Измена. Верну тебя любой ценой

Глава 20

Мои губы искривляет горькая ухмылка, когда я перевожу взгляд на родную сестру.

– За что ты извиняешься, Уля?

Она тушуется, когда оглядывается на шум. Ее глаза расширяются, а рот приоткрывается. Видно, что она огорчена, что я увидела то, что не предназначалось для моих глаз.

Становится горько от мысли, что на этот праздник она позвала любовницу моего мужа и ее мать. Это о многом мне говорит, и грудную клетку сжимает от невыносимой боли от предательства.

Сестра всегда была для меня самым родным человеком, и я буквально слышу, как вдребезги разбивается моя любовь к ней. Я чувствую себя преданной и едва не задыхаюсь, сжимая кулак у груди, чтобы унять эту невыносимую агонию.

– Я не… ты не должна была… это моя вина… – бормочет Ульяна, но запинается, так как не ожидала, что я встречусь с ее приглашенными лицом к лицу.

У меня даже складывается неприятное впечатление, словно она совсем не ожидала увидеть меня на дне рождения моей племянницы. Казалось, надеялась, что я не приду.

Мне будто дают хлесткую пощечину, и я отшатываюсь, когда вижу на лице сестры смятение.

Я знаю это выражение на ее лице.

Она всегда так выглядит, когда что-то идет не по ее плану.

Когда она училась в школе, как-то просила меня прикрыть ее перед одной из ее подруг. Сказать, что она болеет, хотя сама в это время шла на двойное свидание с парнями вместе с другой подругой. Просто она не хотела, чтобы та, третья подруга, знала об этом. И вот именно это выражение лица я увидела впервые, когда ее поймали с поличным.

– Не пытайся мне соврать, Ульян, – с горечью произношу я, не отрывая от нее взгляда.

Хочу, чтобы она посмотрела на меня, но она скользит взглядом по гостям, словно боится увидеть разочарование на моем лице.

– Все не так, как ты думаешь, Люба. Я тебя люблю, ты мой самый близкий человек, и я не хочу, чтобы у тебя сложилось превратное мнение, что…

Она резко кидается ко мне, хватается ладонями за мои плечи и сжимает их так крепко, словно пытается убедить не только меня, но и себя в своей правоте. Но мы обе понимаем, что в глубине души она знает, что не права, но не может этого признать.

– Слишком поздно, Уля, тебе так не кажется? Только не пытайся соврать, что ты не знаешь, что Ермолаева и ее мать делают на этом празднике.

Я киваю в сторону семейства Ермолаевых, которые застыли неподалеку и переводят взгляды с нас на Саяна. Последний пока их присутствие, казалось, не замечает.

Я чувствую, как он сверлит взглядом мою спину. Словно весь его мир сузился до одной точки в виде меня.

Пару раз я оглядываюсь, так как позвоночник покалывает от его пристального внимания, но радуюсь, что он не подходит. Не знаю, как бы отреагировала, вздумай он прикоснуться ко мне при всех. Мне кажется, что сейчас меня бы просто стошнило от его прикосновений, и мне было бы уже неважно, что подумают о нас гости и наши знакомые.

– Я пригласила их еще несколько месяцев назад, Люба, не могла же я отменить свое приглашение. Это было бы невежливо с моей стороны, – скороговоркой протягивает Ульяна, но в ее голосе я слышу отчаяние, так как она слишком хорошо меня знает.

Как бы она не пыталась убедить себя в обратном, она прекрасно понимает, что этот финт ушами я ей не прощу. Но она до сих пор цепляется за надежду и ждет, что я закрою глаза на ее предательство. Ведь мы родные сестры, и в прошлом ей всё сходило с рук.

Вот только если раньше я не обращала внимания на ее скверный характер и пренебрежительное отношение к чужим нуждам из-за нашей кровной связи, то сейчас внутри меня что-то с треском ломается пополам.

Я больше не готова наступать себе на горло и делать вид, что всё в порядке. Не после такого предательства, от которого я вряд ли оправлюсь.

У меня чувство, словно мои внутренности разъедает кислота, и я еле стою на ногах, не в силах уйти подальше от тех, кто толкнул меня в пропасть отчаяния.

– Не оправдывайся, это жалко выглядит. Просто скажи прямо, что их ты поставила выше меня, твоей родной сестры.

Она яростно качает головой, но я уже сделала свои выводы. И мне горько и неприятно, что нож в спину мне воткнула родная кровь, ради которой я готова была терпеть унижение и боль. Ради которой я готова была свернуть горы.

