Короли анархии

Первый день занятий после рождественских каникул по большей части прошел успешно. Перл Девикерс умудрилась не блеснуть передо мной своими сиськами во время физкультуры, ни один из маленьких засранцев не был отправлен на «беседу с директором», и мне даже не пришлось никого наказывать.

В общем, это был хороший день, и он должен был стать намного лучше, потому что Татум собиралась присоединиться ко мне на наш первый урок кикбоксинга в этом семестре, а я не оставался с ней наедине с тех пор, как мы были в том домике и ждали приезда ее отца. Мы много тусовались группой с другими Ночными Стражами во время рождественских каникул, но риск того, что они засекут нас, означал, что я даже не прикоснулся к ней за все это время, и теперь, когда мы уже пересекли эту черту, я обнаружил, что отчаянно хочу переступить ее снова.

Даже лучше, чем тот факт, что у меня был вполне веский повод валяться с ней на матах следующие пару часов, было то, что сегодня вечером она тоже была полностью в моем распоряжении. И я планировал чертовски хорошо использовать каждую секунду этого времени.

Мы с ней уже перешли запретную территорию, и теперь я никак не мог повернуть назад. Так что, если я все равно собирался попасть в ад, то я хотел быть уверен, что до этого согрешил как можно больше физически возможных грехов.

Дверь распахнулась как раз в тот момент, когда я закрывал жалюзи на окне. На улице все равно было темно, чтобы не вызвать подозрений.

Когда вошла Татум, я двинулся к ней, поворачивая ключ в замке позади нее и прижимая ее спиной к двери.

— Черт, я скучал по тебе всю эту неделю, — простонал я, наклоняясь ближе и вдыхая сладкий аромат ее кожи.

— Ты видел меня каждый день, — ответила она со смехом, хлопнув меня по груди и заставив застонать.

— Да, но я не могу прикоснуться к тебе, когда там остальные. Мне кажется, что я с трудом могу даже смотреть на тебя. Это похоже на медленную пытку, от которой у меня болят яйца и я дрочу в одиночестве на воспоминания о твоем теле каждую чертову ночь. — Я поцеловал ее в шею, и она тихо застонала, выгибаясь мне навстречу. — И потом, я должен смотреть, как Киан и Блейк лапают тебя все это чертово время. Это чертовски больно, принцесса.

— Ты же сам сказал мне, что не можешь давать мне никаких обещаний. Ты не можешь ожидать от меня исключительности…

— Я этого не говорил, — выдавил я, хотя, по правде говоря, меня убивало видеть ее с ними, а не со мной. Но с моей стороны было нечестно пытаться вытянуть из нее обещания, когда я знал, что не могу поставить ее на первое место. Всегда будет одна неотложная вещь, которая должна быть моим приоритетом. И пока я не увижу, как Трой Мемфис заплатит за то, что отнял у меня, я не мог даже взять на себя обязательство выжить, что бы мне ни пришлось сделать, чтобы свергнуть его. Не говоря уже о том, чтобы пообещать ей будущее. — Но я хотел бы это сделать.

— Я знаю, — ответила она хриплым голосом, прижимая ладони к двери позади себя, как будто боролась с желанием прикоснуться ко мне. — Но даже если бы ты этого хотел, я не уверена, что…

Я отстранился и посмотрел на нее сверху вниз, слегка нахмурившись, наклонив голову, когда заглянул в ее большие голубые глаза и обнаружил, что там меня поджидает чувство вины.

— Скажи это, принцесса, я большой мальчик, я справлюсь.

— Ты знаешь, как сильно я хочу тебя, — сказала она, прикусив нижнюю губу, пока ее взгляд скользил по моему телу. — Но я поклялась принадлежать всем Ночным Стражам, и я вроде как… не так сильно ненавижу идею этого в последнее время.

Я замолчал, обдумывая это. Конечно, не было ничего удивительного в том, что у нее что-то было с Блейком и Кианом, но я полагал, что если бы я попросил ее обо всем, то она бы согласилась. Но, возможно, это просто делало меня гребаным дураком.

— О.

