Наследством Лидии Львовны оказались карточки: удивительной красоты миниатюры с девушками в нарядной деревенской одежде, городскими модницами в театре, верхом, на балу.
Глаза разбегались от этой красоты и реалистичности. Мне и минуты не понадобилось, чтобы понять, что это даже лучше, чем я себе могла представить. Особенно для продажи за границу!
Мы нашли нотариальную контору, где официально оформили продажу. У Лидии Львовны имелись права на эти изображения, оформленные мужем. Он понимал, что это стоит целого состояния. А вот глупый секретарь из газеты даже не увидел их ценности.
Так я Митрошина Надежда Дмитриевна, сама недавно бывшая собственностью, стала владелицей картинок, а самое важное – прав на эти изображения!
Оформили покупку за десять рублей, но Лидии я отдала сорок. Очумела она от этого знатно и даже попробовала отказаться. Но я убедила ее, пообещав продолжить общение и в следующий раз привезти в подарок изделие с одной из миниатюр.
Мы с Фирсом отвезли ее до квартиры, расположенной в двухэтажном кирпичном доме недалеко от площади. Я предложила съездить в лавку за продуктами, но она ответила:
— Вот это удовольствие ты оставь мне, девонька! Это мы сами!
Обменявшись адресами для писем, мы обнялись и попрощались.
Домой я ехала счастливая, как ребенок, обзаведшийся наконец, велосипедом.
— Фирс, а ты чего молчишь? – поинтересовалась я, поняв, что с самой чайной его не слышала.
— Не мое, может, дело, Надежда, но за такие деньги карточки купить! – в его голосе не было обвинения. Было удивление или даже очумение.
— Они куда дороже стоят, Фирс. Мы их описали. На них печати стоят сзади. Ты видел. И подписано, что копировать их можно только с моего позволения! Ты шкатулки видел?
— А то ж!
— Представь, такие картинки будут на шкатулках! Лакированные, гладенькие и с барышнями этими…
— И чем это лучше цветов? Все с цветами хотят, Надь!
— Время пройдет чуть и цветы надоедят, как драконы надоели.
— Хто? – переспросил он.
— Ну, китайские эти… звери…
— Горынычи?
— Они самые!
В усадьбу мы приехали под утро. Фирс распряг лошадь и, подгоняемый Нюрой, побежал в кухню. Я решила перекусить там же, чтобы подруге не тягать самовар. Поди, не барыня и на кухне могу поесть.
— Вы чичас спать ложитися. До обеда можно смело отдыхать. Барин говорил, что дома пока делами займется. А вот после обеда велел вас будить. В мастерской работы полно, - сообщила Нюра.
Я понимала, что поспать надо, но душа рвалась в мастерскую, за стол. Хоть попробовать переписать эту красоту!
Спокойно и размеренно, даже можно сказать, счастливо проходили дни и недели. Лето вошло в свои права, загудело пчелами и шмелями над цветущими травами, запев по ночам соловьями. Разлилось рекой, затопив болотистые берега.
Радости в этом было столько, что время не чувствовалось. Засыпая только когда темнело, а вставая с первыми лучами солнца, я горела своим делом.
Подумала и продала навязчивому Бохаю шкатулки с цветами, прибереженные для осенней ярмарки, отнесла купцу Илье Федоровичу несколько круглых и овальных поделок. Часть была расписана под крашенки, а часть листьями черники с ягодами по светлому фону.
Деньги, за исключением некоторой мелочи, отдавала Осипу. Не только потому, что материал нужно покупать на что-то, а усадьбу содержать. Просто мне они были не нужны. Мне нравилось расписывать, придумывая новые и новые сюжеты, нравилось продавать и наблюдать, как растёт спрос. Наверное, я просто тешила свое самолюбие.
Но коли это приносит и деньги на содержание дома, значит, можно было не сильно переживать за гордыню.
Съездив в назначенное время в Троицк и просидев в чайной на всякий случай до трех часов, я не дождалась ни одного претендента. Заехала в издательство, ведь соискатели могли прийти туда. Но там для меня тоже не было никаких новостей.
