Любовь после никогда

ЧЕТЫРЕ

Лейла

Его гигантское эго проявляется в каждом его шаге, когда он приближается к одной из скромных на вид девушек, танцующих на сцене. Она вскрикивает, когда видит, что он смотрит на нее.

Он хватает ее за шею и наклоняет перед собой, ее ноги выпрямлены, а задница выгнута, чтобы он мог рассмотреть ее.

Тейни дрожит рядом со мной. Ее внимание приковано к сцене.

Между моими ногами вспыхивает некий слабый ожог, словно призрак оргазма, который я потеряла сегодня.

Пока публика, затаив дыхание, — я в том числе — безымянный Дом, который выглядит всего на несколько лет старше меня, стягивает с женщины нижнее белье. Она скатывается к ее коленям, и он поворачивает ее задницу к толпе, чтобы показать им, какая она уже мокрая.

Женщина сжимает колени, выгибая бедра, когда Дом скользит внутрь нее двумя пальцами, затем третьим, воздействуя на нее, пока она не начинает трястись.

Как бы я обычно не ненавидела наблюдать, как мужчина таким образом доминирует над женщиной, я очарована. По завиткам татуировок и игре золотого света на его бледной коже, по падению его черных волос. Кстати, он двигается.

Он хищник в чистом виде.

И все же по какой-то причине он зацепил меня женскими партиями.

В следующее мгновение безымянный Дом вытащил свой член и провел рукой вверх и вниз по всей длине своей массивной эрекции. Он отодвигает черные стринги в сторону, вытаскивает из них завернутый в фольгу презерватив и дюйм за дюймом соблазнительно сдвигает его по своей длине. Зрители коллективно затаили дыхание, наблюдая, как он скользит своим членом по капающей щели женщины, особенно по выпуклой головке этого уже твердого члена, прежде чем он засунул его в покорную, задыхающуюся перед ним женщину.

Никакой настоящей прелюдии и никаких предупреждений.

Он обхватывает ее за талию и сдвигает их обоих так, чтобы их бока были обращены к публике, и мы могли наблюдать за каждым медленным толчком. Каждый карающий толчок бедер Дома, когда он снова входит в нее.

Снова.

Снова.

На сцене есть стулья для большей игры, и у кроткой женщины нет другого выбора, кроме как держаться за спинку одного из них, пока Дом накачивается на нее, достаточно сильно, чтобы ее глаза закатились от удовольствия.

Именно поэтому сегодня здесь полно людей.

Он причина, по которой так много людей прекратили свои выступления, чтобы посмотреть, как он трахается. Он вырывается из женщины так, что в ее киске остается только его головка, прежде чем броситься вперед и заставить ее вскрикнуть. Резкий звук чистого удовольствия и чувств эхом раздается в моих ушах, и Дом папочка тянется, чтобы отшлепать ее по заднице. Ее сиськи. Он сжимает ее соски, и ее стоны становятся пронзительными.

Он протягивает руку, помещает указательные пальцы в уголки ее рта и крепко держит ее, как удила в уздечке, в то время как он скользит в ее канал и выходит из него. Время вокруг нас замедляется, и секунды измеряются в каждом резком вдохе мужчины, в каждом похотливом рыдании женщины, над которой он работает.

Я не могу отвести взгляд и не могу заставить свой разум работать так, как мне нужно.

Боги, это горячо.

Есть что-то в том, как он двигается, как он наклоняет бедра и работает с ее телом, не оставляя сомнений в своем контроле. Над ней и ситуацией.

Этот мужчина… что-то особенное, и я вижу это даже с раздражением. Он худощавый и мускулистый, с густой темной бородкой, которая придает ему вид синяка, дополняет сценический образ, который, как мне кажется, является не творением, а его настоящим «я».

Его бутылочно-зеленые глаза кажутся ледяными, но уверенными, когда он окидывает ими толпу.

Он меня бесит.

Внутри меня разочарование переплетается с желанием.

Не по какой-то конкретной причине, кроме высокомерия, прилипшего к нему так же сильно, как и его пот. Он тот, кто заработал репутацию, основанную на внешности и эго. Конечно, у него большая голова в обоих случаях.

У него грубая сексуальная привлекательность, но не более того.

Ага, высокомерный придурок, который знает, что хорошо обращается со своим телом.

