Лёша сразу почувствовал, что что-то не так. Я даже не успела до конца пролистать сообщения, как он уже смотрел на меня с тревогой — пристально, в упор. В его лице что-то изменилось, будто внутри него сработал тревожный звонок.
— Всё хорошо? — спросил он, подойдя ближе. — Что-то случилось?
Я машинально качнула головой и отмахнулась, как будто это могло прогнать клубок, что разрастался где-то между грудной клеткой и горлом. Но каждое новое «пик» телефона отзывалось внутри, как удар в солнечное сплетение. Я чувствовала, как всё то спокойствие, вся лёгкость и радость последних дней начинают осыпаться внутри.
— Нормально всё. — услышала я собственный голос и едва узнала его. Слишком легкомысленно, слишком бодро, словно я играла в кого-то другого. — Просто, пока были на даче, связь плохая была. Вот и навалились все уведомления разом. Ничего страшного.
Лёша не стал задавать лишних вопросов, но взгляд его говорил, что он мне не верит. Или верит — но только на поверхности. Потому что я видела, как он напряжён. Как в уголках его глаз появилась маленькая морщинка, как тень беспокойства.
И я поняла — он чувствует, что я снова строю стену. А мне невероятно не хотелось больше недомолвок и преград между нами.
Леша крепче сжал руль и чуть сбросил скорость, будто чувствовал — нужно дать мне немного воздуха. В салоне стояла плотная, вязкая тишина. Только шум покрышек по асфальту и тихое, ровное дыхание Полины на заднем сиденье. Она спала, уронив голову на плечо, сжимая в руках своего потрёпанного зайца. А у меня в руках пульсировал телефон — горячий, как будто от него шёл ток.
Оповещения сыпались одно за другим. Резкие, звенящие вибрации отдавались где-то в солнечном сплетении. Я смотрела на экран и будто каменела. Знакомая дрожь начинала внутри, та, что когда-то приходила от беспомощности. От стыда. От страха.
«Стерва».
«Пожалеешь, тварь».