— Нэш, — выдохнула она, хватая меня за руку, чтобы остановить, когда я начал отступать. — Какая разница? Ты не просишь меня быть с тобой одним, и то, что у меня с ними есть, не имеет никакого отношения к тому, насколько сильные чувства я испытываю к тебе. — Она протянула руку, чтобы прижать ее к моему сердцу, которое подпрыгнуло от ее прикосновения, прежде чем она провела кончиками пальцев по моему телу. — И ты все еще хочешь меня, не так ли?

— Да, я хочу тебя, принцесса. Я хочу тебя так, как никогда никого раньше не хотел.

— Итак, возьми меня. Остальное не имеет значения по сравнению с тем, что у нас есть.

Я кивнул, потому что теоретически ее слова имели абсолютный смысл. Просто мне было немного сложно полностью осознать это, потому что не было ни единого шанса, что я захочу встречаться с кем-то, кроме нее. Она была для меня всем. Единственная девушка, о которой я думал или фантазировал. Но, возможно, это не имело значения. Ну и что, что она тоже встречалась с ними? На самом деле это не делало ее менее моей, не так ли? И как учитель, который трахнул свою ученицу, я не мог по-настоящему пытаться занять высокое моральное положение.

— Пойдем, — сказал я, потянув ее в угол, где ждали наши перчатки, и протянул руку, чтобы перевязать ей костяшки пальцев. Я уже сделал это для себя, и мне не терпелось выйти с ней на ринг.

Татум наблюдала за моей работой, и мы оба молча натянули перчатки, прежде чем выйти на ринг.

— Не сдерживайся, — сказал я, и намек на улыбку тронул уголки моих губ.

— Мне это нужно сегодня, — призналась она, расправив плечи, оценивающим взглядом окинув меня, когда я поднял кулаки, ожидая, пока она соберется.

— Тогда ударь меня изо всех сил, принцесса. Я хочу почувствовать всю твою ярость.

— Ты можешь пожалеть об этом предложении, — сказала она, двигаясь слева от меня и заставляя меня следовать за ней, пока мы кружили друг вокруг друга. — Потому что во мне больше ярости, чем, я думаю, можно выразить словами на данный момент.

— И горя, — указал я. — Я знаю, ты все время пытаешься не думать о своем отце. Но я знаю это горе, эту боль. Не забывай, я тоже это пережил. И я знаю, что попытки игнорировать его не сработают в долгосрочной перспективе. Тебе действительно нужно…

Татум бросилась на меня так внезапно, что я не смог вовремя блокировать удар, ее кулак врезался мне в подбородок, прежде чем она нанесла второй удар в живот. В ее голубых глазах светилась безрассудная дикость, и какая-то часть меня знала, что на самом деле ей не следовало бороться в таком эмоциональном состоянии. Но я также знал, что ей это было нужно. Так что, если она хотела выплеснуть всю эту боль на меня, то я был готов принять это.

Я нырнул назад и сделал слабый выпад, чтобы выбить пол у нее из-под ног, но она успела отскочить, прежде чем снова прыгнуть на меня.

— Не будь ко мне снисходителен, Нэш. Если ты не будешь драться как следует, я позову сюда Киана. Он не боится быть жестким со мной.

Я стиснул зубы от этого намека. Я видел синяки на ее коже после того, как она вернулась из поездки, чтобы навестить семью Киана на Рождество, и меня также основательно отчитали за попытку намекнуть, что он причинил ей боль. Потому что, очевидно, она умоляла о каждом из них — слова Киана, а не ее, но она и не отрицала этого.

Но это не означало, что я собирался позволить этому животному выйти с ней на ринг.

Она снова набросилась на меня, и я нанес удар по ребрам, прежде чем ответить ударом в живот.

Мы быстро втянулись в бой, рычали, наносили удары кулаками и дрались с отчаянной настойчивостью, в ее движениях была резкость, как будто у нее заканчивалось время.

Мне удалось отбросить ее на несколько шагов, но она быстро бросилась на меня снова, низко пригнувшись и ударив плечом в живот с достаточной силой, чтобы вывести меня из равновесия. Ей удалось обхватить мою ногу своей, прежде чем я успел выпрямиться, и мы вдвоем рухнули на маты.