Может быть, он и хорош, но он из тех парней, которые меня раздражают мужскими Домами в целом.

Чернила вспыхивают на его спине, когда он поворачивается, чтобы дать зрителям возможность лучше рассмотреть его задницу и киску, в которую он трахается. Мое сердце замерло в груди, дыхание перехватило, а глаза расширились.

Есть еще татуировки. Яркие черные линии рисунка пересекали мышцы его плеч и позвоночника.

Но это тот же дизайн, что и у моей зажигалки.

Вплоть до мельчайших деталей.

Его татуировка представляет собой горящего феникса, те же парные мечи с навершиями из белой розы и стилизованным синим пламенем.

Трахни меня.

Этот человек с волшебным петухом имеет какое-то отношение к убийству моего отца.

Грохот клубной музыки точно соответствует темпу выступления Дома на сцене, и пока девушка кричит, кончая ему на член, я устремляюсь к сцене. Не обращая внимания на то, как Тейни называет мое имя.

Я поднимаюсь по ступенькам, прячусь за занавесками у края сцены, когда крысиный ублюдок выбегает, свидетельство удовольствия женщины размазано по всему презервативу, и уходит, как будто он только что выиграл какой-то приз. Оставив ее одну и дрожащую.

Публика сходит с ума, но он игнорирует это, уходя со сцены. Он не видит меня там, когда я хватаю его за локоть и дергаю к открытой двери за занавесками, небольшой раздевалке, которой девочки могут воспользоваться, когда им нужно передохнуть или уединиться.

— Ты, — его имя не важно. Есть татуировка и его связь — какой бы она ни была — с моим отцом. — Мне нужно с тобой поговорить.

Он смотрит на меня сверху вниз и, поддерживая зрительный контакт, тянется к приставному столику, чтобы взять полотенце, и проводит им по лицу. Повернулся так, что его полумачтовый член, все еще завернутый в презерватив, покачивался прямо передо мной. Как будто он хочет, чтобы я на это потаращилась.

Сдерживая рычание, я скрежетаю зубами и продолжаю удерживать его противоположную руку. Я заставляю себя пристально смотреть на его лицо и изумрудные глаза, все еще блестящие последними намеками на удовольствие и темным светом, кричащим о вызове.

Жаль, что я не принесла свой значок.

Мне бы хотелось иметь пистолет.

Мой желудок лениво дергается под тяжестью его взгляда.

— Если ты хочешь кусочек меня, тогда встань в очередь, дорогая, — он окидывает меня взглядом, прежде чем фыркнуть, отмахиваясь от меня, на его лице написано ленивое презрение.

— Можешь оставить свой уставший член при себе. У меня к тебе вопросы, — говорю я. Спокойно. Мне нужно успокоить свою задницу.

Я медленно разжимаю пальцы вокруг его предплечья и делаю шаг в противоположном направлении. Дом стягивает стринги вниз, снимает их и отбрасывает в сторону, отбрасывая презерватив, прежде чем потянуться за парой шелковых боксеров. Он натягивает их на бедра, даже не удосуживаясь привести себя в порядок.

По крайней мере, он отложил свои дела. Я должна убедиться, что он не сможет сбежать или попытаться избежать этого разговора.

Я не могу оторвать взгляд от татуировки на его спине. Это он. Вот и все. Либо он убийца, либо знает, кто совершил преступление. Дизайн уникален и более легкий, сделанный на заказ. Все в отделе с этим согласны.

Где Дом видел эскиз для нанесения татуировки, если он не был причастен к этому делу?

Я хочу, чтобы мое сердце перестало так сильно биться, иначе я могу потерять сознание. Моя грудь сжимается, мышцы сжимаются от адреналина и отчаянной потребности надрать этому человеку задницу.

Кем бы он ни был.

— Если ты здесь не для того, чтобы трахаться, то уйди с моего пути. Я занят, — он смотрит на меня через плечо. — Во всяком случае, слишком много одежды и плоская задница.

Я сердито смотрю на него. — Как тебя зовут?

Он наклоняется ближе и сверкает зубами. — Разве ты не слышала? Я чертов Тор.

— Мне не нужен твой сценический псевдоним, — я бегу, чтобы закрыть за нами дверь и заблокировать выход своим телом. — Какое твое настоящее имя?