– Ты не понимаешь, Ульян. Они тоже моя семья, – надрывно шепчет Ульяна, но ее слова кажутся мне смехотворными.

– Твоя семья? Ты ничего не попутала? То, что эта Ермолаева – младшая сестра твоей лучшей подружки, не делает ее твоей родней.

У меня кружится голова, и я не могу понять, кто из нас сейчас сходит с ума. Я или моя сестра, которая всегда казалась мне достаточно благоразумной, чтобы не нести подобную чушь.

– Ребенок Лизы будет младшим братишкой моей дочери, Люба. Ты сама знаешь, как важны для меня родственные и кровные связи. Не могу же я ради твоих интересов лишить дочери общения с ее родней? Муж меня не поймет.

Я не выдерживаю и громко хохочу, хоть и знаю, что со стороны наверняка выгляжу, как умалишенная.

– Я тебя поняла, сестра, – последнее я произношу отчетливо и жестко. Хочу дать ей понять, что это последний раз, когда я считаю ее родней.

Она хорошо меня знает, поэтому считывает мой посыл моментально. Бледнеет, смурнеет, но молчит. Ей нечего сказать, придумать она ничего не может. Так что наши взгляды скрещиваются в воздухе, и мы смотрим друг на друга, как будто в последний раз.

Не знаю, какие чувства испытывают она, а я холодею изнутри, будто все мои чувства замораживаются и мертвеют, как рудименты.

– Саян, – вдруг шепчет Ульяна, и я хмурюсь непонимающе.

А затем вижу, что Люба в ужасе смотрит за мою спину.

У меня возникает нехорошее предчувствие, так как звуки вокруг вдруг утихают.

Я оборачиваюсь, прослеживая за ее взглядом, и сама цепенею.

Саян в это время бьет кулаком своего родного брата в лицо.

Саян в это время бьет кулаком своего родного брата в лицо.

Родион отлетает на пару метров назад, едва не заваливается на спину, но хватается рукой за стоящий рядом торчащий штырь и выравнивается. Сплевывает на землю кровь и скалится, злобно глядя на младшего брата исподлобья.

– Вырос, щегол? Уже на меня кидаться вздумал? – рычит Родион и несется на Саяна. Хватает его за грудки и бьет его лбом в лицо.

Ульяна вскрикивает и трясется, сжав кулачки у груди. Смотрит на драку выпученными глазами и прикусывает губу, но при этом не пытается что-то предпринять.

Боится.

Знает, что если Родиона разозлить, то он становится берсерком и не успокоится, пока не набьет обидчику морду. Он всегда был драчливым и агрессивным, чутко реагировал на любое, как ему казалось, оскорбление. Мог наехать на незнакомца даже просто за косой взгляд, если был не в настроении.

Ульяна привыкла и знает, что в такие моменты ей лучше не вмешиваться. Однажды ей в такой драке прилетело в нос, но она всё равно продолжает любить мужа и держится за него, не отлипая.

Первое время я пыталась ее вразумить, что это ненормально. Что рано или поздно он и на нее набросится, но она отмахивалась, а я уже не стала дальше вмешиваться. Она взрослая девочка, да и Родион – брат Саяна, так что я не могла в открытую его осуждать.

В этот момент кулак Родиона прилетает под дых моему мужу, но тот не сгибается пополам, а хватает шею брата в захват, сжимая руку в локте, а затем мутузит его, кажется, по ребрам.

– Я тебя просил лезть? Просил, разве?! – разъяренно ревет Саян, никак не успокаиваясь. – Ты кем себя возомнил?

Они летают по двору, словно кегли, сбивая столы и всё, что попадается им на пути. Гости шарахаются от них в стороны, женщины прячутся и визжат, а вот другие мужчины не спешат прийти на помощь и разнять драчунов.

Все здесь знают Родиона и силу его пудовых кулаков, так что все просто-напросто боятся попасть под горячую руку хозяина дома.

Я же тревожно оглядываюсь, всё надеясь, что кто-то вмешается, но тщетно.

– Что произошло? Почему они дерутся? – спрашиваю я словно в пустоту, пытаясь понять, что так триггернуло Саяна, что он вдруг набросился на брата. Он никогда себе такого не позволял. Не то что с кулаками кинуться, даже просто оскорбительное что-то сказать.

– Сделай что-нибудь, Люба, – стонет Ульяна и хватает меня за руки.

Глаза у нее на мокром месте, сама она трясется и со стыдом поглядывает на гостей. Ей стыдно, она боится, что праздник испорчен, и что о ней, как о хозяйке, теперь будут сплетничать и выставят не в лучшем свете.

– Что ты предлагаешь? Кинуться между ними и отхватить по лицу?!

