Не глядя на меня, Яна проносится мимо.
— Остановись, пожалуйста. Давай поговорим, хорошо?
Она игнорирует меня и направляется к входной двери.
— Стой! — снова кричу я. На этот раз, раздраженный ее безразличием, я протягиваю руку, хватаю Яну за локоть и поворачиваю лицом к себе. Как и в прошлый раз.
И, как и в прошлый раз, она дает мне пощечину. Сильнее, чем ночью. Настолько сильно, что, возможно, останется заметный след.
Это предупреждение. Мне стоит отступить
Не страшно. Я легко поддаюсь дрессировке. Может, это и не лучший ход, но обычно происходит так: я начинаю действовать силой, и ей это нравится.
Поэтому я притягиваю ее к себе и прижимаюсь к ее рту. Я нетерпелив и настойчив, моя рука ложится на ее шею, чтобы удержать на месте. И она открывается для меня, встречает мой язык, пускает меня внутрь.
И вдруг отталкивает.
— Нет. Стоп, — она смотрит мне в глаза, и от этого больнее, чем от пощечины. — Я хочу, чтобы ты остановился.
Мои внутренности словно зажимает гигантским прессом.
Я делаю шаг к ней. Она отступает.
Я протягиваю руку. Она качает головой.
Изучая ее лицо, я вижу, что глаза и нос у нее красные, значит, наверху она плакала. От этого мне самому становится еще хуже.
— Яна… — я не осознаю, насколько дрожащим и тихим оказывается мой голос. — Прости меня. Я слишком остро отреагировал. Мы можем поговорить?
Она продолжает качать головой.
— Что именно ты хочешь от меня услышать?
— Я не знаю. Можешь для начала объяснить, откуда у тебя бумаги с информацией по нашей компании.
На секунду я думаю, что Яна ничего не ответит, но потом она говорит:
— Чтобы я была готова к разговору с твоим братом, придурок. Игорь отдал их моему отцу.
А. Что ж. Это разумно. Но...
— А как насчет фотографий моих племянниц в твоем телефоне? Кому ты их отправила?
Ее лицо бледнеет, а челюсть напрягается.
— Ты рылся в моем телефоне?
— Нет. Я… — да. Ответ — да. Совершенно неправильный, но я пытаюсь защититься. — Ты оставила его на комоде.
— Это не дает тебе права рыться в нем!
— Я пыталась найти ответы.
— Ты мог бы просто спросить, — забавно, но именно это и сказала Майя.
— Отлично. Ты шпионишь за нами для Полины?
И тут же я понимаю, что совершил еще одну ошибку. Выражение лица Яны меняется от потрясенного до возмущенного. Ее рот плотно сжимается, и она вихрем отлетает от меня, направляясь к двери.
Я бегу за ней.
— Ты же сказала мне просто спросить!
— Я не думала, что дойдет до такого абсурда!
Ее рука уже лежит на ручке, когда я подбегаю и наваливаюсь на дверь, не давая ей выйти.
— Прости. Ты права. Я не должен был спрашивать, — сейчас я сделаю все, чтобы чтобы она осталась и поговорила со мной.
Она снова тянется к двери, но я не готов ее отпустить.
— Что я могу сказать, чтобы стало лучше? — вздохнув, она опускает руку и качает головой.
— Это не имеет значения.
— Не имеет? — я плохо понимаю, о чем речь, поэтому внутри рождается новая надежда.
— Больше нет причин для беспокойства. Это бессмысленно. Если твой брат рассказал тебе про все, то он ни за что не заключит сделку с моим отцом, и я не стану пытаться выяснить, что не так с Полиной, потому что это не мое дело, но я достаточно благоразумна, чтобы понять, где меня не ждут.
Я не могу этого вынести. Мне все равно, какие есть доказательства против нее и какова вероятность того, что Яна работает против нашей семьи. Моя интуиция говорит, что она невиновна. Моя интуиция говорит, что она на самом деле страдает, как и я. Ударив кулаком по двери, я говорю:
— Знаешь что? К черту Игоря. Мне плевать, чего он хочет.
Яна поднимает глаза, и мы встречаемся взглядами.
— Я говорила не о твоем брате.
В сердце будто вонзают острых нож.
— Милая, нет. Я хочу тебя. Я хочу быть с тобой, — мои слова звучат жалко, я умоляю Яну непонятно о чем.
Она поднимает бровь.
— Как будто ты мне веришь?
И нож в груди прокручивается.
Я открываю рот, но что я могу сказать? Она права. Я ей не поверил.
— Да, я так и думала.
На этот раз, когда она дергает ручку, я позволяю ей уйти. Делать больше нечего. Ее такси уже подъезжает к дому, и я не могу удерживать ее, когда она не хочет быть здесь. Когда у нее нет причин оставаться.
Я смотрю вслед машине, пока она не скрывается за поворотом, мои эмоции превращаются в ураган отчаяния. Как только она скрывается из виду, я отправляюсь на поиски Игоря.
Я нахожу его в кабинете, в одиночестве.
— Это ты во всем виноват, — с порога я бросаюсь обвинениями, гневно тыча в него пальцем. — Я был счастлив. Ты все испортил.
Его челюсть напрягается, губы сжимаются в тонкую полоску.
— Если хочешь кого-то обвинить, обвини Полину.
Конечно. Так будет проще всего. Обвинить во всех бедах Полину.
Но в глубине души я понимаю, что единственный человек, виновный в произошедшем, — это я сам.