Татум была полностью поглощена своим гневом и горем, и, оседлав меня за талию, наносила удар за ударом, ее дыхание было прерывистым, а глаза наполнились слезами, которые она отказывалась проливать.

Я сопротивлялся, но недостаточно сильно, чтобы сбросить ее с ног, принимая ее гнев и горе и позволяя ей выплеснуть их в мое тело, пока сила не покинула ее конечности, и она не сорвала перчатки, швырнув их через комнату с рычанием безнадежного разочарования.

— Это чертовски больно, Нэш, — выдохнула она, ее голос был надломленным, пустым, когда она опустила подбородок, и ее светлые волосы каскадом упали вперед, скрывая красивые черты лица.

— Я знаю, принцесса, — ответил я, позволяя своему горю тоже проявиться, когда оно остро поднялось в моей груди, чтобы встретиться с ее.

Она наклонилась и крепко поцеловала меня, у меня перехватило дыхание от прикосновения этих полных губ к моим и вкуса ее душевной боли на языке.

Руки Татум скользнули вниз по моей футболке, которая прилипла ко мне от пота после нашей тренировки, и она прижалась к моему члену, из-за чего мне было трудно думать о чем-либо, кроме нее.

Я подвинулся, чтобы сесть, целуя ее в ответ, и она резким рывком стянула мою футболку через голову, остановившись, чтобы сорвать и перчатки, когда рубашка зацепилась за них.

— Подожди, — пробормотал я ей в губы, когда наше тяжелое дыхание наполнило комнату, и мне пришлось бороться, чтобы удержать свои мысли, когда я попытался оторваться от нее. Я был опьянен этой девушкой. Полностью, беспомощно, опьяненный и сошедший из-за нее с ума, но мне нужно было попытаться вернуть себе хоть каплю контроля, потому что если бы мы сделали это здесь, то я знал, что мы просто продолжали бы рисковать, трахаясь везде, где только могли. — Нас могут поймать, — выдохнул я. — Давай просто подождем, пока не вернемся ко мне. У меня чертова тонна нездоровой пищи, свечей и всякого романтического дерьма…

— Просто трахни меня, Нэш, — ответила она, прижимаясь ко мне так, что это серьезно заставило меня изменить свое мнение по этому поводу, но я действительно хотел попытаться относиться к этому хотя бы немного разумно.

— Да ладно тебе. Мы можем вернуться ко мне минут через пятнадцать, и тогда я обещаю, что сделаю тебя…

— Я не могу прийти к тебе сегодня вечером, Нэш, — фыркнула Татум, отстраняясь на дюйм, чтобы она могла смотреть на меня, и мы больше не целовались между каждым словом.

— Но это моя ночь с тобой, — запротестовал я, понимая, что звучу как маленькая сучка, но не в силах сдержаться, чтобы не сорваться с языка. — Я трахаю тебя только раз в четыре ночи. Не нужно упоминать тот факт, что я считал гребаные дни. Мы пропустили нашу последнюю назначенную ночь, потому что Сэйнт вел себя как придурок по поводу приема обезболивающих таблеток, но прошло уже больше недели, и он пошел на поправку. Кроме того, мне было насрать, принимал он таблетки или нет. Этот засранец заслуживал хотя бы небольшой боли. Это было лучше, чем то, что получил мой брат.

— Извини, Нэш, но я не могу прийти и остаться с тобой на ночь. Я все еще нужна Сэйнту. Он больше никого не слушает, и я не хочу, чтобы его выздоровление пошло насмарку из-за того, что он слишком упрям, чтобы позаботиться о себе.

— Кому какое дело? — Рявкнул я, сексуальное расстройство и моя ненависть ко всему, что происходит с Мемфисом, столкнулись, сделав меня злее, чем обычно. — Этот ублюдок творил с тобой всякую хуйню, не говоря уже о том, что его семья сделала с моей. Где твои письма, Татум? Он все еще держит их под замком? Все это полный пиздец, и ты это знаешь.

Челюсть Татум сердито сжалась, и она откинулась назад еще больше, ее руки соскользнули с моей груди, когда она скрестила руки на груди и сердито посмотрела на меня.

