Крепостная

Глава 59

Моя вторая осень в Верхнеуральске, да еще и в девятнадцатом веке полностью вступала в свои права. Кто бы мог подумать, что я, человек, не хватавший звезд с неба и всегда думающий только о насущном, буду всю душу отдавать искусству.

Да, наши работы, если пока не знали и не узнавали, но для меня они стали такого размера шагом, что только успевай «расширяй юбки».

Заботы моей прежней жизни были настолько насущными, что вся красота, вся объемность этого мира прошли мимо, не коснувшись меня, даже когда за спиной остались тяжелая работа и забота о сыновьях, которым хотелось дать то, чего лишена была я: возможностей.

И когда я вспоминала свою прежнюю жизнь, понимала, что крепостной я была тогда! И держала себя в этих рамках тоже я сама. Не умела жить иначе? Не могла себе позволить что-то для души? Вероятно!

В начале ноября мы развезли наши шкатулки с одним единственным сюжетом миниатюр по лавкам купцов и крупных торгашей. Но в первую очередь я завезла из в магазин в Троицке.

Сама съездила в Оренбург и выбрала там несколько крупных лавок. На пробу отправила в один неприметный магазин в Петербурге, как-то связанный со знакомыми Лидии. Все это решилось одной перепиской.

К середине ноября о наших шкатулках заговорили. Начали появляться плохонькие подделки, но любой моментально понимал, что это совсем не оригинал. А к концу месяца, когда мы отправили по тем же точкам шкатулки со второй миниатюрой, слухи о нашей мастерской достигли Петербурга со всей громкостью. И, как я и планировала, стали дорогими модными безделушками. О них говорили, спорили и гадали, что будет изображено на следующих шкатулках

Мы расширяли мастерскую, делая в ней несколько отдельных комнат, чтобы каждый очередной этап происходил в следующей. Осип обучал еще двоих мастеров, занимался покупкой краски и лаков. Мне нравилось, что он не отходит от дел полностью.

Поставщик краски и лаков сильно снизил нам цены, потому что уже знал, что мы делаем и сколько это стоит. За это мы просто не скрывали, где берем материалы.

А я тайком от всех переписывалась с Евгением! Каждые пару-тройку дней, как только почта приходила к нам в городок, мне несли не меньше трех конвертов. Евгений писал мне каждый день. Рассказывал о делах, о простых бытовых мелочах, о планах. И расспрашивал о том, как у меня продвигаются дела.

Я писала, когда было время, когда вдруг среди шумного вечернего застолья в гостиной мне становилось одиноко.

И наступил день, когда Глафира прибежала в мастерскую с новостью:

— Там этот… твой… ну, который с раной во всю шею… приехал и Петрушку нашего привез. С дохтаром вместе! А Петрушка чумной, будто по голове ударили, - тараторила Глашка.

А я чувствовала, как внутри меня растет радость. Ширится, превращается из неуверенной надежды в зыбкое счастье.

— Барин велел тебя в усадьбу звать. Нюра ужин пораньше ставит. Они пока там кофием балуваются. Испробывала я: зараза такая, хуже лекарства. Не пробывай даже, - пока я собиралась, подруга рассказывала обо всех деталях пропущенного мной момента приезда и расположения гостей.

Перед домом стояла карета семьи Рушанских. Пара мужиков делились сплетнями, а бабы с детьми подтягивались посмотреть: правда ли молодой барин такой дурак, каким его описали видевшие мужики.

В гостиной, как всегда, всех развлекала Лидия. Ее звонкий голосок перемежался тихим голосом Осипа. Когда я вошла, поняла, что ищу глазами Евгения.

Он встал и пошел мне навстречу. Поцеловал мою ладонь, поклонился и посмотрел в глаза так, словно между нами существовала тайна и не было этих долгих месяцев разлуки.

Петр разговаривал с Владимиром, тем самым доктором, которого мы все знали.

Для меня нахождение рядом Евгения и Петра было не просто странно, а даже противоестественно. Двое мужчин, враждующих еще со времен университета, и та история между ними, когда Петр так сильно навредил однокурснику, словно отошли на задний план.

— Это Надежда, матушкина помощница, - представил меня довольно странным образом Осип и подмигнул, когда Петр перевел взгляд с отца на меня.

— Добро пожаловать домой, Петр Осипович, - стараясь не выказывать к нему истинного своего отношения, ответила я. Он встал, подошел ко мне и повторил все то же, что сделал недавно Евгений. Я слышала, как мой друг, стоящий в этот момент за моей спиной, откашлялся.

— Отец сказал мне, что матушки больше нет с нами. Я хочу поехать на могилку сегодня. Снег уже лег, а сугробов пока нет. Мы хотим поехать с отцом. Но ты тоже можешь собираться с нами, коли хочешь, - голос Петра был чужим: блеклым, неуверенным, каким-то смирившимся с действительностью. Я наконец услышала в нем горечь от утраты, боль от потери матери.

— Спасибо, Петр Осипыч. Я давеча уже была там: как раз родительская суббота была. Сегодня у меня дел еще много. Так что, позвольте, не пойду, - я не хотела лишних минут находиться с ним рядом. Это заметил Осип, но и бровью не повел. Он улыбнулся мне и взглядом указал на комнату за стеной, где, судя по звукам, просыпался наш Гера.

