Измена. Верну тебя любой ценой

Глава 24

– Ты была беременна, Люба. Ребенок… его не удалось сохранить.

Лицо Саяна в свете ламп выглядит тусклым и посеревшим. А мне вдруг становится страшно. Не столько от его слов, сколько от его взгляда, который он не может скрыть.

Я прикрываю ненадолго глаза, без конца повторяя про себя то, что он мне сказал.

Смысл фразы не сразу доходит до меня, но я по-прежнему лежу с закрытыми глазами. Не хочу, чтобы Саян увидел, как эта неприятная новость подействовала на меня.

У меня было столько выкидышей, что пора бы уже привыкнуть к очередной горькой вести. Но каждый раз я страдаю. Чувствую в душе опустошение, нарастающее отчаяние и дурею.

Ненавижу в такие моменты свое бесполезное тело, которое не способно выносить малыша. Бесполезное. Пустое. Бесплодное.

У меня даже смешок вырывается от иронии. Это нервное, ведь смешного в этой ситуации нет ничего от слова совсем.

Хочется зажмуриться и биться головой об стену, но я только с силой сжимаю одеяло, которым меня накрыли. Телу тепло, а вот душа мерзнет, будто физически ощущая потерю крошечной горошинки, которая так и не превратится в ребенка.

– Люба, – слышу я надрывный шепот Саяна. – Мне очень жаль.

В гулкой тишине его голос звучит слишком громко.

Его ладони ложатся поверх моих кулаков, и я дергаюсь. Не хочу, чтобы он ко мне прикасался.

Хочу, чтобы он оставил меня в покое.

Прекратил буравить до тошноты противным сожалеющим и виноватым взглядом, от которого мне не станет легче.

Его горе, которое он и не пытается от меня скрыть, только усугубляет мою муку.

Его присутствие же сейчас для меня сплошная пытка, от которой мышцы выкручиваются до жгучей боли.

– Уходи, – сухими губами произношу я, глядя будто сквозь него. – Я хочу остаться одна.

– Давай всё обсудим, родная. Я не могу оставить тебя в таком состоянии.

– Нечего обсуждать, – бурчу я и сжимаю зубы, когда из-за неловкого движения тело простреливает режущей болью.

– Люба…

– Уйди! – кричу я, выпучив глаза, и отталкиваю от себя его руку. – Я не хочу тебя видеть, Саян!

Каждое слово дается мне тяжело. Не только физически из-за слабости, но и душевно.

Я на грани истерики, едва сдерживаю всхлипы и слезы, но не могу плакать при муже. Не могу…

С горечью осознаю, что так и не доверилась ему за все годы брака. Не смогла пересилить себя и открыться настолько, чтобы демонстрировать ему свою боль. Будто чувствовала, что он не тот, при ком я могу проявить слабость. Что однажды он меня предаст.

– Всё будет хорошо, Люб. Денис сказал, что у нас еще есть шансы забеременеть и родить. Он сохранил матку и зашил рану без осложнений. Мы еще сможем стать родителями, – шепчет он, но голос его глухой и какой-то замогильный.

Наши взгляды наконец встречаются, и я замечаю каждую морщинку на его лице. Как он осунулся и похудел всего за несколько часов. Как измучен и обессилен.

Вот только меня не трогают его страдания. Я будто наблюдаю за всем стороны и неожиданно ощущаю прилив холода, остужающий мою разгоряченную кровь.

– Нет у нас никаких шансов, Саян, – выговариваю я зло и с сипением вдыхаю воздух, чувствуя, как горят легкие. – И нас никаких нет!

Он молча выслушивает мой выпад, но молчит. На лице ни капли злости или агрессии, одна только жалость и его собственная боль, от которой меня выворачивает наизнанку. Аж тошнит, но я сдерживаю порыв и сглатываю плотный ком, пропитанный горечью потерь и предательств.

– Уходи, – шепчу я еле-еле, так как горло словно наждачкой покоцано. Губы потрескались, и я ощущаю привкус крови во рту, но это последнее, что сейчас меня беспокоит.

– Феодору арестуют за нападение, – говорит он, поджав губы, явно со злостью вспоминает мать своей любовницы. – Не слушай Родиона. Я не оставлю это просто так. Прослежу, чтобы она понесла наказание по закону.

Его лицо становится хищным и выглядит угрожающе. От него веет ненавистью и отчаянием, и я снова прикрываю глаза. Мне физически больно думать о том, что творится у него на душе.

Не всё ли равно, когда я не могу избавиться от мысли, что во всем происходящем есть доля его вины?

– Оставь меня в покое, Саян, мне абсолютно всё равно на твою родню. Что старую, что новую, – усмехаюсь я, тщательно скрывая, как мне плохо.

Слышу, как он чертыхается, но ничего мне не отвечает.

Муж хорошо меня знает, даже слишком, так что я не обманываюсь, что он не видит и не понимает, какая агония внутри меня.

Больше всего я корю себя.

За свою сердобольность.

За тягу спасать чужие жизни.

За любовь к профессии.

Лежу и истязаю себя мыслями о том… а что если…

… я бы отказалась помогать Лизе и поехала домой, вместо того чтобы нестись с ней в клинику?

… я ушла бы с праздника сразу, как только увидела на нем Лизу и ее мать?

А что если…

Так много вариантов, где я могла бы остаться целой и… сохранить своему крохотному ребенку жизнь?

Вот только я слишком далека от фантазий и уже давно, как мне кажется, разучилась мечтать. Лелеять мысли о чуде и предполагать, что рано или поздно виток потерь законится.

– Я бы всё равно не смогла выносить ребенка, Саян, – шепчу я, когда слышу, что он уходит.

Не знаю даже, что чувствую по этому поводу. Обидно ли мне, что он все-таки меня послушался? Или в глубине души я хотела, чтобы он остался вопреки моим крикам?

Ответа на этот вопрос я не знаю.

А он мои последние слова не слышит. Выходит в коридор и тихо прикрывает за собой дверь. А я остаюсь одна. Наедине со своей болью и утратой.