— Сэйнт чуть не погиб, пытаясь защитить меня. Меньшее, что я могу сделать, это убедиться, что он не получит необратимых травм, — яростно прорычала она, не оставляя места для споров. Но это была чушь собачья, и она это знала. Я мог бы смириться с тем, что у нее что-то было с Блейком и Кианом, но Сэйнт был вырезан из шкуры дьявола.

— И что? Он подставился под пулю из-за тебя, и теперь ты потеряла интерес ко всем нашим планам? — Потребовал я, мое сердце бешено колотилось в груди, пока я обдумывал это. Я не хотел признаваться, какое облегчение испытал, когда наконец получил помощь в моей вендетте против семьи Мемфиса, но мысль о том, что она откажется от меня, была подобна кинжалу, вонзенному прямо мне в спину и повернувшемуся.

— Это не то, что я сказала, — прорычала Татум, вскакивая на ноги, как будто хотела увеличить расстояние между нами, и я тоже встал, свирепо глядя на нее, стоя над ней и ожидая услышать, что, черт возьми, она скажет по этому поводу. — Но ты же понимаешь, что обвинять Сэйнта в том, что сделал его отец, — это точно так же, как Ночные Стражи обвиняли меня в заражении вирусом «Аид». Они верили, что мой отец несет ответственность, и поэтому заставили меня заплатить. Чем же твое преследование Сэйнта отличается от этого?

— Вряд ли ты можешь сравнивать себя с Сэйнтом Мемфисом, — прорычал я. — Он гребаное чудовище. Он практически поработил тебя, он наполовину утопил тебя, запер в гробу, заставил поверить, что уничтожил те письма…

— Я знаю, — она почти кричала на меня. — Я точно знаю, что он, черт возьми, со мной сделал! Но я также начинаю думать, что понимаю его. И я не думаю, что мы улавливаем хоть половину того, через что он прошел в своей жизни. Дерьмо, в котором он выжил, сделало его таким, какой он есть…

— Мне наплевать! — Взревел я, полностью теряя хладнокровие. — У бедного маленького богатого мальчика был папочка, который его не любил. Большое, блядь, дело. Держу пари, он каждую ночь плачет, засыпая на горе стодолларовых банкнот. Но у меня была семья, которая действительно любила меня. У меня была мама, которая работала на износ, чтобы прокормить нас, и брат, у которого вся его гребаная жизнь была впереди, а Трой Мемфис просто забрал все это у меня, как будто это вообще ничего не значило. Он убил их. И в отличие от тебя, у меня еще не было шанса отомстить человеку, убившему моих родителей, так что, может быть, ты просто не имеешь ни малейшего представления о том, что я пережил, или, может быть, тебе просто все равно.

— Пошел ты, Нэш, — прорычала Татум, ее глаза сверкали от ярости, когда она бросилась к двери, но я ни за что на свете не позволил бы ей уйти от меня.

Она повернула замок и рывком распахнула дверь, но моя рука врезалась в нее над ее головой, когда я снова захлопнул ее.

Татум резко обернулась, когда я запер ее в клетке, ее подбородок вздернулся, когда она свирепо посмотрела на меня.

— Знаешь, я на самом деле думала, что ты лучше их, но это не так, не так ли? Ты может быть и относиться ко мне лучше, но ты такой же безжалостный, такой же жестокий. Тебе даже все равно, кому ты причинишь боль в процессе своей мести, главное, чтобы ты ее получил.

— Ты думаешь, я такой же плохой, как Ночные Стражи? — Я побледнел, уставившись на нее, когда ярость в ее глазах прожгла мне душу.

— Нет, Нэш, я не думаю, что ты такой же плохой, как Ночные Стражи. Я думаю, что ты Ночной Страж. Ты такой же монстр, как и любой из них, может быть, даже хуже. Потому что их действия были основаны на горе и шоке. Как только они поняли, что я на самом деле не та, кого они должны винить, они отступили, извинились, даже доказали, что я им небезразлична. Но ты? У тебя были годы, чтобы понять, куда направить свое горе и как отомстить, и все же ты все равно решил направить его на сына человека, ответственного за это, как часть своих планов.