Евгений последовал за мной. Оказавшись в комнате, закрыл за собой дверь, просто притянул меня за руку к себе и обнял.

У меня не было ни сил, ни желания противиться. Мы стояли вот так молча, обнявшись, наверное, минут пять. Ровно до того момента, когда в комнату заглянула Лидия. Она сначала опешила, но моментально сориентировалась и взяла из колыбели ёрзающего уже от нетерпения мальчика. Улыбнулась и вышла с ним.

— Я ждал этого дня, представлял себе нашу встречу каждый вечер, - тихо сказал мужчина, снова взявший мои ладони в свои.

— Совру, если скажу, что не ждала, но… вы оказались смелее, чем я думала. Сразу хочу сказать, что не в моих правилах вот так прятаться по комнатам за спиной у мужа, пользуясь тем, что в доме сейчас все заняты другим, - мягко ответила я.

— Нет, я не планирую с тобой прятаться, душа моя. Я хочу поговорить с Осипом Германовичем и решить этот вопрос. Ты выйдешь за меня замуж, и мы станем жить неподалеку, - голосом уверенного, решившего уже все человека ответил Евгений.

— Стоп, стоп, - я высвободила свои ладони из его и выставила их перед собой. - Не нужно вот так: с корабля на бал! У нас с барином есть договоренность. И я ему обещала, что не пожалею о совершенном, что не собираюсь пока замуж, что не тороплюсь с устройством своей личной семьи. Выходит, я обману его, оставлю сейчас, когда он нуждается в поддержке? Да и дело наше хорошо пошло. Им надо постоянно заниматься!

— Ты считаешь, что ты всем здесь должна? А мне видится все как раз наоборот, Наденька. Коли бы не твои поступки и дела, все пошло бы крахом еще в прошлом году. Барин здесь не Осип Германович. Как бы я к нему хорошо ни относился и как бы его ни уважал, но хозяйка тут ты. Если посмотришь на все, что тебя окружает, не глазами матери всей этой семьи, а глазами женщины, то поймешь: всё и так уже тут работает без тебя. Нужные люди появились, правильным делом заняты, у барина есть наследник.

— Правы вы, Евгений, но частично. Я не говорю, что без меня тут все по миру пойдут…

— Так и считаешь. И этим расхолаживаешь людей, - перебил меня Евгений.

К моей радости, Нюра позвала за стол, и мы вернулись в гостиную. Очарование влюбленности, столкнувшись с проблемой моей совести, вдруг начало меркнуть. Как сыворотка правды, попав в меня, начала разрушать только-только окуклившееся счастье.

Петр помнил все до момента, когда учился в университете. Он помнил Евгения и чуть ли не каждый час просил у него прощения за свой поступок. Горевал по матери, которую не застал, не похоронил и не оплакивал в первые дни. И слава Богу, что он не придал значения или просто не озвучил своего ужаса, что случилась эта смерть не недавно, а больше года назад.

Осип не велел пока говорить о Германе. Все звали мальчонку Герой, а Петр, хоть и удивлялся наличию в доме мальчика, вовсе не интересовался его происхождением.

Жизнь потекла, как я раньше выражалась: «согласно купленным билетам». Петр часто был с отцом и Лидией, ни на шаг не отходящей от Осипа. Да и сам Осип вечно вертел головой в поисках своей новой пассии. Я даже с радостью замечала эту их взаимную привязанность. В их годы такие отношения были подарком.

Петра берегли от сплетен и слухов. Владимир, остановившийся в усадьбе под видом дружеского визита в гости, ни на минуту не оставлял Петра одного. С ним они совершали вечерние променады, если позволяла погода.

А Лидия в один из вечеров, когда после ужина я проводила Евгения, пригласила меня на разговор. Лицо ее было серьезным и выражало готовность сказать что-то, видимо, не особо приятное.

— Скажи мне честно, Наденька, какие у вас отношения с Евгением? Только не привирай, не умалчивай и не обесценивай его значения для тебя, - она начала так, что одним предложением сама и рассказала и себе, и мне всю правду.

— Евгений зовет меня замуж, просит развестись с Осипом. А я не могу, потому что обещала барину, клялась, что нет у меня пока никаких планов касаемо семьи…

— А сейчас есть? Значит, ты не против его предложения? Сердце твое что говорит?

— Не против, Лидия. Но…

— Ты не «нокай». Как чужие проблемы решать, ты уверенная, прешь напролом, словно медведь. Бесстрашная, тоже мне… а как о себе подумать, так, значит, сразу в кусты?

— Ну, как в кусты, Лидия Львовна, милая… Ты же видишь, Осипу сейчас нелегко: Петр, Гера, да и сама я задумала все эти дела с мастерской… Столько всего заварила. А расхлебывать кому?

— Ты правда думаешь, что Осип несчастный и потерянный? Я послушала, что тут было до меня. Так, пожалуй, пусть Петр лучше и не приходит в себя! Вон какой внимательный к отцу! Мальчишка растет всем на радость. А коли не мастерская и твои идеи, так и правда, по миру бы пошла вся усадьба. И Осип первый, кто это знает и ценит. Неужто ты считаешь, что он твоего счастья не хочет? – Лидия вывалила на меня столько вроде бы лежащих на поверхности фактов, что я замерла и молча уставилась на нее.

И внутри очень осторожно, будто боясь снова уколоться об острые преграды, затлело чувство радости и возможности счастья. Счастья только для меня.