Измена. Верну тебя любой ценой

Глава 15

– Любовь Архимедовна, не стоит, я сама выкину мусор после работы, – уговаривает меня Дарья Николаевна и тянется отобрать из рук мусорный пакет.

Я же уворачиваюсь и крепко сжимаю его, не собираясь отдавать ей его.

– Всё хорошо, Дарья Николаевна, мне не трудно.

Понимаю, что выгляжу глупо и странно, пытаясь выполнять не свою работу. Секретарь мужа наверняка еще и заметила, что я вся красная и бледная, если такое физически вообще возможно. Но именно так я себя сейчас и ощущаю.

Меня явно лихорадит, сердце не на месте, пульс зашкаливает, а голова кружится. Но всё, о чем я могу думать – это о гребаной упаковке от презерватива, который я нашла под столом мужа.

По дороге в собственный кабинет меня останавливают коллеги, что-то спрашивают, консультируются, а я отвечаю машинально, сразу же забывая, о чем шла речь, как только разговор заканчивается.

Мне кажется, что до своего логова, где я могу закрыться и выдохнуть, чтобы не показываться всем на глаза какое-то время, проходит целая вечность.

Минуты для меня во всяком случае превращаются в часы, и когда я запираюсь у себя, с трудом из-за дрожащих пальцев проворачивая ключ в замочной скважине, сразу же стекаю по двери на пол.

Ноги меня просто-напросто не держат, и какое-то время я сижу так в полной тишине. И плевать мне, что халат белый и чистый, а пол, несмотря на то, что его регулярно моют, грязный.

В этот промежуток времени мне всё равно и на грязь, и на репутацию, и на коллег.

В груди какое-то сосущее чувство пустоты, которое меня никак не отпускает, лишь усиливается по мере того, как больное воображение подкидывает мне разные варианты, как именно под столом Саяна оказалась квадратная фольга.

Мне даже хочется обмануться и поверить, что он использовал его, как обычный надувной шарик, или налил туда воды и кидался им в кого-то из нерадивых интернов под окном.

Но, как ни крути, я слишком хорошо знаю, что Саян не из тех, кто будет заниматься подобной ерундой.

Конечно, я уже доподлинно видела результат измены мужа. Его любовнице скоро рожать, пузо на нос лезет, а всё равно после его уверений, что связь с Ермолаевой была на один раз, новую измену я воспринимаю куда более болезненно.

Ведь один раз по пьяни – это одно, а повторный секс – это уже нечто большее, чем перепихон на одну ночь.

Я вдруг остро осознаю, что совсем не знаю, как всё случилось на самом деле в подробностях.

Ведь это всего лишь мое предположение, что Саян переспал с Ермолаевой по пьяни. А ведь причин может быть туева туча, и я никогда не узнаю правды. Он будет водить меня за нос и врать, лишь бы сохранить брак.

И, возможно, у него бы всё получилось.

Если бы не упаковка от презерватива, так удачно подвернувшаяся мне под руку.

Ополоснув лицо холодной водой, я беру мусорный пакет и присаживаюсь на собственный диван, высыпая содержимое мусорного пакета на пол.

Обычно я брезгливая, но сейчас меня настолько трясет, что плевать на новый дорогой ковер.

В ведре Саяна было не так уж много мусора, но я изучаю каждую выброшенную вещь, словно сталкерша.

Пустая бутылка от бренди.

Скорее всего, Саян сейчас в дупель пьяный, и я надеюсь, что сам он за руль не садился. Впрочем, такого никогда не было, но теперь я во всем сомневаюсь, чувствуя себя неуверенно и растерянно.

И особенно бесит, что даже после всего случившегося я о нем беспокоюсь. Ну неужели я не могу быть нормальной женщиной? Просто послать мужа и хлопнуть дверью. Стать совершенно к нему равнодушной по щелчку пальцев. Отомстить по-взрослому, в конце концов.

Один раз даже мелькнула мысль переспать с другим, чтобы сделать ему так же больно, как он сделал мне, но я сразу же ее отмела.

Не смогу. Слишком противно. Слишком уважаю себя и свое тело. А мысль эта… всего лишь эмоциональный порыв, ничего более.