Уговорив Фирса, я решила навестить Лидию. Если бы он отказался, деваться ему все равно было бы некуда: ведь я везла ей гостинцы. Сердобольная Нюрка, растроганная до слез рассказом Фирса про то, как старушка ела пирожки с ливером, напекла пирожков, завернула в тряпицу горшочек топленого масла и, подумав, добавила к гостинцу хороший ломоть копченого мяса.
Я везла шкатулку с пионами, расписанную слоями, как это делала с подносами.
И ехала я расстроенная. Потому что, как оказалось, мне подвластны не все тайны этого мастерства. Людей я нарисовать не смогла. Даже не лица, а просто силуэты выходили у меня криво и косо. Потратила я на пробы почти неделю. И пришла к выводу: я не художник!
Руки опускались. Но некоторое время спустя я снова приступала к делу.
Сидя за столом скромно, но со вкусом обставленной гостиной, наблюдала, как приодевшаяся, даже несколько помолодевшая Лидия накрывает на стол.
— Я хотела привести вам работу с миниатюрой, но не осилила, Лидия Львовна. Как бы мне сейчас помог ваш супруг, - с горестью протянула я ей шкатулку.
Она присела, взяла пенсне, принадлежащее когда-то, видимо, тоже мужу, и рассмотрела крышку с особым вниманием.
Удивило меня то, что женщина не открыла шкатулку, не осмотрела со всех сторон, как это делали остальные. Интересна ей была только живопись.
— Самоучка? – не отрываясь от блестящей крышки, спросила она.
— Да, - я тяжело вздохнула и принялась пить чай. Странной она мне казалась. Странной и какой-то… я даже не знала, как это описать: не такой, как все женщины, которых я здесь узнала.
— Техника интересная. Два раза лаком проходишься, чтобы приподнять лепестки над предыдущими? – снова спросила она.
— Иногда…
— А надо всегда одинаково, иначе соотношение высоты меняется. Кажется: чего там - толщина лака? А визуального объема дает ого-го! Сама придумала? – она наконец подняла на меня глаза.
— Почти. Кое-что подобное видела, решила испробовать, - ответила я, встретившись с ней взглядом.
— Молодец! Но миниатюры ты не сможешь писать. Для этого нужно учиться. Долго и тщательно! Художник нужен. Прелесть этих миниатюр в том, что выполнены они максимально приближенно к оригиналу. Видела? На некоторых лицах там ухмылка, а кто-то из них словно вот-вот заплачет?
— Да, конечно. Это меня и поразило! – я даже сидеть прямо не могла от этих деталей, описанных женщиной. Она так хорошо знала дело своего мужа!
— Да, их прелесть в … - она сначала улыбнулась, подняла брови, словно хотела сказать что-то очень важное, но потом выдохнула и вновь засуетилась по дому, отложив шкатулку.
После обеда мы еще поговорили, но Фирс стал меня торопить, потому что хотел вернуться домой до темноты. Отблагодарив хозяйку, засобирались.
— Через дорогу за площадью есть дорогой магазин. Там продают посуду, украшения для дома. Я продала туда сервиз… - заметив мой взгляд, она подняла брови, давая мне понять, что не потерпит жалости, и продолжила: - Так вот, я сообщу, что ты привезешь им свои шкатулки и что там есть у тебя еще…
— Спасибо Лидия Львовна, - я наклонилась и поцеловала ее в щеку.
— О! Ты меня так разбалуешь, дитя мое! Сам Бог послал тебя тогда в эту газету! Я счастлива, что мои… что миниатюры попали в эти ручки, - держа меня за ладони, она легонько сжимала их, и мне не хотелось оставлять эту женщину одну.
Вернувшись домой, я попробовала написать пионы так, как мне посоветовала моя новая знакомая, жена художника. И я была поражена разнице с теми шкатулками, которые делала раньше. Пионы стали как живые. Осип заметил перемены в моей работе и похвалил, что расту.
Я рассказала ему о Лидии, о том, что купила миниатюры, о том, что навещаю ее и что она хочет показать шкатулки в дорогом магазине.
— Этот мир держится не на деньгах, не на званиях и не на связях, Наденька. Запомни, что этот мир держится исключительно на людях и на людском сродстве. Духовном сродстве! Коли кто-то пришелся по сердцу, будь хоть твой кот, который лижет мне по утрам нос, никогда не отпускай от себя эту душу!