— Я совсем не такой, как они, — прорычал я, придвигаясь к ней так близко, что наши груди соприкоснулись, и она была вынуждена запрокинуть подбородок, чтобы посмотреть на меня.

— Нет? — Татум зашипела, ее ярость превратилась в смертельный холод, от которого все мое тело покалывало от ярости. — Тогда почему у тебя такие же татуировки?

Она толкнула меня достаточно сильно, чтобы отбросить на шаг назад, распахнула дверь и ушла прежде, чем я успел ответить.

Я взревел от ярости на пустую комнату, пнув свою бутылку с водой достаточно сильно, чтобы она отлетела к стене, где разбилась, и вода разбрызгалась повсюду. Я направился прямо к боксерской груше, где начал колотить по ней со всей яростью моего горя и потери.

Я даже не знал, как долго я оставался там, нанося удары, но костяшки моих пальцев были разодраны и кровоточили, пока я двигался, давая некоторое внешнее проявление боли, которая жила внутри меня. К тому времени, когда моя энергия иссякла, было уже далеко за полночь, а Татум так и не вернулась.

Я опустился на пол и уронил голову между колен, когда самые душераздирающие воспоминания о той автокатастрофе, в которой погибла моя семья, захлестнули меня, и я просто сидел там, совсем один, в компании своего горя.

— Знаешь, — голос Киана заставил меня поднять глаза, должно быть, прошло не меньше часа, и я нахмурился, когда он вошел в спортзал, как будто это гребаное место принадлежало ему. — Для двух людей, которые разыгрывают грязную фантазию наяву, вы с Татум определенно излучаете сегодня вечером флюиды дикой сексуальной неудовлетворенности.

— Отвали, Киан, я не в настроении, — прорычал я.

— Конечно. — Он сел рядом со мной и, вытащив из кармана фляжку, протянул ее мне, я молча взял ее, опрокинул в рот и позволил «Джеку Дэниэлсу» обжечь мне горло, выпив все до последней капли.

Какое-то время мы сидели в тишине, пока я поджимал губы и крутил пустую фляжку между пальцами, свирепо глядя на боксерский ринг перед нами, где я боролся с Татум, прежде чем все пошло прахом.

— Когда мне было лет девять или десять, мой дедушка решил отправить меня играть в мини-футбол, — медленно начал Киан.

— Серьезно?

— Ммм. Некоторое время я думал, что, возможно, я сделал что-то, чтобы заслужить это. Как будто… Я получил награду или еще какую-то хрень, но на самом деле все это было просто все той же старой херней, уловкой, чтобы снискать мое расположение у детей самых могущественных ублюдков в штате. В любом случае, суть в том, что мне не потребовалось много времени, чтобы начать замечать, что моя семья была не совсем… нормальной.

Я насмешливо фыркнул. Он рассказал мне достаточно об О'Брайенах, чтобы это стало до боли очевидным. Кроме того, поиск в Google выдал мне множество статей о крупнейшей криминальной семье в штате, на что мне было наплевать и поэтому я перестал копаться, получив лишь краткий обзор. Дело в том, что семья Киана не была приятными людьми.

— Да, — согласился он, хотя я ничего не сказал. — В любом случае, короче говоря, я знаю, что ты не любишь говорить о том, что случилось с твоей семьей и прочем дерьме, но совершенно очевидно, что их больше нет рядом. И я думаю, может быть, тебе стоит просто попытаться вспомнить, что тебе повезло, что они у тебя были. Потому что, если ты так сильно скучаешь по ним, то я предполагаю, что они были лучшими людьми, чем те, с кем я когда-либо был связан.

— Что заставляет тебя думать, что я думаю о своей семье? — Пробормотал я, задаваясь вопросом, должен ли я просто послать его нахуй или, может быть, вызвать его на ринг со мной. Я не знал, заставляло ли меня чувствовать себя лучше или хуже от его присутствия здесь.