— Почему ты думаешь, что я тебе это отдам? Особенно, если ты здесь не ради развлечения, — кажется, он находит мое рычание забавным, если судить по его ухмылке.

— Имя. Пожалуйста, — мне больно добавлять последнюю часть.

— Как меня зовут? — повторяет он. — Ты хочешь ответов и не хочешь ничего дать мне взамен? Очень жаль. Несмотря на плоскую задницу, в тебе действительно царит целая атмосфера, — он показывает полотенцем на мой хвост. — Мне это нравится.

Вместо того, чтобы ждать, пока он сделает шаг, я лезу к нему, прижимая руку к его обнаженной груди. — Ты мне ответишь.

Он переводит взгляд с моей ладони на мое лицо и теряет всякую улыбку. — Что ты пытаешься узнать?

Я хочу сделать гораздо хуже, чем небольшую пощечину. Мне хочется ударить его головой об пол и увидеть, как из уголков его глаз текут слезы.

Мой папа…

Я не позволю Тору покинуть эту комнату, не получив ответов и оставив ему синяки. Как это за что-то взамен?

— Милая… — он ухмыляется. — Ты не хочешь этого делать.

— Твое имя .

Его рука вытягивается прежде, чем я осознаю это движение, и внезапно его пальцы обхватывают мое горло.

— Кто ты? — спрашивает он.

— Я полицейская.

Он смеется и сжимает мою шею до такой степени, что мне становится трудно дышать. — Ну, это делает меня еще менее склонным называть тебе свое имя.

Я пинаю его, надеясь нанести удар по этому члену и не ожидая, что он предугадает мое движение. В ту секунду, когда я собираюсь ударить ладонью его по локтю, чтобы заставить его отпустить меня так, как показал нам мой инструктор по самообороне, он уже прижимает меня спиной к стене, а мои ноги находятся в нескольких дюймах над его членом.

— Отпусти меня! — я держу его за запястье, ни во что не пиная.

— Хочешь имя? Возможно, это тот, кого ты уже знаешь. Габриэль Блэквелл, — его глаза сужаются. — Милая .

Перед глазами плясают черные точки, и я задыхаюсь, пытаясь дышать. — Я не твоя чертова возлюбленная.

— Нет, ты просто помеха, — он сжимает немного сильнее.

— Габриэль, стой!

— Иди нахуй. Возможно, это принесет тебе пользу, — он внезапно роняет меня, и я спотыкаюсь, втягивая воздух в легкие.

Я не позволю ему уйти отсюда, не поговорив со мной. Несмотря на пренебрежительные движения и выражение его лица, я встаю на его пути и протягиваю руку. Снова касаясь его потной груди.

Его глаза темнеют еще сильнее, и на секунду мне становится обидно и страшно. Затем я стискиваю зубы и бросаю ему в ответ его высокомерие.

— Нам нужно поговорить. Есть вещи, которые я должна знать.

— Убирайся, — хрюкает он.

— Нет, пока ты не ответишь мне на несколько вопросов, — мое сердце сильно колотится, пульс грохотает в ушах, и легкий озноб пробегает по спине.

— Какую часть траха ты не понимаешь? — он смотрит на меня устрашающе. — Или прошло так много времени, что ты уже не помнишь, каково это?

— Может, сейчас у меня и нет значка, но есть способы заставить тебя заговорить, и я уверена, что смогу доставить тебя в участок за секунду, — я щелкаю пальцами. — Итак, ты собираешься вести себя хорошо или нет?

Прежде чем я понимаю, что произошло, его рука снова оказывается у меня на горле, и он толкает меня во второй раз, мой затылок врезается в стену, пока эти черные точки не превращаются в кружащиеся звезды.

— Я сказал, — повторяет он. — Иди на хуй.

От выражения его лица мой желудок скатывается в пропасть. Я хотела драки. Выбор одного на данный момент является второй натурой, особенно если учесть, что он был полуфизическим еще до того, как мы дошли до самой сочной сути обращения. Оттолкнуть меня — самый быстрый способ меня разозлить.

— Кто ты на самом деле? — он так пристально смотрит на меня, что мне приходится сглатывать неуместный комок в горле. — Кто ты, черт возьми?

Красивый, хоть и высокомерный придурок. Все эти темные волосы и гигантские золотые точки в его глазах… его внешний вид обещает не только разбить сердца, но и сокрушить их без возможности выздоровления. Моя грудь болит, и это не имеет ничего общего с его руками на мне, напоминая мне, кто именно контролирует ситуацию.