Возвращаюсь к мусору, стараясь не касаться осколков от стакана, которые разлетелись по ковру в начале.

Кожура от банана.

В голове некстати всплывает мысль, что бананы усиливают выработку тестостерона. Либидо…

Смятая упаковка от влажных салфеток.

Саян вообще ими не пользуется…

Сами салфетки, к которым я не рискую прикасаться.

Одна из них окровавленная – та, что я нашла на полу.

Обертка от черного шоколада.

Саян такие любит.

И упаковка от презерватива. Одна.

Как бы я не ворошила шариковой ручкой мусор, сам презерватив так и не нашла.

Вместе с содержимым скручиваю ковер и вызываю охрану, чтобы сразу же выбросили. Единственное, что оставляю, это фото на память и сам квадратик фольги. Хватаю его брезгливо латексной перчаткой и кидаю в новый файлик. Пусть пока полежит в моем шкафчике.

И чем больше времени проходит, тем сильнее я хочу кинуть его мужу в лицо.

– Вы уверены, что ковер на мусорку, Любовь Архимедовна? Он же вроде новый, – с недоумением уточняет охранник сегодняшней смены, Степан Петрович.

– Уверена, я на него разлила анализы мочи, уронила штук семь баночек, – морщусь я, привирая охраннику.

Лучше подстраховаться, чтобы кое-кто ушлый не вздумал оставить ковер себе и не увидел содержимое. Не то чтобы кто-то может догадаться, в чем дело, но мне будет неприятно, если начнут задавать вопросы. А зная Степана Петровича, он еще брезгливее меня, точно отнесет ковер прямо к мусорным бакам.

Когда он уходит, я похлопываю себя по щекам и делаю то, чего обычно себе не позволяю без крайней необходимости.

Вхожу в систему наших камер видеонаблюдения. У меня есть доступ к камере в кабинете Саяна, так что я, немного поколебавшись, всё же открываю сегодняшнюю запись и проматываю ее к тому моменту, когда сама выхожу из его кабинета.

Надеваю наушники, включаю звук и нажимаю “плей”.

Сердце грохочет в ушах, так что я поначалу не слышу, говорят ли о чем-то Саян и Ермолаева после моего ухода, но вижу на экране, как она плавно поднимается с дивана и грациозной кошечкой подходит к моему мужу.

Саян не отлипает бедро от стола и мрачно взирает на нее сверху вниз. Затем что-то говорит, видимо, грубое, раз Ермолаева останавливается на расстоянии вытянутой руки от него.

Мне не видно ее лица, так как она стоит спиной к камере, но то, как она меняется, когда они с моим мужем остаются наедине, удивляет и вместе с тем раздражает. Эдакая сексуальная кошечка, вышедшая на охоту на чужой территории.

Похлопываю себя по щекам и перематываю назад, чтобы прослушать этот отрывок снова.

– Надо было прогнать ее раньше, любимый, – томно протягивает Ермолаева, вставая с дивана, и я сжимаю зубы, услышав ее голос, полный лживой патоки.

Она моментально из нуждающейся и бедной девчонки превращается в наглую охотницу за чужим счастьем.

– Рот закрыла! – резко осаживает ее Саян, раздраженно посматривая на входную дверь.

Выражения его глаз через экран не видно, но поза напряженная, а рваные резкие движения не скрывают его расстройства и настороженности.

– Ты почему разговариваешь так грубо с матерью своего ребенка? – возмущается Ермолаева, а затем снова меняет тактику. – Ну чего ты куксишься, Саян? Так ведь даже лучше, что она обо всем узнала. Нам больше не нужно будет скрываться, а тебе объяснять ей, почему ты разводишься.

Я холодею, услышав в ее голосе уверенность. На секунду мне даже кажется, что злость Саяна на нее и ее поведение напускная, и сейчас он притянет ее к себе, но, к моему облегчению, этого не происходит.

– Ты больная, или притворяешься? – качает он головой. – Я тебе сказал, что свою жену люблю и разводиться не планирую. А если ты еще раз явишься ко мне в клинику или подойдешь на пушечный выстрел к моей жене, я подниму все свои связи, тебя упакуют санитары, и остаток своей беременности ты проведешь в рехабе.

