Тяжело вздохнув, я явно в последний раз посмотрела на него с такого близкого расстояния. Эх, сейчас ты узнаешь правду, дорогой мой муженек, и на расстояние выстрела ко мне не приблизишься! А мне, надо признаться, понравилось быть в твоих руках... И чтобы меня носили... Никогда меня не носили на руках мужчины! И вот...
Эх! Но надо же "по порядку и без утайки"? Ладно...
— Только поклянись, что не выгонишь меня из дому!
Он долго смотрел мне в глаза. И я видела, как меняется его взгляд. От теплого и ласкового от медленно, но верно охлаждался и становился презрительно-злым. А когда, видимо, достиг температуры льда, Дэймон, оттолкнувшись ладонями от края постели, резко встал и отошел к окну.
— Давай. Всё, как есть. И без утайки, — повторил он. — Я не выгоню тебя из дому. Во всяком случае, пока ты не произведешь на свет моё дитя.
Да хоть бы знать, сколько там мне до родов осталось? А то, может, недолго уже, и пожить здесь толком не успею.
— Но, собственно, теперь, когда ты обрела дар магии камней, тебе будут рады в любом доме, продолжил он. — Даже в королевском дворце.
Да-а-а? Надо же...
Сначала я удивилась и только потом поняла вдруг, что сказал Дэймон эту свою, последнюю фразу, очень и очень грустным голосом.
Но подумать над таким моментом не успела.
Надо было рассказывать. И я начала.
— Ну, собственно, я совсем не Эсми. Меня зовут Дарья Снегова, я живу в России, работаю ведущим менеджером сети магазинов. Не замужем. Детей нет. Недавно проснулась в теле твоей жены...
Выпалив эту, самую, пожалуй, страшную фразу, в которой, по сути, содержалось немыслимое, невероятное, то, что я и сама не смогла бы принять и понять, если бы это не со мной произошло, а мне кто-то просто рассказал! И это я — человек из моего, продвинутого времени! А что говорить о местных, по нашим меркам, практически аборигенах... Для них, наверное, подобное переселение душ вообще за пределами понимания!
Дэймон некоторое время смотрел на меня нечитаемым взглядом. А потом вдруг захохотал, закинув вверх, к потолку, лицо! И хохотал так долго и громко, что я не сразу поняла, что в двери стучат. Просто сидела, как примерная школьница сложив на коленях ручки, и, разинув рот, пожирала его глазами. И мои губы ме-е-едленно, но настойчиво растягивались в улыбке.
Как же заразительно он смеялся!
Он умеет смеяться?
А чего это он надо мной смеется?
Пиппа, видимо, не дождавшись ответа, и встревоженная странными звуками, приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Увидев хохочущего господина, изменилась в лице и мгновенно захлопнула дверь.
И тут мне вдруг стало обидно.
Я практически душу перед ним открыла, а он вот... хохочет! И как это вообще понимать?
— Ты всегда была любительницей сочинять сказки, и, помнится, мечтала служить сказительницей при дворе, — вытирая выступившие слезы ребром ладони, вдруг сказал Дэймон. — До такого взрыва фантазии, правда, не доходило, но... и магией камней ты не владела ранее.
Потом он вдруг помрачнел и сказал уже совсем другим тоном:
— При дворе ты точно будешь иметь успех. Да и король захочет иметь при себе собственного мага камней. Так что готовься к поездке в один конец...
— Ты отвезешь меня в столицу и там бросишь?
— Не об этом ли ты сама мечтала?
— Я не Эсми.
— Ой, прекрати немедленно, — фыркнул он, и, повернувшись к двери, скомандовал. — Входи, Пиппа. И обработай, пожалуйста, своей госпоже не только ноги, но и...
— Голову? — ядовито вставила я.
— Чай ей завари с успокаивающими травами. Чтобы спала ночью, а не сказки свои сочиняла.
Сказав это, он выскочил за дверь.
Теперь бы следовало разобраться с Пиппой. Уж она-то точно слышала в сарае каждое, сказанное мною слово. Но меня слишком уж тревожила мерзкая противная... ревность!
— Пиппа, ты как думаешь, он сейчас к Пэрис отправился? — спросила я.
— Вам не о чем переживать, госпожа, господин любит вас, — проговорила она явно для моего успокоения.
Да-а-а, теперь он меня будет любить еще больше.... Ага. Теперь он меня будет считать сумасшедшей. И обходить стороной. И точно отвезет в столицу и бросит там одну-одинешеньку! А перед этим еще и ребенка отберет!
Поставив ступни в тазик с теплой водой, принесенный Пиппой, я горько заплакала...