– Не трогай меня, – шиплю я и отталкиваю ее. Становится вдруг от нее противно.

Я дергаюсь, когда рядом с Ульяной вдруг словно из ниоткуда возникает Лиза Ермолаева, а следом семенит и ее мать, опасливо озирающаяся на дерущихся.

Родион и Саян бранятся и толкают друг друга уже не с такой агрессией, как в начале, но все просто наблюдают.

– Ульяна, – недовольно произносит мамаша Ермолаевой, поджав губы, – ты что, не предупредила зятя о нашем приходе? Ты обещала, что всё будет спокойно, Лизе нельзя нервничать.

Мне совершенно не нравится ни наглый тон этой тетки, ни ее гадкий липкий взгляд, которым она окидывает меня.

– Ох, я н-не знала, что так получится, Феодора Степановна. Я не знала, что…

Ульяна вдруг кидает на меня виноватый взгляд, и я сжимаю челюсти. Не удивляюсь тому, что она извиняется за мое появление на празднике, на которое и намекает эта Феодора.

Зато мне становится ясно, в чем причина драки Саяна и Родиона. Видимо, муж заметил появление Ермолаевой и разозлился, что я с ними неизбежно пересекусь.

Возникает не то чтобы облегчение, но мне становится чуть легче от мысли, что это была не идея Саяна. Что он не собирался настолько сильно унижать меня и сталкивать нас с Лизой лбами.

– Думаю, всем будет лучше, если вы поедете в гостиницу. Праздник явно окончен, – грустно констатирует Ульяна, а вот Лиза всё это время, в отличие от своей матери, молчит и смотрит себе под ноги.

Играет роль невинной девчонки, которая ни в чем не виновата. И если другие могут повестись на ее уловки, то я-то знаю, какая она настоящая.

– Нам уйти? – словно бы удивляется Феодора и возмущенно добавляет: – Мы никуда не уйдет. Если кому и уходить, то уж точно не нам.

Она выразительно смотрит на меня, а я только молча усмехаюсь. Она явно нарывается на скандал, хочет, чтобы я ответила, а я не удостаиваю ее и словом.

Отворачиваюсь и делаю вид, что не замечаю их.

Пока Ульяна пытается сгладить новый назревающий конфликт, зачем-то унижаясь перед ними, что мне совершенно не понять, Саян окончательно побеждает брата и валит его на землю лицом вниз, заломав ему руки.

Он тяжело дышит, весь вспотел, рубашка порвана и висит лохмотьями, но внешний вид его явно сейчас мало волнует. Что-то прошипев брату сквозь зубы, он снова бьет его в бок, а затем встает и резким шагом направляется в нашу сторону.

Грудная клетка вздымается так часто, плечи напряжены, да так, что кажутся еще шире и массивнее. Брови нависают над глазами, в которых полыхает грозовая туча, уголок рта скошен вниз, а подбородок агрессивно сжат, а сам он пробивает себе путь, как ледокол через морской путь.

– Саян, я так испугалась, что тебя поранят, – сразу же оживает Лиза и вылетаем ему наперерез. Встает как бы невзначай между мной и мужем, чтобы разъединить нас, и ей это удается.

Он останавливается и хмурится еще сильнее, глядя на нее сверху вниз. Недружелюбно. Зло.

– У тебя раны на лице, нужно обработать, – щебечет она как ни в чем не бывало и подлетает к нему, поднимая руку и собираясь коснуться его гладкого подбородка.

– Руки от меня убрала! – рявкает он и грубо отбрасывает ее ладонь в сторону. – Кто выпустил тебя из клиники?!

Другие гости с недоумением перешептываются, ведь не в курсе нашей некрасивой истории, и только я знаю, о какой клинике идет речь. Психиатрической.

– Но ты же сам… – уже тише произносит она и с недоумением оглядывается на Ульяну.

Я же холодею, когда ловлю взгляд сестры. Еще более виноватый, но совершенно меня не трогающий.

У меня возникает неприятное чувство, словно вокруг меня плетется сеть интриг, и моя собственная сестра – ее непосредственный участник.

– Закрой рот, не хочу тебя даже слышать, – рычит он и огибает ее, после чего резко хватает меня за руку и грубо тащит к выходу. – Мы уходим! Праздник окончен!

Я еле поспеваю за ним, кое-как в такт передвигая переплетающимися ногами, но когда мы достигаем калитки, позади звучит громкий стон боли.

– Саян! – в панике кричит почему-то Ульяна, а когда мы оборачиваемся, в ужасе тычет пальцем на подол платья Лизы. – У нее идет кровь!