Угроза не действует на Лизу, и она пытается подластиться к моему мужу, всё больше вызывая во мне раздражение.

– Она пустышка, Саян, за все эти годы даже родить тебе не смогла. А я забеременела с первого раза. Ты только женись на мне, я рожу тебе еще детей, я ведь знаю, как ты мечтаешь о многодетной семье.

Ее слова бьют меня под дых, достигают самого сердца. Она ведь права.

Еще когда мы только поженились, муж часто говорил мне, что хочет построить со временем для нас просторный дом, в котором поместимся и мы, и наши дети.

– Хочу минимум троих, Любаша, пацана и двух девчушек, твоих мини-копий, – вспоминаю я его слова перед сном, и прикусываю нижнюю губу.

В сердце колет от мысли, что Ермолаева знает о потаенных мечтах моего мужа. И в отличие от меня, может воплотить их в жизнь.

– Тебе требуется лечение, Лиза, – мрачно выплевывает Саян, когда она снова пытается накинуться на него с поцелуями.

Он выставляет руку, не подпуская ее к себе, берет в руки телефон и что-то пишет. Но не мне. За это время мне от него не поступало ни вызовов, ни сообщений.

– Ты чего, Саян? Жены же твоей тут нет, зачем ты притворяешься и…

Она тянет руку, пытаясь прикоснуться к моему мужу, но он хватает ее грубо за кисть и отстраняет, не церемонясь.

– Будь проклят тот день, когда я с тобой связался! – рычит он и ставит пустой стакан на стол. – Ты вообще меня слышишь, Лиза?! Ты мне не интересна!

– Тогда почему я здесь, а твоя жена ушла? – задает резонный вопрос Ермолаева. – Где она? Нянькается с очередной пациенткой? А я здесь, Саян. Живая и готова нянчиться с нашими детками всю жизнь! И если ты ее так любишь, как говоришь, почему не вернешь ее? Почему меня не выгонишь?

Этот же вопрос себе задаю и я. Сердце мое кровоточит, и я не понимаю, почему Саян сразу же не выставил ее вон. Меж тем Ермолаева продолжает давить на моего мужа и причинять мне всё больше боли, вызывая в моей души сомнения. Они, словно зерна, прорастают внутри и всё сильнее закрепляются там корнями.

– Признайся, в глубине души ты уже любишь меня и нашего ребенка, а с ней не расстаешься из-за многолетней привычки. Да у нее даже гордости нет! Любая нормальная баба на развод сразу бы подала, узнай об измене мужа!

Она замолкает, когда Саян криво ухмыляется, не ведется на ее провокации.

– Не бери на себя слишком много, Лиза. Выбрось из головы всё, что придумала там себе воспаленным воображением. Единственная причина, по которой я тебя терплю – это ребенок. Твоя задача – родить его и…

Что “и”, я уже не узнаю. В этот момент Саяну звонят, и он, глянув на дисплей, сразу же отвечает.

– Подъехали? Отлично. Готовьте носилки, – мрачно произносит Саян и отключается.

– Носилки? – сразу же настораживается Ермолаева, но Саян идет к двери и отправляет секретаршу в архив.

После он затыкает сопротивляющейся беременной любовнице рот скотчем и насильно тащит к выходу, стреножив руки.

Я включаю запись с приемной, куда входят санитары с носилками. Ермолаевой ремнями фиксируют руки и ноги, а после выносят, не обращая внимания на ее метания. Видео с входа показывает, что ее грузят в скорую.

Саян что-то говорит водителю, а затем уходит, так ни разу и не обернувшись.

Я же холодею, догадавшись, куда ее везут.

Преисполнена ли я сочувствием к беременной любовнице мужа? Нет.

Саян после этого напивается в одиночку в кабинете, опустошая половину бара, затем заказывает такси и уезжает.

После в его кабинет никто не входит, пока я не возвращаюсь после окончания операции, и вопрос, откуда в мусорном ведре появился злосчастный презерватив, остается открытым.