— Да ладно тебе, чувак, мы тусуемся здесь уже много лет. Ты можешь быть первоклассным мудаком, когда тебе это удобно, но ты также один из очень маленькой группы людей, которых я не испытываю желания убить из-за чистого раздражения их существованием. Возможно, тебе не хочется думать о таком подлом ублюдке, как я, как об одном из твоих единственных друзей, но я такой и есть. Нет, на самом деле, к черту это, ты теперь Ночной Страж, а значит, я твоя семья. И я обращаю внимание на тех, кто мне не безразличен. Так что я знаю, как ты выглядишь, когда тебя гложет горе, и я давным-давно понял, что на самом деле ты не любишь говорить об этом. И это круто. Я буду твоей боксерской грушей, если ты предпочитаешь выплескивать своих демонов подобным образом.

Я прижал язык к щеке, обдумывая его слова. Я был одиночкой так чертовски долго, что на самом деле не задумывался о том, что мне это не нравится. И он был прав, между нами была связь, которую мне нелегко было установить с другими людьми. Но, возможно, я сдерживался из-за своей семьи. Я не хотел терять кого-то еще. Но если я был готов рискнуть, позволив Татум сблизиться со мной, тогда какая причина была у меня портить дружбу с Кианом или кем-либо еще, если уж на то пошло?

— Мне нравится бить тебя по лицу, — пошутил я, и он громко рассмеялся.

— Сделай это со мной как следует, детка, ты же знаешь, как мне это нравится, — поддразнил он, поднимаясь на ноги и стаскивая футболку, обнажая свои татуировки и заставляя меня посмотреть на него снизу вверх.

— У меня был брат, — сказал я, не вставая, чувствуя, что должен рассказать ему что-то правдивое, даже если не могу рассказать всю историю. — И я думаю, я никогда по-настоящему не хотел быть близким с другими парнями с тех пор, как он умер, потому что мне ненавистна идея заменить его или пытаться подражать этой связи с кем-либо, кто не он.

Киан кивнул, как будто это действительно имело для него смысл, и почесал ребра, где красовалась татуировка в виде летящего ворона, и мой взгляд с интересом скользнул по еще нескольким его чернилам. Он действительно был художником и заменил холст своим телом.

— У меня нет кровных братьев, — медленно произнес он. — Поэтому я даже представить себе не могу, каково это — потерять одного из них. Тем не менее, в моей семье, скорее всего, все братья, которые у меня были, в любом случае были бы коварными сукиными сынами. Но я выбрал себе двух братьев — фактически, сейчас их трое. И я не могу сказать, что то, что я впустил тебя в семью, уменьшило мою любовь к остальным. — Он пожал плечами. — Так что, может быть, перестанешь сомневаться, что все это дерьмо значит для тебя или твоего прошлого, и просто делай то, что считаешь правильным. Если то, что ты один из нас, делает тебя счастливым, тогда будь… счастлив. Хуй знает, в этом мире более чем достаточно того, из-за чего ты большую часть времени чувствуешь себя дерьмово.

— Для тебя это… очень глубоко, — сказал я, поднимаясь на ноги, когда посмотрел на него, и ухмылка тронула его губы.

— О да, я хорош в глубоком. Просто спроси Татум. Девушке нравится по-настоящему глубоко. Но я полагаю, ты уже и сам понял это, да? — насмехался он, и я точно вспомнил, почему я считал его мудаком в девяноста девяти процентах случаев, когда во мне поднималась ревность, разжигая затаенный гнев из-за моей ссоры с девушкой, о которой шла речь. — Ты не хочешь рассказать мне, почему она ворвалась обратно с этой маленькой тренировки, которую вы двое провели, выглядя такой возбужденной и совершенно неуместно озабоченной? Мне пришлось довести ее до четырех оргазмов, прежде чем она хотя бы начала успокаиваться…

Я ударил его в живот голым кулаком, и он шумно выдохнул, смеясь сквозь боль.

— Это из-за того, что ты не смог попасть в точку? — он попятился, задыхаясь, явно подначивая меня, но я позволил ему сделать это, потому что хотел выплеснуть часть своего собственного гнева, и я знал, что именно этого он и добивался.