Габриэль подходит ближе, и я медленно вдыхаю, принося с собой его запах. Конечно, есть секс, мускус его пота и дым клуба. Также есть намек на горькие специи.

Аромат окутывает меня внутри, прежде чем протянуть ищущие щупальца, чтобы найти пустые места и заполнить их. Внезапно я дрожу, и это не от страха.

Я сопротивляюсь ему, ненавидя то, как он доминирует надо мной. К сожалению, это приводит меня к более близкому контакту, и мое тело реагирует. Притяжение сверкает ослепляющим светом, плотским. Абсолютно жадный и охотничий.

Он тоже это знает.

Унижение окрашивает мое лицо в нежелательный цвет. Он хочет от меня реакции и даже не пытается ее спровоцировать. Черт возьми, я дам ему то, что он хочет. Он смотрит сквозь меня, и одна сторона его рта изогнулась от чистого удовольствия. Это хуже, чем ощущение, что над тобой откровенно смеются.

— Лейла, — говорю я испепеляюще. — Синклер.

— Лейла .

Он захватывает мое дыхание тем, как мое имя срывается с его языка. Глаза еще темнеют, и я не уверена, очень это хорошо или очень, очень плохо. Морщины его улыбки углубляются в твердость, которую я знаю лучше, чем сопротивляться. Даже несмотря на непрошеную похоть, охватившую мое тело.

Его член у меня на животе дергается и напоминает мне, что он все еще тверд под боксерами.

Габриэль ухмыляется, и выражение его лица исчезает, пока я не ощущаю это как физическое присутствие глубоко внутри. — В следующий раз, когда ты подумаешь о том, чтобы толкнуть меня, Лейла , ты вспомнишь, каково это — чувствовать мои руки на своем горле. И когда я тебя трахну, ты будешь выкрикивать мое имя, и тебе понравится, каково это — просить милостыню.

Будь он проклят . Мои глаза расширяются, а сердце бьется нерегулярно.

К какому бы эффекту он ни стремился… он добился.

Вспомнив, кто я, я ударила ладонью по его запястью достаточно сильно и с достаточным давлением на его сустав, чтобы заставить его отпустить меня.

— Иди к черту.

Я не уверена, что смогу не отомстить и не подтолкнуть его еще немного дальше. Особенно, когда Габриэль наклоняет голову набок, изучая меня.

Я разворачиваюсь на пятках и выхожу из комнаты, спускаюсь по ступенькам и врезаюсь в другие тела на первом этаже клуба. Я подбегаю к бару и поднимаю три пальца. — Шоты, — требую я. — Самые сложные, которые у тебя есть.

Кожа на моей шее, где он беспомощно держал меня, возвращает ему мое сознание. Пятно почти горит.

Бармен, добрый мужчина с быстро залысинами, ставит передо мной три рюмки, полные желтоватой жидкости, и я осушаю первую. Потом второй, третий. Я бросаю пару двадцаток на стойку рядом с пустыми стаканами и выхожу из бара. Чтобы добраться до выхода, потребовалось слишком много времени, и когда я выхожу из дверей, я наконец могу дышать.

— Тяжелая ночь, да?

Саб держится в тени, его предпочтение видно по ошейнику на его горле. Не такой толстый, как тот, который носит Тейни, но достаточно, чтобы дать мне понять, где он находится и чего он ожидает от этой ночи. Он растирает окурок сигареты под ногами и смотрит на меня.

Я киваю ему пальцем. — Поиграй со мной, — это плохая идея, и, скорее всего, мне не следовало проходить мимо переулка со странной субмариной.

Требуется совсем немного усилий, чтобы поймать такси и попросить водителя отвезти нас ко мне домой. Саб смотрит на меня слишком яркими глазами, но кивает головой и соглашается. Это несправедливо для каждого из нас, но такова природа игры.

И сила глаз Габриэля Блэквелла не дает мне покоя до конца ночи.

Хуже всего то, что большая часть меня, та, которую я засунула глубоко, не хочет ничего, кроме как вернуться в клуб, встать перед ним на колени и доказать его правоту. Я не уверена, лучше это или хуже, чем принести саб обратно в свою квартиру и продолжать гоняться за кайфом, которого я, похоже, так и не нашла.