После развода моя мама настояла на том, чтобы мы переехали как можно дальше от отца. Я думала, она арендует дом в Калифорнии, на Гавайях или ещё где-нибудь, но вместо этого мы проделали только двести пятьдесят миль просто для того, чтобы наши антенны не смогли поймать Канал 34.
Мой отец был ведущим новостей. Он был, кажется, самым популярным телеведущим в окрестности или что-то в этом роде. Раньше Канал 34 имел самый низкий рейтинг среди всех местных сетей, но потом они наняли Грега Джонсона вести утренние новости. И все влюбились в него. Женщины хотели с ним встречаться, а мужчины – пойти на рыбалку. Неожиданно Канал 34 стал самым популярным в области.
Именно поэтому моя мама хотела переехать в место, где никто и никогда не слышал о моём отце. Даже если это означало, что я буду жить слишком далеко от него.
В двенадцать лет я была уже достаточно взрослая, чтобы понять, насколько эгоистична моя мать. Она перевезла нас в город, который находился в четырёх с половиной часах от папы – в чёртову Индиану – и при этом имела наглость жаловаться на то, что он мало времени проводит со мной.
Ради Бога, это не его вина, что она не была достаточно зрелой, чтобы жить в том же штате, что и её бывший, или что у него была работа, которая отнимала много времени, даже в выходные дни. Благодаря ей любое традиционное соглашение о совместной опеке стало невозможным. Поэтому мы с папой разработали более удобный план.
Я приезжала к папе в течение последних шести лет на все лето. Он жил в пяти милях от озера Кентукки, и там я проводила много жарких дней, растянувшись на полотенце и загорая на пляже. Вечером папа жарил барбекю, а прошлым летом он даже смешал для нас несколько напитков, и мне пришлось пообещать, что мама не узнает об этом. Иногда приезжала его подруга – кем бы она ни была – но он никогда не позволял ей оставаться надолго. Лето было наше время. Наше время, чтобы наверстать месяцы, проведённые отдельно.
Но это будет последнее лето перед колледжем. Я представляла себе, как сижу с папой на пляже, разговариваю о его днях в Университете Кентукки, где я начну учиться с сентября, как он рассказывает мне сумасшедшие истории о днях его братства, пока мы пьём вместе. Возможно, он даже поможет мне выяснить, что делать, когда я доберусь до Великобритании. Мама сказала, что я должна сосредоточиться на бизнесе, но папа знает меня лучше. Это должно быть наше лето для решения, чем я должна заниматься на протяжении оставшейся жизни.
Когда папа приехал на следующий день, я даже не стала ждать, когда он выйдет из машины, а сразу же побежала встречать его. Я бросила сумку с вещами на заднее сидение папиного внедорожника, сгорая от желания быстрее отправиться в путь, чтобы начать наше с ним лето. Он сидел в машине и разговаривал с кем-то по телефону, делая вид, будто не замечает, что мама смотрит на него из окна нашего дома.
Она никогда не выходит наружу, когда он здесь. Она клялась, что не хочет иметь с ним ничего общего, но я всегда вижу, как она смотрит.
— Ты готова ехать, карапуз? — спросил папа, закрывая телефон и подключая его к зарядке машины.
— Угу, — я захлопнула дверь внедорожника.
— Ты сказала своей маме «пока»?
— Ага, — пробормотала я, забираясь на переднее сиденье. — Давай просто уедем отсюда.
— Сначала пристегнись.
— Хорошо, — вздохнула я, натягивая ремень поперёк себя.
— Не будь так безразлична к этой детали, — он завёл двигатель. — Мы делали специальный репортаж на станции о смертности из-за ДТП, и просто нереально, каким разным может быть результат происшествия, используешь ты этот маленький поясной ремень или нет.
— Всё равно.
Папа усмехнулся.
— Не знаю, что мне с тобой делать, карапуз, — сказал он, уже отъезжая от дома.