— Значит, все, что у нее с тобой есть, — это секс? — Усмехнулся я, преследуя его. — Потому что я ни за что на свете не поверю, что ей нравится быть рядом с тобой из-за твоих захватывающих навыков общения.

— Ты пытаешься разозлить меня, предполагая, что моя девушка хочет меня только из-за моего члена? — он рассмеялся. — Потому что в таком случае ты бы не услышал от меня много жалоб.

Киан замахнулся на меня, но мне удалось блокировать удар, прежде чем я ударил его кулаком по ребрам, попав этому ворону прямо в его самодовольную мордашку.

— Это нехорошо, идиот, — проворчал я, когда он ударил меня коленом в бок, и боль рикошетом пронзила мою плоть.

— Что ж, к твоему сожалению, ей нравится во мне все. Но я признаю, что мой член занимает довольно высокое место в списке. Хотя не могу сказать, что был бы против посмотреть, как ты перегибаешь ее через свой стол и шлепаешь ее своей указкой. Держу пари, ей бы понравилось, если бы мы попросили.

— Прекрати отпускать шутки про учеников и учителей, — рявкнул я, выбивая из-под него ноги с торжествующим лаем. — Это не имеет никакого отношения к тому, что у нас с ней есть.

Мы вступили в яростную битву кулаков и силы, катаясь по твердому полу, и я застонал, когда он ударил меня с силой гребаной кувалды. Нам не следовало делать это без перчаток, и я знал, что завтра мы оба будем в синяках, но сейчас было слишком поздно что-либо предпринимать.

Получив гораздо больше ударов, чем хотелось, мне удалось перевернуть его под себя и заломить его руку за спину, ударив коленом в позвоночник, чтобы удержать его там.

Я громко сосчитал до трех, зная, что он слишком упрямый ублюдок, чтобы сдаться самому, затем поднялся на ноги. Киан перекатился на спину, тяжело дыша и смеясь, его грудь блестела от пота.

— Ты обидчивый из-за отношений между ученицей и учителем, потому что не хочешь, чтобы я подумал, что ты тоже хочешь меня поколотить? — пошутил он, потому что, очевидно, искал еще одного пинка.

— Отвали, — беззлобно прорычал я и потянулся за полотенцем из своей сумки в углу комнаты, чтобы вытереть лоб.

— Итак… Сэйнт заявил о своих правах на нашу девушку, потому что у него крошечная дырочка в плече, и оставил нас на скамейке запасных до дальнейших распоряжений, — сказал он, вставая и следуя за мной через комнату. — Это оставляет нам два варианта — мы либо отсасываем друг у друга, чтобы помочь нам пережить этот засушливый период…

— Или? — Спросил я, решив не удостаивать это ответом, потому что я определенно не собирался трахать еще одного из своих учеников. Особенно того, у кого щетина, бесчисленные татуировки, широкие плечи и член.

— Или мы идем к тебе домой планировать способы отомстить Повелителю Тьмы за нарушение его собственных драгоценных правил. — Глаза Киана озорно блеснули при этой идее, и я не смог удержаться от ухмылки.

— Вариант Б очень привлекателен, — согласился я, хватая свои вещи и поворачиваясь спиной к спортзалу, выключая свет и выходя вслед за Кианом.

— Отлично. Потому что я уже предполагал, что ты скажешь да, и у меня уже есть отличная идея, как проникнуть ему под кожу.

— О да? Как? — Спросил я, когда мы направились к выходу.

— Я нарисовал эскиз новой татуировки, которая будет сводить его с ума каждый раз, когда я буду показывать ее. И я принес все необходимое, чтобы добавить ее в свою коллекцию. После этого давай прокрадемся обратно в Храм и переполошим еду, которую он припас в катакомбах.

— Я могу войти в школьную базу данных и снизить его средний балл до 3,7? — предложил я с ухмылкой.

— Черт возьми, да. Его голова действительно может взорваться, если это произойдет. — Киан обнял меня и завыл от смеха, и я поймал себя на том, что присоединился к нему.

Возможно, он был прав насчет того, что я впустил его. Это определенно лучше, чем сидеть и хандрить в одиночестве. И если при этом голова Сэйнта Мемфиса взорвется, то тем и лучше.