я жду, что Саян резко ее осадит, нагрубит или выгонет прочь, даже в крайнем случае вызовет охрану, чтобы выпроводили ее из клиники, но он молчит и задумчиво посматривает на меня.
И я поворачиваю в его сторону голову, решившись посмотреть в его глаза, так как он уже дыру во мне, кажется, прожег. В груди у меня, во всяком случае, полыхает пламя.
Челюсти его сжаты, брови нависли над потемневшими глазами, черты лица заострены, а сам он выглядит уставшим и в конец озверевшим, но при этом держит себя в руках. Даже поднимает граненый стакан, как бы воздушно чокаясь со мной. Выпивает бренди до дна, не отводя от меня своего взгляда.
Он смотрит на меня с вызовом. Требует, чтобы я отказала этой дряни и заявила на него свои права.
– Что здесь происходит? – раздраженно спрашивает Ермолаева, разглядывая нас и не понимая наш мысленный диалог.
Покажи, что я тебе небезразличен, Люба. Борись за наш брак.
Пошел ты к черту, Саян.
Хочешь, чтобы я женился на ней?
Хочешь, чтобы твое решение зависело от меня? Чертов ублюдок.
Даже мысленно я костерю его на всех ладах, не в силах справиться с обжигающей яростью и болью, от которой ломит конечности.
Что-то во мне перегорает в этот момент, пока Саян напивается и молчит, терзая и меня, и Ермолаеву, которая не знает, что делать в такой ситуации.
Возможно, она ждала, что откроет мне правду-матку о своей беременности, заставит меня отойти в сторону, и Саян упадет к ней в объятия. Предложит руку, сердце, свою фамилию и клинику в придачу.
Вот и чувствует себя теперь неуверенно, когда оказывается, что Саян не вздыхает с облегчением, что жена узнала правду, и не спешит сам подавать на развод.
– Любовь? – настороженно зовет меня Ермолаева, так и не достучавшись до всё сильнее пьянеющего Саяна, и я отвожу свой взгляд от мужа.
Становится неприятна вся эта ситуация.
Он будто не понимает, что унижает меня. Требует, чтобы я застолбила его, а сам не дает понять мне, что принадлежит только мне.
Наоборот.
Разведемся, и Ермолаева быстро станет Грачёвой, Люба.
Вслух Саян ничего не говорит, но я вижу все ответы в его глазах.
В этот момент, когда я решаю, что сказать этой Ермолаевой, раздается торопливый и громкий стук в дверь. Не дожидаясь ответа, кто-то извне толкает ее, так что мы все молчим.
– Любовь Архимедовна, по скорой привезли Феофанову, у нее кровотечение, – виновато говорит моя ассистентка Ольга, с любопытством просовывая голову в дверной проем. Не заходит полностью, явно боится реакции гавкающего весь день на сотрудников Саяна.
Я же хмурюсь. У Феофановой это вторая беременность. Первый ребенок появился на свет через кесарево, а с учетом проблем со вторым, в этот раз тоже только кесарево.
– Пусть срочно готовят операционную. Кто сегодня из хирургов в дежурной бригаде?
– Царёв
Выдыхаю.
Денис Царёв – лучший, так что я чувствую облегчение.
Он способен вытащить и мать, и дитя даже в самых неоднозначных ситуациях.
Не зря я убедила пару лет назад переманить Царёва из другого города, когда его обвиняли в неуставных отношениях с пациенткой. История не подтвердилась, а мы приобрели незаменимого кадра.
– Оль, сразу КГТ и УЗИ. Пусть анестезиолога предупредят, и кровь – на подхват. Минимум две дозы эритроцитарной массы, на случай массивной кровопотери.
Не тяни.
Я чертыхаюсь, что совсем нет времени, киваю Ольге, чтобы закрыла за собой дверь, и она нехотя подчиняется. Звука удаляющихся шагов я не слышу, но проверять, ушла ли она, снова открывая дверь, ниже моего достоинства.
Именно о нем в этот момент я почему-то думаю больше всего. Словно мое подсознание усиленно защищает меня от провокаций Ермолаевой.
– Разберись, Саян, самостоятельно, будь добр, меня пациентка ждет, – говорю я хмуро мужу и быстро вылетаю из кабинета, чувствуя на себе его тяжелый взгляд, пока не скрываюсь с поля его зрения.
А дальше наступают суровые рабочие будни.
Пациентка не в адеквате, переживающая за ребенка.
Агрессивный отец, требующий немедленно что-то предпринять.
Особенно радует в этой ситуации, что акушер-хирург в дежурной бригаде сегодня Царёв. Я не оперирующий акушер, пока не довелось повысить квалификацию, а он, пожалуй, единственный, кому бы я доверила даже свои роды.
Когда приходит заключение УЗИ и распечатка КГТ, он уже тут как тут.
– Что там? – коротко спрашиваю я, переживая за Феофанову.
– КГТ не радует, – бурчит он. – Базальный ритм 170, вариабельность почти нулевая, акцелерации отсутствуют, есть поздние децелерации. Хроническая гипоксия, по ходу, переходит в острую.
– УЗИ?
– Частичная отслойка плаценты. Гематома по задней стенке, объем околоплодных вод снижен, плацента зрелости третьей степени. Сердцебиение плода учащено, 178. Обвития нет, предлежание головное.
– Операционная уже готова.
– Ассистировать пойдешь?
Царёв поднимает бровь и смотрит на меня в ожидании. Выражение лица бесстрастное, и я сглатываю, чувствуя, как усиливается сердцебиение.
Раньше я не оперировала самостоятельно, Саян не то чтобы не разрешал, но не одобрял. Был уверен, что у меня тонкая душевная организация, и смерти, вынужденные и случающиеся пусть и не часто, но не так уж и редко, видеть мне ни к чему.
Рот уже открывается, чтобы отказаться, но в последний момент я осекаюсь и глупо моргаю.
У меня теперь начинается новая жизнь.
Когда-то я мечтала быть именно оперирующим акушером-хирургом, но всё откладывала, а потом и забыла о своей мечте.
Не сейчас ли лучшее время, чтобы вспомнить, наконец, о своих желаниях?
– Пойду, Денис.
Я поспешно и едва ли не вприпрыжку иду за Царёвым, а когда уже встаю перед дверью операционной, мысли невольно утекают к Саяну.
Но внутри всё равно что-то подтачивает меня, снова и снова возвращая сердцем к мужу. Как ни крути, а он моя первая любовь.
Сама мысль о том, что сейчас происходит в кабинете у Саяна, невыносимо терзает. Меня сильно беспокоит его опьянение, ведь он остался наедине с Ермолаевой, но когда дверь в операционную открывается, и я вхожу внутрь, выбрасываю все посторонние и лишние мысли из головы.
Разберусь со всем после операции.