Я повернулась, собираясь хотя бы помахать маме на прощание, но её уже не было у окна. Жалюзи были закрыты. Я подумала, что если она вернулась в кровать, то останется там в течение нескольких дней, как она делала первые пару лет после развода.
Обидно было то, что это она бросила папу. Я думаю, она предполагала, что он станет бегать за ней или умолять её не уходить. Но он не сделал этого. После двух месяцев разлуки, он прислал ей уже подписанные документы на развод. Я не виню его. Они всё время спорили о глупых вещах. Я была уверена, что именно поэтому Трейс переехал после окончания школы – чтобы уйти от этой драмы. Я, наверное, была единственным двенадцатилетним подростком, вздохнувшим с облегчением от новости о разводе родителей.
Мое облегчение уменьшилось, когда я осознала, что развод означал перспективу жить всё время с мамой. Первые два года были худшими. Когда она не была в депрессии, она была злой. Она и сейчас злая.
— Мне жаль, что я не смог присутствовать на твоём выпускном, — сказал папа, как только мы выехали из послеобеденной пробки. — Я хотел быть там, но с моим графиком работы это было невозможно.
— Да все нормально, — сказала я, наблюдая в окно, как приближаются городские высотки. — В любом случае в выпускном нет ничего особенного. На самом деле, это очень скучно. Но мама записала церемонию на мою цифровую камеру, чтобы я могла отправить это Трейсу. Если ты хочешь, я могу загрузить файл на твой компьютер и показать тебе, когда мы приедем в кондо.
— Правда... как раз об этом, карапуз... у меня есть некоторые новости.
— Какие? — я повернулась к нему, немного нервничая, вспомнив любимый кондо с яркими картинами в стиле ретро и скрипучими половицами.
— Честно, это небольшое изменение, — сказал он. — Не надо переживать.
— У вас ведь не снова муравьи, правда? Я говорила, что тебе нужно вызвать настоящего истребителя, а не пытаться избавиться от них самому.
— Нет, это не муравьи, — сказал он. — И я не думаю, что нам придётся снова беспокоиться об этих вредителях, потому что… я переехал.
— Переехал? — переспросила я. — Ты имеешь в виду новый дом?
— Да, это то, что я имею в виду.
Я уставилась на него в шоке.
— Но... ты же любил свою квартиру. Почему ты переехал? Ты хотел быть поближе к озеру или что?
— Нет, это не рядом с пляжем.
— Тогда зачем ты отказался от кондо? — спросила я. — Если ты не собирался быть ближе к озеру, тогда нет причин жить в Миллертон.
— Да, согласен. Но просто я больше не живу в Миллертоне.
— Что? Правда? Но ты всегда жил в Миллертоне. Ты вырос там, я выросла там. Почему ты уехал?
— Ты увидишь, когда мы доберёмся до Гамильтона. Тебе там понравится, карапуз, — заверил он. — Это отличный небольшой микрорайон. Великолепные окрестности. Замечательные люди. Тебе понравится проводить своё лето там, я обещаю. Это даже лучше, чем Миллертон.
Гамильтон был чёртовой дырой.
Я обнаружила это спустя три с половиной часа многократного прослушивания каждой песни на моем iPod-е. Я провела все время в пути, не разговаривая с папой, в раздражении от того, что он не предупредил меня о своем переезде. У него всегда была дурная привычка скрывать от меня некоторые вещи, такие как новая девушка (хотя это никогда не длилось достаточно долго, чтобы иметь значение) или ремонт в кондо. Но никогда прежде не было настолько радикального изменения, как переезд в новый город.
Новый, дерьмовый город.
Я уже собиралась зайти на iTunes[4], чтобы скачать новую музыку, когда папин внедорожник проехал мимо надписи: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ГАМИЛЬТОН!» Как только я увидела восклицательный знак, я поняла, что обречена. Стало только хуже, когда мы проехали глубже в город.
Пригород.
Один светофор.
Население меньше тысячи.