Мачо для стервы

Глава 28

Все-таки доехав до места назначения, мы понимаем, что все уже давно собрались. Я заношу наши вещи в мою спальню, переодеваюсь, а потом, вместо того чтобы искать родителей, веду Яну в детскую, чтобы познакомиться с одной очень важной девочкой — моей племянницей Милой.

Не так уж важно, понравятся они друг другу или нет. Это имело бы значение, если бы я был на самом деле заинтересован в Яне. Мы с Милой очень близки. Я бы не смог по-настоящему быть с женщиной, которая не понимает, насколько сильно я люблю свою племянницу.

Но мы с Яной здесь только ради Игоря.

И все же я очень рад, что они сразу нашли общий язык. Устроившись на детском складном стульчике перед шатким низким столиком прямо во дворе дома, я раскрашиваю торжественно выбранную специально для меня картинку, при этом ухмыляясь от уха до уха. Позади нас вторая моя племянница, Арина, копается в земле пластиковой ложкой, а другие дети носятся вдоль забора, периодически роняя друг друга на землю. А самая красивая женщина в мире улыбается мне.

Неужели я попал в рай?

Мила резко отвлекается от рисунка и поднимает голову на Яну, задавая абсолютно неожиданный вопрос:

— А у тебя есть волосы на руках и ногах?

— Есть. Хотя на ногах я их убираю, — Яна отвечает абсолютно спокойно, ни капли не смущаясь. Они успели обсудить уже несколько внезапных тем, и каждый раз Яна оставалась максимально дружелюбной и корректной, поражая меня своей выдержкой.

— Почему?

Миле четыре. “Почему” — ее любимое слово.

Яна задумчиво хмурится.

— Хороший вопрос. Наверное, мне нравится, когда кожа гладкая, — она рассеянно проводит ладонью по колену. Мила сразу все замечает.

— Можно мне потрогать? — не дожидаясь разрешения, она протягивает свою крошечную, руку чтобы провести ей по коже Яны. — Ооо. Мягкая.

Прошел всего час с тех пор, как мы все-таки выехали с обочины на дорогу, но я не могу упустить шанса прикоснуться к ней.

— Можно мне тоже потрогать? Пожалуйста?

Я встречаю суровый взгляд, но разве она может мне сопротивляться?

— Ладно, — разрешает она с досадой.

Я поглаживаю ее икры, с удовольствием наблюдая за тем, как от моего прикосновения по коже бегут мурашки.

— Ты была права, Мила. Очень мягко.

Малышка накручивает на палец прядь темных волос и на минуту задумывается.

— А это не больно?

Яна качает головой.

— Обычно нет.

Я изучаю свою племянницу, пока она наклоняет голову, забавно хмуря брови.

— Ты дала ей пищу для размышлений, — говорю я своей спутнице.

— Надеюсь, ее родители меня за это не прибьют.

Я уверен, что Яна представляет себе, как Мила пробирается в ванную и берет бритву матери.

— Сбривать волосы с ног — это только для взрослых, — спустя секунду говорит она, подтверждая мои подозрения.

Я наклоняюсь к Яне и шепчу:

— Думаю, Лена ходит на лазер. Сомневаюсь, что она будет хранить бритву в месте, где до нее сможет добраться ребенок.

— Откуда ты знаешь, о чем я думаю?

Я пожимаю плечами, наблюдая за тем, как Мила возвращается к раскраске.

— Считай что по собственному опыту. Однажды утром, когда мне было лет шесть или семь, я одолжил у отца бритву. Хотел стать таким же взрослым дядькой.

— Что же ты сбрил?

— Правую бровь.

Яна не сдерживает громкого смеха.

— Наверно после этого ты стал выглядеть на все сорок! Что сделали родители?

— Отец отнесся спокойно, а вот мама была в ярости. Она не разрешала мне ходить в школу еще неделю после этого, но потом пришлось смириться.

— Незапланированные каникулы, как удобно.

— Думаю, она собиралась продержать меня дома еще дольше, но классная руководительница не вовремя позвонила ей узнать, как у меня дела, и мама была слишком пьяна, чтобы врать.

Я вытягиваю ногу под столом и испытываю облегчение после того, как оба колена были подтянуты к груди, и меняю фиолетовый карандаш на синий.

Яна берет желтый и тоже наклоняется к моей раскраске.

— Твоя мама… — она кое-как жестами показывает то, что не хочет договаривать вслух.

Я уважаю и то, как смело она спрашивает, и то, что она не делает из мухи слона это.

— Раньше, да. Уже больше пяти лет не пьет, — на самом деле, это целиком и полностью заслуга моей сестры. Она тогда была беременна первым ребенком и заявила, что мою маму и близко не подпустят к ребенку, если она продолжит бухать.

— О. Это хорошо.

— Да, хорошо. Правда, нам всем казалось, что проблемы в семье из-за алкоголя, но потом выяснилось…

— Какие проблемы, дядя Матвей? — упс. Я как-то забыл, что рядом есть еще и маленькие ушки, которые очень внимательно меня слушают.

— Я просто рассказываю Яне о бабушке Соне.

Глаза Милы расширяются в понимании.

— О. Бабушка Соня очень строгая.

— Да, есть такое.

Яна качает головой и игриво поглаживает меня по бедру, и мне приходится сосредоточиться, чтобы не отвлечься на это слишком сильно.

Арина, дочь моей сестры Майи, подхватывает наш разговор и добавляет его в песню, которую все это время напевала себе под нос.

— Она такая строгая, — тянет она. — Такая строгая, строгая, строгая.

Я не сдерживаю тихий смешок. Эта девочка постоянно поет.

Кира, внучка маминой лучшей подруги, ставит передо мной детскую чайную чашку с блюдцем.

— Ваш чай, уважаемый, — говорит она удивительно невозмутимо, чуть не споткнувшись о мою ногу. Вторую чашку она ставит перед Яной. — А это для вас, уважаемая.

Яна восхищенно улыбается.

— Вы такая внимательная. А к чаю полагается печенье?

— Это понарошку, — по тону семилетней девочки можно понять, что она считает Яну не очень умной. — На самом деле там нет чая. Он просто воображаемый.

Яна изображает, что делает глоток.

— А еще очень вкусный. Пожалуй, представлю себе печенье, чтобы было совсем хорошо. Мы дома всегда пьем чай с печеньем.

— Ты живешь далеко отсюда?

— Далеко, да. Надо лететь на самолете.

— Никогда не летала на самолете! — говорит Кира с восхищением. — Ты скучаешь по дому?

— Иногда скучаю. Но я, наверное, скоро туда вернусь.

— Вернешься? — я стараюсь говорить бесстрастно. Это просто вопрос. Меня не волнует ответ.

Хотя мой пульс, кажется, замедляется, когда она говорит:

— Если не получится устроить себе сотрудничество с вашей компанией, то да. Я бы с удовольствием осталась, но мне вроде как нужна работа.

— О, точно, — честно говоря, мне и в голову не приходило, что ее пребывание здесь может быть временным.

Я отворачиваюсь, чтобы она не заметила, что это меня беспокоит. Потому что меня абсолютно ничего не беспокоит.