Даже не подумав о том, чтобы освободить Яну, я двигаю стул так, чтобы мне было удобнее, быть вместе с ней. Она давится вдохом, невольно дернувшись от неожиданности.
— Что ты делаешь?
Если быть честным, я не имею ни малейшего понятия, поэтому только пожимаю плечами, проверяя, насколько надежно она связана.
— Правила не изменились. Если ты скажешь “стоп”, я остановлюсь. Поняла?
Она неуверенно кивает.
— Ты не ответил на вопрос.
Я правда думаю о том, как можно было бы все объяснить, но не могу подобрать слов. Мною правят инстинкты.
— Ты хочешь, чтобы я остановился?
Она закрывает рот, трогательно сведя бровки домиком.
— Я так и думал.
Зацепив пальцами пояс ее шорт, я стягиваю их вместе с ее трусиками, чтобы бросить на кровать позади себя. Затем я отступаю назад, внимательно рассматривая ее, потому что, черт возьми, это самое сексуальное, что я когда-либо видел в своей жизни. Ее руки связаны, майка сбилась, а голые бедра стыдливо сведены, но едва ли скрывают все самое интересное.
Я раздвигаю ее ноги, открывая себе полный обзор. Она красивая, манящая, и прежде чем приступить к делу, мне хочется бесконечно рассматривать каждый сантиметр ее тела. Не удивительно, что я настолько одержим ею — она просто слишком хороша.
По ее неглубокому, тревожному дыханию я могу сказать, что она хочет меня так же сильно, как я хочу ее.
Соскальзывая на пол и устраиваясь между ее ног, я уже сгораю от предвкушения.
Она невероятна на вкус. Каждый раз с ней все лучше и лучше предыдущего. Каждый раз она еще более потрясающая, чем я помню.
Ни одной девушке я не хотел доставить удовольствие так сильно, как хочу доставить его ей. Я крепко удерживаю ее ноги, прижимаясь ртом между ними, не даю вырваться или отстраниться, вслушиваясь в отчаянные стоны, срывающиеся с ее губ.
Она кончает долго и сильно. Дважды. К тому времени, как я довожу ее в третий раз, она трясется всем телом и едва ли может думать.
— Это слишком, — задыхается она. — Я больше не могу…
Она пытается вывернуться, но я, оказывается, весьма хорош в связывании женщин, которых хочу.
Я заменяю язык пальцем, прежде чем ответить.
— Можешь. А теперь замолчи, иначе мне придется удвоить усилия.
Она качает головой.
— Нет. Не надо больше. Хватит, пожалуйста.
Но она не говорит “стоп”. Я уверен, что ей не нужно напоминать о том, как все закончить. А еще я уверен, что она не станет произносить это самое “стоп”. Я даю ей слишком много, но именно такого обращения она и хочет.
И я хочу того же.
На самом деле, я думаю, мы оба хотим большего.
— Прекрати Сопротивляться. Или я, — замявшись, я на секунду замолкаю, не зная, как продолжить. — Или будут последствия.
Понятия не имею, какие последствия, но я полон решимости довести свою угрозу до конца.
— Я буду наказана? — спрашивает она, ее бедра дрожат. Это последнее, что ей удается произнести прежде чем достичь новой разрядки.
Я в восторге от ее реакций, от этой чувствительности и красоты, что, ни разу не притронувшись к себе, тоже оказываюсь на грани. Я бы хотел узнать, выдержит ли она еще один заход, но, боюсь, сам сдержаться не смогу.
Она все еще задыхается и дрожит, когда я наклоняюсь ближе. Я тянусь к ней и расстегиваю импровизированные наручники. Затем отступаю, давая ей свободу.
— Встань и повернись, — приказываю я, хотя, вообще-то, приказы раздавать не привык. Тем не менее, звучу я весьма убедительно и уверенно.
Она повинуется почти сразу. Мне нравится, как подрагивают ее ноги, когда она выполняет мою команду. Она едва может стоять сама, поэтому я разрешаю ей упереться руками в стол. Мне нравится смотреть на нее, наклонившуюся и сильно прогнувшуюся в спине, с кожей, блестящей от пота, и подрагивающими от напряжения мышцами.
Я хочу укусить ее, пометить, как свою собственность.
Почти не обращая внимания на происходящее вокруг, я складываю ремень пополам и, не успев сообразить, что делаю, ударяю по упругим ягодицам. С пошлым щелчком ремень касается бледной кожи, и Яна глухо всхлипывает, дергаясь, тихо хнычет.
Я должен услышать это снова.
Я повторяю движение, и теперь на ее коже остаются два красных следа от ремня. Я легонько провожу пальцами по горящей плоти.
Черт. Это так горячо. Какое-то извращение.
Нужно притормозить.
— Милая? — неуверенно спрашиваю я, внезапно обеспокоенный тем, нравится происходящее только мне.
— Да, все нормально… — говорит она сквозь стиснутые зубы, очевидно, читая мои мысли. — Все хорошо. Продолжай.
Больше мне ничего не нужно. Отпустив себя, я снова замахиваюсь.
Ударив еще пять раз, я понимаю, что уже давно нарушил обещание держать себя в руках. Но Яна, кажется, не намерена возражать. Погладив ярко-алые от следов ремня ягодицы, я, наконец, расстегиваю и приспускаю брюки, чтобы сразу войти в нее на всю длину.
Она такая тугая, теплая и влажная — просто невероятно.
— Как же хорошо, — говорит она с таким блаженным вздохом, что у меня напрочь сбивается дыхание.
— Сочту за комплимент, — отвечаю я, выходя почти до конца. — Но сейчас будет еще лучше.
Она пытается рассмеяться над моими неловкими и чуть сбитыми комментариями, но давится вздохом, когда я резко и сильно двигаю бедрами. Вбиваясь в нее снова и снова, я неумолим. Между нами столько страсти, будто Яна — единственная женщина, которую я могу хотеть. Это плохой знак. После такого не случается ничего — только крепкие, болезненные привязанности.
Я не хочу такого исхода событий и, одновременно с эти, я не собираюсь отпускать Яну. Сорвавшись за грань, я прикрываю глаза, но все равно вижу ее перед собой. Я рассыпаюсь на кусочки и одновременно с этим собираюсь, наконец, в единое целое.