Изумруды для (не)любимого (СИ)

12 глава. "Санта-Барбара"

Да-да, я поступила глупо и даже смешно.

Осознала потом, когда резко развернулась к двери и уставилась невидящим взглядом на трещинку между досками.

Это было глупо и смешно, с какой стороны ни взгляни!

Я настоящая, ну, в смысле, так, которой себя ощущала и мыслеобразами которой думала, естественно не раз в своей жизни видела обнаженного мужчину. Да что там видела! Если признаться честно, то монашкой я не была никогда. Просто замуж не хотела — нормального не встретила, а такого, чтобы портки ему стирать и есть готовить просто за то, что он у меня есть, не хотела. Так чего я-то там не видела?

Ну, а я — та, которой принадлежало это беременное тело, и некоторые инстинкты которой, как например, страх перед мужем, вообще должна было сотни раз видеть именно этого человека голым! Ну, иначе ведь дети не случаются!

Но я смущенно отвернулась! И стояла теперь спиной к нему, сгорая от стыда!

Он молчал. Никакого движения там, в ванне, я тоже не слышала.

Наверное, был в шоке от моего поведения.

Ну, Дашенька, как выпутываться будем?

Так-то, по-хорошему, стоило его сейчас просто отвлечь, а значит, надо было что-то говорить. И я заговорила.

— Я когда пошла в кабинет золото считать, чтобы, значит, с посланниками короля разобраться, решила немного с камнями повозиться. Ну, и сделала браслет. Просто обычный браслет из агата. И он получился достаточно красивый, да. Ну, я решила его надеть. А надо сказать, у меня спина и ноги к тому моменту разболелись. И живот тянуло. Ну, и надела браслет, а он...

Я замолчала, собираясь с мыслями, чтобы поточнее описать свои ощущения в тот момент, но мужчина не выдержал:

— Что? — спросил хрипло, судя по звукам, выбираясь из ванны.

— Спина и ноги тут же болеть пере...

За спиной раздался грохот, болезненный стон и громкий выкрик на каком-то непонятном мне языке. Но хоть язык и не был понятен, тот факт, что слово нецензурное стало ясно сразу же.

Да он же упал!

Забыв о своей ложной скромности, я все-таки развернулась. Дэймон с перекошенным от боли лицом пытался встать с пола.

И я, конечно, бросилась на помощь! Ну, а как иначе?

Но он остановил меня, предупреждающе выставив вперед ладонь. Опираясь на край ванны, поднялся. Взял со стула полотенце и начал вытираться, повернувшись ко мне спиной.

И да, я, естественно, машинально, без всякой там задней мысли, осмотрела его тело. Широкие плечи, узкая талия. Мышцы, которые от каждого движения рук перекатываются под кожей. Шрамы. Множество. Несколько длинных, бугристых, идущих по диагонали от плеча к талии. Другие мелче, и больше похожие на отверстия от пуль — более округлой формы. Справа на боку была огромная синюшная гематома, а на пояснице — глубокие царапины. Чувствуя, как загораются от смущения щеки, спустилась взглядом еще ниже... О-о-о... Ну, стоило признать, что даже шрамы не портят этого мужчину! Тело такое, что хоть снимай на обложку "Плейбоя"!

Правда, восхищение только на секунду мелькнуло в мыслях, и тут же сменилось жалостью, от которой сжалось сердце. Столько боли пришлось вынести одному человеку!

Но тут же вспомнилось, что он не позволил мне даже помочь ему подняться! А я вообще-то с чистым сердцем и открытой душой! Стало так обидно, что просто вот хоть плачь! В конце концов, даже если что-то там случилось когда-то между нами, ведь нам дальше нужно как-то жить вместе, а значит, стоило бы и ему пойти мне навстречу тоже, а то, стараюсь только я одна!

— Знаешь, я вот думаю, — не выдержала я. — Даже если между вами... То есть нами и произошло это... скажем там, недопонимание, то ведь нужно же как-то...

Он замер.

Я замолчала.

— В последнюю нашу встречу ты, помнится, на коленях умоляла меня отпустить тебя жить к отцу с матерью. А теперь предлагаешь забыть?

— Ну, ты же не разрешил...

Он неторопливо положил на стул мокрое полотенце, а со спинки взял белую рубаху.

Мне его лицо было почти не видно, но даже сбоку, по играющим желвакам, по напряженной линии подбородка, я понимала, насколько ему больно одеваться. На руке от локтя почти до плеча тянулась только-только, видимо, прекратившая кровить, рваная рана.

Он медленно продел больную руку в рукав, а потом натянул рубаху через голову. Рубаха была длинной и доходила практически до колен. Взявшись за похожие на шаровары широкие штаны, висящие тут же на спинке стула, он обернулся ко мне и произнес отрывисто:

— Почему же? Я разрешил. Тебе одной покинуть этот дом. Только твоего полюбовника забрал с собой на войну. Да выдвинул условие, что после родов ребенок будет привезен сюда.

Моя челюсть, не выдержав удивления, все-таки упала вниз. Опаньки! Да тут настоящая "Санта-Барбара" происходит! Она... то есть я, получается, изменяла мужу с кем-то... Ну, логично предположить, что с молодым и прекрасным золотоволосым Брендоном. А он ей, то есть мне, получается мстил со служанкой? Или наоборот...

— Да разве ж я бы согласилась на такое условие! — возмутилась я, имея в виду последнюю его часть про ребенка — ну, мать-то ведь не должна бы желать избавиться от собственного малыша! И только открыла рот, чтобы пояснить свой ответ, как он перебил.

— Так ты и согласилась, Эсми. Поэтому я и был удивлен видеть тебя здесь.